Дева. Звезда в подарок - Усачева Елена Александровна - Страница 10

— Так я тебе и показала! — фыркнула Федина. — Вон у Ткаченко своего разлюбезного посмотри!

Петро как раз поднимался с земли.

— Да идите вы! — устало бросил он и побрел к палатке.

4. Невеста без места

Утро пришло с треньканьем, бреньканьем и птичьими перекличками. Солнце с удивлением заглянуло под кедры и обнаружило там три палатки. Одна, со скособоченным зеленым тентом, застыла в неудобной позе, размышляя, падать ей сейчас или еще немного подождать. Вторая, белая, посерела от утренней влаги. Ветка склонилась над третьим, оранжевым, тентом, по хвоинкам сбегала редкая капля, падала вниз, с настойчивостью дятла отбивая свой неспешный ритм.

Ирка снова заняла полпалатки, заставив Юлю и Лебедеву забиться в углы. Оля спала, свернувшись калачиком, блаженно запрокинув голову.

Бочарникова смотрела, как тент наливается краснотой, как с веселым щелканьем падают на него длинные хвоинки. С внешней стороны палатки полз жук. Он деловито переставлял ножки, ощупывая дорогу усиками. Перебравшись через шов, жук исчез. Зазвенел, зачувыркал зяблик. Что-то ухнуло, и в наступившей тишине полила свою песню пеночка. Закряхтели верхушки деревьев. Юля легко представила, как все это выглядит снаружи — и палатки, и кедры, освещенные ранним солнцем, и капельки вчерашнего дождя на кончиках листьев, и ясные, чистые вершины гор, и сладковатый воздух, от которого поначалу кружилась голова. Такое праздничное, такое отмытое, такое готовое жить и радоваться утро. И среди всей этой красоты, у подножия гор, около кедров, под перекличку зябликов и пеночек, в Юлиной душе рождалась тяжелая тоска.

Все неправильно. И этот поход, и этот насупленный Петька, которого почему-то все зовут Петро, и вчерашний дождь, и сегодняшнее тепло, и пропавший конверт. События требовали разъяснений. И Юля никак не могла понять, с чего начать.

Лежать было неудобно. Под спину попалась то ли кочка, то ли сучок. Юля всю ночь изгибалась вокруг него, и все равно в лопатку что-то упиралось. Дальше продолжать эти мучения не хотелось, надо было вставать. На утреннем солнце просушить штаны, попробовать постирать футболку. Она, конечно, не такая грязная, но и не такая чистая. Переложить вещи в рюкзаке. Привести в порядок ботинки.

Размышления об этом немного разогнали грустные мысли. Юля выбралась из палатки, сходила к речке умыться, отдраила оставшиеся со вчерашнего вечера грязные котелки, набрала воды, сполоснула свою миску, Иркину, Ткаченко. Низачем. Петькина миска просто попалась под руку. Постирала футболку, отчистила ботинки, выставила их на солнце. Повертела в руках перепачканные в земле после вчерашнего перехода штаны и решила, что сначала она их высушит, грязь можно будет потом оттереть.

Бочарникова настолько увлеклась хозяйственными делами, что не сразу заметила на себе внимательный взгляд. Пара темных недовольно сощуренных глаз уже некоторое время следили за ней: какая была взята миска, что сделали с котелками, что стирали. И только когда, достав из косметички зубную щетку и пасту, Юля опять пошла к ручью, Настя не выдержала.

— Зря стараешься! — высунулась она из палатки. — Он на тебя внимания не обратит!

— Это ты взяла мой дневник? — Юля не повернулась. Она стояла на вытоптанной за вчерашний вечер тропинке и только крепче сжимала в кулаке футляр со щеткой, чувствуя, как острый край впивается в ладонь.

— И без твоего дневника все понятно! — выкрикнула Настя. — Зачем еще можно было пойти в этот поход, если не из-за Петечки?

Юля вспыхнула, но сдержалась. Досчитав до семи, медленно повернулась.

— Странное утверждение. — Она следила, чтобы голос ее не дрожал. — Ты так говоришь, как будто сама только из-за него в поход и пошла!

— Больно надо! — Федина и бровью не повела. — Я его сто лет знаю. А вот ты за каким чертом здесь оказалась?

— Захотелось.

Настя вылезла из палатки и теперь стояла перед Юлей в гламурненьких розовых спортивных штанах, свитере и розовых шерстяных носках. Круто! Раньше Юля думала, что в поход стоит брать только темные вещи, а тут вдруг такой праздник цвета.

— Олег Павлович приглашал всех желающих, — с вызовом произнесла Юля и отвела глаза. Нет, зрительную дуэль она никогда у Фединой не выиграет, слишком жесткий у Насти взгляд.

— Ну и как там, звездочки на ладони от вранья не появляются? — хмыкнула Настя. — Или это только на воровство?

— Отдай конверт!

— Ага, у нас уже целый конверт пропал! — Настя походкой хищницы обошла Бочарникову. Та упрямо смотрела себе под ноги, что особенно бесило Федину. Она бы сейчас предпочла хорошую ссору глухой обиде. — Что же ты там хранила? Письма с признаниями в любви?

— Нет! — Юля переложила щетку в другую руку, вытерла вспотевшую ладошку о штаны. — Это моя вещь, и я хочу, чтобы она ко мне вернулась!

— Тоже надо будет поискать, интересно, что ты там прячешь. — Федина сузила глаза, пытаясь лазером своего взгляда распилить Бочарникову пополам. — А Петюню не трогай. Он у нас травмирован морально.

— Вы на него шкаф презрения уронили? — Юля непроизвольно нашла глазами косую палатку с зеленым тентом.

— А ты у него сама спроси. Глядишь, он тебе что и расскажет…

Нет, говорить с Ткаченко об этом Юля не будет, незачем. К чему ей все эти разговоры? Она и сама все хорошо понимала. Но Настя… Эта самоуверенная Настя, убежденная, что именно она может командовать и что-то решать в их маленькой компании. Надо было Федину поставить на место.

— Тоже мне секреты. — Бочарникова попыталась вложить в свой голос побольше презрения, и, судя по напряженному лицу Фединой, у нее это получилось.

— Да пошла ты! — вдруг вспылила Настя.

— Уже сходила и вернулась!

— Ой, какие мы смелые, — Федина от ярости начала краснеть.

— А чего бояться? Я грязные сплетни не распространяю.

Настя испепелила ее презрительным взглядом и нырнула обратно в палатку.

Юля сунула щетку в карман и снова повернулась к тропинке. Только сейчас она поняла, что на самом деле поражена.

Почему она сразу не догадалась, что у нее может быть соперница! Это же очевидно! Ткаченко красив. Ладно, не красив, симпатичен. Но это и неважно, на такого кто угодно обратит внимание. Соперница есть, и что-то там с этой соперницей произошло. Иначе никак не объяснить, почему он один. Палыч еще в городе говорил, что компания собирается большая, но в итоге поехали только десять человек. Может, в отсеявшихся был некто, из-за кого Петро постоянно молчит, из-за кого отказывается помогать Ивашкиной с вещами? У многих в их группе есть симпатии. Лебедева неслышной тенью ходит за Инвером. Сережка с сочувствием поглядывает на Катю. Даже Ирка начала жалеть Царицына. И только Петро один, словно вокруг него возвели стену отчуждения. А значит, все знают, что произошло. Знают и молчат.

А ведь все было бы по-другому, если бы она вместо этого похода написала ему в чате или поговорила с ним в клубе. Но она не могла это сделать.

Нет, конечно, идея с походом ей поначалу казалась простой. Где еще можно узнать человека, как не в горах? И что же она узнала? Ничего не узнала. Только еще больше запуталась. Почему она не родилась в апреле? У Овнов все так просто. Если Мишке что-то не нравится, он сразу об этом говорит. Если он что-то захотел, об этом тут же узнает весь лагерь. И пусть он ничего не добился, но никто ему и претензий никаких не выдвигает. Или вот Ирка. Если ей кто-то понравится, она непременно добьется его внимания. Он даже сам не заметит, как окажется около ее ног. Тельцы, они такие, своего никогда не упустят. А Федина? Все кругом будут виноваты, но только не она. Скорпионы — это Скорпионы. С упертым Козерогом Мустафаевым и так все понятно. Чуть что не по нему, уйдет в себя, хлопнув дверью. Близнец Сережка будет хохотать до упаду, но никогда не позволит обстоятельствам повернуться против него. И только дурацкий характер Девы заставляет ее скрытничать и искать во всем происходящем какую-то логику. А логики здесь нет. Надо было вчера сразу сказать, что пропал конверт. И он бы тут же нашелся. Палыч заставил бы всех перетряхнуть рюкзаки. Тетрадка не иголка, ее так просто не спрячешь. И даже если бы ничего не нашлось, слухов было бы меньше. По крайней мере, стало бы понятно, что первый сказавший об этом выдал бы себя. Кто еще может знать подробности дневника, как не тот, кто украл?