Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Сойер Рут - Роликовые коньки Роликовые коньки

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Роликовые коньки - Сойер Рут - Страница 34


34
Изменить размер шрифта:

Предложение Люсинды показалось газелям таким заманчивым, что они начали думать. Единственной безопасной вещью из всех оказались детские книги с картинками. Фрэнсис с Вирджинией из них давно выросли. Если бы Люсинда могла…

Люсинда могла. Взяв с собой шесть книжек, она по дороге домой зашла к Тони и попросила отнести их в ломбард. У мальчика эта просьба восторга не вызвала. Однако, узнав, в чем дело, он согласился. До Святого Патрика оставался всего один день, и времени на раздумья попросту не было.

Тони удалось выручить за книжки газелей целых семьдесят пять центов. Узнав об этом, Люсинда немедленно приняла решение.

— Эти книги все равно никто никогда выкупать не будет, — сказала она. — Значит, пятьдесят центов мы отдадим газелям, а на оставшиеся двадцать пять ты, Тони, купишь себе билет и посмотришь спектакль с нами вместе.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛЮСИНДЫ УАЙМЕН

17 марта 189… года

Удалось! Мы ходили туда. Только не втроем, а вчетвером, вместе с Тони Коппино. Так даже лучше. Тетя Эмили ничего не знает. Вернее, пока не знает. Спектакль у Проктора произвел на нас абсолютно потрясающее впечатление. И совсем ничего вульгарного! И «ни одного нудного места», — так говорит дядя Эрл, когда представление ему нравится. Они устроили такие шикарные скачки на лошадях! Только у них все делалось наоборот. Лошади были деревянные и стояли на месте, а декорации двигались. Но когда смотришь со сцены, кажется, что все скачут.

Там кто-то кого-то убил около места, которое называлось Дьявольский мост. Все джентльмены в спектакле разговаривали так же учтиво, как дядя Эрл, а у женщин манеры были не хуже, чем у тети Эмили. А на главного злодея публика все время свистела. Оказывается, это полагается делать сквозь зубы. Тони нас быстренько научил, и мы стали свистеть со всеми вместе.

После театра Фрэнсис и Вирджиния пошли ко мне ужинать, и Тони — тоже. Газелям он жутко понравился. Они так жалели, что никак не смогут позвать его к себе в гости! На ужин было куриное пюре, английские булочки, мороженое и маленькие кексы с глазурью.

Если Фрэнсис и Вирджиния не проболтаются старшим газелям, все будет спокойно. А если проболтаются, Сибилла с Агатой тут же накапают мамочке. Мне кажется, «накапают» — это все-таки вульгарное выражение. В спектакле у Проктора часто так говорили. «Накапать» — это значит «пожаловаться».

Ох, чуть не забыла записать! Кто-то за городом у реки строит гробницу для генерала Гранта, и все должны пожертвовать деньги на это. Мне обо всем рассказал папин друг Сет Миллиган, и я ему дала для генерала Гранта пять центов. Тринкет еще не очень хорошо себя чувствует.

ЧАЙКА ЛЕТИТ К МОРЮ

На следующее утро Люсинда поднялась узнать, как чувствует себя Тринкет. Дверь открыла миссис Бродовски.

— Тринкет совсем плохо, — тихо проговорила она.

— Но теперь-то вы врача вызвали? — осведомилась Люсинда.

— Нет, — покачала головой миссис Бродовски.

— А будете вызывать?

— Не знаю, — почему-то отвела глаза в сторону женщина.

По дороге в школу Люсинде преградил путь мистер М’Гонегал, полицейский.

— Тебя случайно не надо опять посадить в тюрьму? — улыбнулся он.

— Нет, мистер М’Гонегал, — грустно отвечала Люсинда. — Но лучше у меня сегодня были бы неприятности. Вот что бы вы сделали, мистер М’Гонегал, если бы у вас была самая дорогая подруга, которая ростом чуть выше стула, и она бы целую неделю и даже больше болела, а ее папа и мама так и не вызвали доктора? Что бы вы сделали в этом случае, мистер М’Гонегал?

Полицейский снял шлем и потер ладонью затылок.

— Ну, наверное, если бы у меня был маленький друг и с ним бы такое стряслось, я, в первую очередь, вызвал бы доктора сам.

— Мистер М’Гонегал, а докторам случайно не надо платить? — вдруг осенило Люсинду.

— Конечно, надо, — ответил полицейский.

— Ну, тогда все понятно. Они же бедные и ужасно честные! Они ни за что не позовут доктора, если не могут ему заплатить.

— И что же ты предлагаешь? — чувствуя, что у Люсинды есть какой-то план действий, спросил мистер М’Гонегал.

— Знаете, у нас просто замечательный врач. Он вылечил всех, кто живет в нашем доме, а это никак не меньше десяти человек. И я никогда не видала, чтобы папа ему платил. Может, он это делает потихоньку? Вот я и думаю: если он только узнает все про Бродовских, то пойдет к ним даже без всяких денег.

— Тебе и правда надо поговорить с ним, Люсинда, — одобрил мистер М’Гонегал, — а пойдет он к твоим друзьям или нет, это уж ему самому решать.

Едва дотерпев до конца уроков, Люсинда поспешила к доктору Хичкоку. Он жил в одном квартале с тетей Элен Дуглас. Когда Люсинда вошла, мистер Хичкок обедал.

— Ну-ка, садись вон в то кресло напротив, — велел он девочке. — Сейчас мы будем есть вместе бараньи котлеты с печеной картошкой.

Пока они ели, доктор внимательно оглядел ее.

— Наверняка ни дня не болела с тех пор, как родители уехали за границу?

— Ни одного, — подтвердила девочка.

— Если бы все родители девяти или десятилетних детей надолго оставляли своих чад в одиночестве, я бы вконец обнищал! — засмеялся доктор.

— Но я ведь пришла совсем по другому поводу, — взялась за дело Люсинда. — Вы такой добрый, доктор Хичкок! Наверное, вы самый добрый на свете. И дядя Эрл тоже всегда так про вас говорит.

Доктор жевал в это время баранью котлету и был просто не в состоянии ничего ответить.

— Вы понимаете, — тем временем продолжала Люсинда, — на третьем этаже дома, где я живу сейчас на втором этаже с мисс Питерс и мисс Нетти, есть маленькая девочка. Это совсем особая девочка, и она сейчас очень сильно болеет. А родители у нее такие бедные… Но они не всегда будут бедными, потому что он, то есть папа Тринкет, когда-нибудь станет очень известным. А пока у них нет никакого своего доктора. Наверное, это потому, что они не могут ему платить. О, мистер, Хичкок, если бы вы хоть раз в жизни увидели Тринкет, вы бы забеспокоились о ней не меньше меня. Вот и все. Не очень-то складно я вам объяснила.

Положив нож и вилку на стол, доктор Хичкок легонько подергал себя за бороду.

— Просто удивляюсь, Люсинда, откуда ты столько узнала об этих людях? Наверное, твоей маме не очень понравится, что ты общаешься с кем попало. Вдруг они больны чем-то заразным?

— Нет, что вы! Это совсем не заразно. И потом, они ведь не «кто попало», а мои самые большие друзья.

— Я мог бы пойти с тобой сию же минуту. Но все не так просто, как тебе кажется. Представь себе, я приду, пропишу твоей Тринкет какое-нибудь лекарство, а ей станет хуже.

— Не станет! Не станет ей хуже! Никому из ваших больных никогда в жизни не становилось хуже!

— Блажен, кто верует, невесело усмехнувшись в бороду, пробормотал доктор Хичкок. — Всех я не могу спасти. Запомни это, Люсинда.

— Не буду я этого помнить! — решительно заявила девочка. — Я лучше вспомню, как мы втроем заболели дифтерией! И вы, и мама, и сиделка Мэри О’Брайан так хорошо нас лечили, что мы не умерли, а поправились.

— На все воля Божья, Люсинда.

— А мама сказала, мы должны быть вам благодарны, что выжили. Ну, пожалуйста, доктор Хичкок! Должен же кто-нибудь вылечить Тринкет! И, по-моему, нам с вами нельзя больше медлить.

Доктор снова схватился за бороду, и вид у него при этом был точно такой же, как у мистера М’Гонегала, полицейского, когда тот старательно чесал затылок. Дело и том, что оставалось еще препятствие. Врачебная этика не позволяла докторам, завоевавшим себе репутацию, отправляться к больному без вызова. Но разве можно было объяснить такое Люсинде?

А она не сводила глаз с доктора. Ей вдруг показалось, что она все поняла. Просто чем старше становится человек, тем труднее ему что-то решать. Если это действительно так, тут же подумала девочка, она хотела бы навсегда остаться десятилетней. Расправившись с остатком бараньей котлеты, она тут же потеряла всяческий интерес к печеной картошке, которая так и остыла нетронутой на тарелке.