Смертельно опасные желания - Ольшевская Светлана - Страница 11

– Нас интересуют аномальные явления… – начал Костя, но Денис бесцеремонно перебил:

– Нас интересует история этого особняка. Ведь особняк старинный, а вы, как я слышал, местный житель.

– Это верно. Мы, Нечаевы, с деда-прадеда тут живем, и я, будем знакомы, тоже Нечаев, Василий Петрович! – сказал старик гордо, словно называя высокий титул. – Село наше неподалеку, правда, я все больше тут. Но вы спрашивали о поместье?

– Об особняке.

– Правильно, это же когда-то поместье и было. Здесь жили господа Полянские, князья или графья – уже не помню. Отец мой рассказывал – добрые были, крестьян не обижали. Отечеству служили, в Крымской войне отличились, – вот как! Дому этому, деточки, уже лет двести.

– А башне? – спросил Костя.

– А башню строил последний из рода, Игнатий Полянский, вот как. Он, говорили, ученый человек был – то за книжками сидел, то ездил по разным краям, что-то исследовал… Он богатый был, мог себе позволить все, что захочет. Понятное дело, местные барышни по нему сохли, глазки строили, да ничего у них не вышло. Из одной поездки привез Полянский себе жену – нерусскую какую-то, не знаю, каких краев. А потом оказалось, что она знатная ведунья, вот как. Когда дождь пойдет, когда гости придут – все наперед знала. А уж если у кого хворь какая приключится – могла прийти и помочь, вот как! И рассказал мой отец, что видели, как она часами стоит на холмике и смотрит в сторону леса, что-то при этом бормоча. Говорила: лес наш хороший, но что-то злое в нем кроется, злое и очень опасное. Эх, детки! Рассказывали, что однажды началось в здешних селах… э-э… уж не помню что, но нечто страшное. И тогда Полянский построил эту башню. Зачем, для чего – так никто и не знает. Думаю, старики все же знали, да язык за зубами держали. Как говорится, не поминай лихо – будет тихо.

– И что было потом?

– А потом была революция, и Полянский с женой, тогда уже немолодые, бросили имение. Куда делись – вышли и пропали, больше их никто не видел, ни живыми, ни мертвыми. В доме господском сельсовет устроили, и вообще, чего здесь только не было – и склад, и клуб, и контора. А вон там, в башне, одно время райком находился. Правда, недолго – в двадцать седьмом году после того случая с пионером его перевели в другое место, а башню закрыли.

– После какого случая с пионером? – спросили ребята почти хором.

– А произошел несчастный случай. Тут тогда у входа два красных флага висели, и кому-то взбрело в голову, что один из них не мешало бы поднять на вершину башни. Сбоку на башне имелись скобы для подъема…

– Ага, мы видели! – вставила Ника. – Там пожарная лестница приделана.

– Ну да. Теперь там пожарная лестница, а в то время были скобы, старые и ржавые. Посмотрели на них ответственные товарищи и решили, что взрослого человека они не выдержат, а разве что пацаненка. Ну и обратились к здешним пионерам: есть ли желающие совершить такой подвиг? Вызвалось много ребят, но у всех имелись мамаши и папаши, которые не позволили своим деткам так рисковать. И досталась эта почетная обязанность Генке… Генке… Эх, сколько лет прошло, фамилию забыл. То ли Кривошляпов, то ли Косорукин или как-то так. Вот что Генка – помню. У него отец был красноармейцем, погиб в гражданскую, а мать уехала на заработки, он жил с теткой, которая считала его обузой – у нее своих детей мал мала меньше.

– И что? Поднял он флаг на башню?

– Нет, деточки, – грустно вздохнул Василий Петрович. – Не выдержали старые скобы… Упал он с высоты и разбился. И флаг этот сверху накрыл его, как покрывало.

– Или как саван, – брякнула Ника.

– Да, пожалуй, что так, – согласился сторож. – Ну, после этого у взрослых сразу проснулась совесть, стали они каяться да рыдать, что ребенка на смерть послали. Устроили ему пышные похороны, семье деньгами помогли. Я даже слышал, в какой-то книге про этот случай написали. Только изменили малость – там отважный пионер не побоялся поднять флаг по проржавевшим скобам на заводскую трубу, и в книге все закончилось хорошо. А тут… Скобы тогда же заменили крепкой лестницей. Но поднять флаг не раздумали – полез потом взрослый мужик, чтобы его прицепить, тот самый флаг, кстати, от крови Генкиной толком не отстиранный. Это осенью было, дожди шли… Залез он по лестнице, а когда уже собрался цеплять… Никто не понял, что с ним случилось, хотя внизу толпа стояла. Говорили: то ли ветер бросил полотнище флага прямо ему в лицо, то ли он поскользнулся на мокрой ступеньке… В общем, он тоже сорвался.

– Насмерть?

– Нет, ему повезло: у входа была разрыта яма, полная воды от дождей. Туда он и упал, и вода смягчила падение – отделался парой переломов. А вот флаг тогда так и не нашли, только сломанное древко валялось, вот как. С тех пор на входе только один флаг остался, а вскорости башню и вовсе закрыли.

Костя подумал, что ничего полезного для дела он сегодня не услышит, однако спросил:

– А дальше-то что здесь было?

– Да что, война была. После войны пионерский лагерь сделали. Воздух тут, вишь, хороший, детишкам дышать полезно. Ну а в восьмидесятые лагерь закрыли. И только в прошлом году открыли снова.

– Василий Петрович, скажите честно: почему лагерь закрыли? – глядя в глаза старику, настойчиво спросил Костя.

Тот нахмурился, помолчал немного. Наконец, проговорил:

– Оно вам надо?

– Надо! – хором выпалили ребята.

– Ну… пожар тут случился, – глядя в сторону, проворчал старик. – Люди погибли.

– Горел корпус?

– Нет, было еще и другое здание, поменьше. Там жили трое великовозрастных лоботрясов – сынки каких-то важных чинов. Дрянные были мальчишки, хоть про мертвых плохо не говорят! Ума никакого, зато спеси выше крыши. Вели себя как господа какие – подай, прибери, пшел вон. Уж не знаю, зачем их сюда отправили. Домик для них выделили – красивый, деревянный, в два этажа. Садик заборчиком отгородили, чтоб простые дети туда не бегали… Только они сами вечно везде нос совали, спасу не было. А потом однажды ночью… полыхнуло. Один как-то ухитрился выпрыгнуть в окно, а двое так там и погибли. Этого увезли в тяжелом состоянии, и выжил ли, не знаю. Вот тогда лагерь и закрыли.

Какое-то время все подавленно молчали, а потом Костя все же решился задать мучивший его вопрос:

– Скажите, пожалуйста, Василий Петрович… Нам это нужно… для науки. Мы изучаем разные необъяснимые явления. Вы ведь здесь давно работаете?

– Лет пятьдесят уже есть. Когда лагерь пустовал, я все равно сюда приходил, порядок наводил, следил… – Тут сторож осекся. – Ну, чтоб ничего не украли.

– Это хорошо, – одобрил Костя. – А не видели ли вы за это время чего-нибудь необычного? Ну, чертовщины всякой, каких-нибудь… привидений?

– Хм… А что именно вас интересует? – резко спросил Василий Петрович.

– Если честно, то черная простыня, – пискнула Лера.

– Ну уж нет, никаких черных простыней, рук и ног я не видел. С такими глупостями в детский сад обращайтесь.

– А что вы видели?

– Видел призрак, – серьезно ответил старик. – Призрак того самого пионера. Идет, бледный, прозрачный, в галстуке, и смотрит под ноги, словно что-то ищет. Выходит из сада, бродит по дорожкам, иногда сидит на скамейке.

– И вы его не боитесь? – удивилась Кристя.

– Поначалу пугался, потом привык. Да его скорее жалко – весь такой несчастный, лицо замученное. Видно, что-то ему покоя не дает, а что – не знаю.

Поболтав еще немного о мелочах, ребята попрощались и вышли.

Девчонки сразу же умчались на дискотеку, а Денис с Костей уселись на ближайшую скамейку.

– Вот видишь! – воскликнул Костя. – А ты не верил! Взрослый человек видел здесь призрак…

– Мало ли чего он рассказывает. Может, он пьяный был или напугать нас хочет, чтоб не лазили тут зря.

– Но…

– Да и потом, ты видел в окне меня, Лерка болтает про черную простыню, а сторож про какого-то пионера! Вы бы хоть сговорились, чтобы врать согласованно.

– С этим надо разобраться, – протянул Костя. – Я-то действительно тебя видел!