Зимняя луна (Ад в наследство) - Кунц Дин Рей - Страница 35

- Они оправдали и Лютера?

- Да, конечно.

- Хорошо.

Кроуфорд сказал:

- Я поставил твое имя в список на благодарности - Лютера тоже, посмертно. Обе кандидатуры, кажется, собираются одобрить.

- Спасибо, капитан.

- Вы заслужили.

- Я не собираюсь проклинать кретинов из комиссии, а шеф может тоже идти в ад пешком, вот и все. Но что значит для меня, так то, что именно вы вписали наши имена.

Опустив взгляд на коричневую кепку, которую он крутил и мял в своих смуглых руках, Кроуфорд сказал:

- Я ценю это.

Они оба немного помолчали.

Джек вспомнил Лютера. Он представил, что и Кроуфорд тоже.

Наконец Кроуфорд поглядел выше кепки и произнес:

- Теперь плохие новости.

- Всегда какие-то есть.

- Не очень плохие, просто раздражающие. Ты слышал о фильме Энсона Оливера?

- Котором? Их три.

- Значит, не слышал. Его родители и его беременная невеста подписали контракт с Уорнер Бразерс.

- Контракт?

- О продаже прав на биографию Энсона Оливера за миллион долларов.

Джек потерял дар речи.

Кроуфорд сказал:

- Судя по их словам, они заключили контракт по двум причинам. Во-первых, хотят обеспечить нерожденного сына Оливера, чтобы будущее ребенка было надежным.

- Что насчет будущего моего ребенка? - спросил Джек зло.

Кроуфорд поднял голову.

- Ты и вправду расстроен?

- Да!

- Черт, Джек, с каких это пор наши дети волнуют подобных людей?

- С никаких.

- Точно. Ты, и я, и наши дети, мы здесь для того, чтобы аплодировать им, когда они сделают что-нибудь артистическое или высокоинтеллектуальное, - и убирать за ними, когда они нагадят.

- Это несправедливо, - сказал Джек. Он рассмеялся над собственными словами - как будто какой-либо опытный полицейский действительно мог вообразить, что жизнь справедлива, добродетель вознаграждается, а грубость карается. - А, черт!

- Ты не можешь ненавидеть их за это. Они просто такие, просто так думают и никогда не изменятся. Можешь пылать ненавистью, быть ледяным от ненависти или разражаться молниями от ненависти.

Джек вздохнул, все еще злой, но уже по инерции.

- Ты сообщил, что у них было две причины для подписания контракта. Какая вторая?

- Сделать фильм, который станет "памятником гению Энсона Оливера", - сказал Кроуфорд. - Так выразился его отец. "Памятник гению Энсона Оливера".

- Ради любви к Господу.

Кроуфорд тихо рассмеялся.

- Да, ради любви к Господу. А невеста, мать его будущего наследника, промолвила, что этот фильм должен дать противоречивой карьере Энсона Оливера и его смерти историческую перспективу.

- Какую историческую перспективу? Он снимал фильмы, он не был лидером западного мира - просто снимал фильмы!

Кроуфорд пожал плечами:

- Ну, со временем они сделают из него лидера, я даже подозреваю, окажется, что он был борцом с наркоманией, неустанным защитником бездомных.

Джек подхватил:

- Вдохновленным христианином, который однажды решил посвятить себя миссионерской деятельности...

- ...и занимался ею до тех пор, пока Мать Тереза не приказала ему вместо этого делать фильмы...

- ...и именно из-за его успешных деяний во имя справедливости он был убит в результате заговора, заключенного ЦРУ, ФБР...

- ...британской королевской семьей и Международным Братством Бойлерщиков и Слесарей-водопроводчиков...

- ...покойным Иосифом Сталиным...

- ...и лягушонком Кермитом...

- ...при помощи каббалы наркомана-раввина Нью-Джерси, - закончил Джек.

Они расхохотались, потому что ситуация была слишком нелепой, чтобы отвечать на нее чем-либо, кроме смеха, и потому, что если бы не смеялись над этим, то придали бы всем тем людям силы.

- Им лучше не вводить меня в свой чертов фильм, - сказал Джек после того, как смех обернулся приступом кашля, - или я этих мерзавцев буду преследовать по суду.

- Они изменят твое имя, сделают тебя азиатом-полицейским по имени Вонг, на десять лет старше и на шесть дюймов ниже, женатым на красной по имени Берта, и ты не сможешь их преследовать за клевету.

- Люди все же смогут понять, что в настоящей жизни это был я.

- В настоящей жизни? Что это? Это же - "страна Ляля".

- Боже, как они могут делать героя из этого парня?

Кроуфорд сказал:

- Они сделали героев из Бонни и Клайда.

- Антигероев.

- Ладно, тогда, Бутч Кэссиди и Санденс Кид.

- То же самое.

- Они сделали героями Джимми Хоффа и Багзи Зигеля. Энсон Оливер - это раз плюнуть для них.

Этой ночью, много времени спустя после того, как ушел Лайл Кроуфорд, когда Джек пытался забыть о своих тысячах неудобств и хоть немного поспать, он не смог прекратить думать о фильме, о миллионе долларов, об отношениях Тоби в школе, о подлых граффити, которыми покрывают стены их дома. О недостаточности их сбережений, его статусе калеки, о Лютере в могиле, одинокой Альме с ее арсеналом. А Энсона Оливера на экране будет изображать какой-нибудь молодой актер с изысканными чертами лица и печальными глазами, излучающими ауру святого сострадания. Покажут и благородные цели, величину благородства которых превышает только его сексапильность.

Джек был ошарашен чувством своей беспомощности гораздо сильнее, чем каким-либо другим чувством до сих пор. Причина этого была частично в клаустрофобическом гипсовом панцире, которым его скрепили с кроватью. Оно возникло, к тому же, от мысли, что он связан с этим Лос-Анджелесом домом, который упал в цене и который теперь будет трудно продать на охваченном депрессией рынке. Он был хорошим полицейским в то время, когда героями становятся гангстеры, поэтому не мог себе представить, чем еще ему зарабатывать на хлеб и как найти смысл жизни в чем-то, кроме этой работы. Он был пойман, как крыса, в гигантский лабиринт, выстроенный для опытов в лаборатории. Но, в отличие от крысы, у него никогда не было иллюзии свободы.

Шестого июня гипс сняли. Трещина в позвоночнике полностью заросла. Джек был полон ощущений от обеих ног. Несомненно, он снова научится ходить.

Однако сначала он не смог даже встать без помощи одной из двух сиделок и костылей с колесиками. Его бедра высохли. Хотя икроножные мышцы и получали небольшую пассивную нагрузку, они значительно атрофировались. Первый раз в жизни Джек был расплывшимся и дряблым в талии - в единственном месте, которому он придавал значение.

Одно путешествие по комнате с помощью сиделок и костылей бросило его в пот, как будто пытался отжать пятьсот фунтов. Тем не менее этот день был праздником. Жизнь продолжается. Он почувствовал себя возрожденным.

В окне, которое обрамляло крону высокой пальмы, как будто милостью ничего не ведающей, но доброй вселенной, появилось в небе трио чаек, заблудившихся над землей вдали от берега Санта-Моники. Они повисели в зоне теплого воздуха с полминуты, как три белых летучих змея. Внезапно птицы промелькнули через голубизну в воздушном балете свободы и исчезли на западе. Джек следил за ними, пока они не пропали: его зрение затуманилось.

Хитер и Тоби навестили его этим вечером и принесли орехово-масляно-шоколадное мороженое. Несмотря на расплывшуюся талию Джек съел свою порцию.

Этой ночью ему снились чайки. Три. С победно широким размахом крыла. Белые и светящиеся, как ангелы. Они медленно летели, взмывая и ныряя, смело выписывая петли, но все время на запад, и он бежал по полям внизу, пытаясь угнаться за ними. Он снова мальчик и вытягивал руки, как будто они - крылья, взбегал на холмы, сбегал по заросшим травой склонам. Полевые цветы хлестали его по ногам, и он легко представлял себе, что однажды, скоро, взмоет в воздух, свободный от земного притяжения, и полетит вместе с чайками. Затем поля кончились, и он глядел вверх на птиц, пока не обнаружил, что крутит ногами в разряженном воздухе, над краем кручи с острыми и торчащими скалами в нескольких сотнях футов внизу; мощные волны взрываются среди них, белые брызги летят высоко в небо, а он падает, падает... Он знал, что это лишь сон, но не мог проснуться, как ни старался. Падает и падает, все ближе к смерти, но еще не в ней. Падает и падает к иззубренным черным утробам скал, к холодной глубокой глотке жадного моря. Падает, падает...