Зимняя луна (Ад в наследство) - Кунц Дин Рей - Страница 10

Сидя на месте напарника-стрелка рядом с Луи, зажав руки между колен, опустив плечи и дрожа, Хитер сказала:

- Ну, теперь мы одни. Тоби не услышит, поэтому говори мне все прямо.

- Дело плохо. Левая нога, нижняя правая часть брюшной полости, верхняя правая часть груди. У подонка был "мини-узи", девятимиллиметровое оружие, так что пули нелегкие. Джек был без сознания, когда мы приехали, фельдшеры не могли привести его в чувство.

- И Лютер мертв?

- Да.

- Лютер всегда казался...

- Похожим на скалу.

- Да. Всегда был таким. Как гора.

Они проехали квартал в молчании.

Затем она спросила:

- Сколько еще убито?

- Трое. Владелец станции, механик и человек при бензоколонке. Но благодаря Джеку, жена владельца, миссис Аркадян, жива.

Они еще находились в миле или около того от больницы, когда "понтиак" впереди отказался уступить им дорогу. У него были слишком большие колеса, завышенный капот и воздухозаборники спереди и сзади. Луи подождал разрыва во встречном движении и затем пересек сплошную желтую линию, чтобы объехать машину. Когда они проезжали мимо нее, Хитер увидела четырех злобных молодых людей внутри; волосы зачесаны назад и там завязаны. Под влиянием современной версии гангстерского взгляда, лица ожесточены враждебностью и недоверием.

- Джек вытянет, Хитер.

Мокрые черные улицы поблескивали извивающимися пятнами морозного света, отражениями фар машин из встречного потока.

- Он стойкий, - сказал Луи.

- Мы все такие, - добавила она.

Джек все еще был в операционной главной Вестсайдской больницы, когда в четверть одиннадцатого приехала Хитер. Женщина за справочным столом подсказала имя хирурга - доктор Эмиль Прокнов - и предположила, что ждать в комнате для посетителей, рядом с реанимационным отделением, будет гораздо удобней, чем в основном вестибюле.

Теория воздействия цвета на психику вовсю использовалась в холле. Стены были лимонно-желтые, а обитые винилом сиденья и спинки стульев из серых стальных трубок - ярко оранжевыми, как будто вся напряженность тревоги, страха и горя могла быть, как в театре, расслаблена подходящими веселыми декорациями.

Хитер была не одна в этой комнате с балаганной расцветкой. Рядом с Луи сидели трое полицейских - два в форме, один в обычной одежде - их всех она знала. Они обняли ее, сказали, что Джек вытянет, предложили принести кофе и, в общем, пытались поднять ее дух. Это были первые в потоке друзей и приятелей-полицейских из департамента, кто участвовал в дежурстве, потому что любили Джека. А также и потому, что в обществе с растущим насилием, где уважение к закону в некоторых кругах не было очень горячим, полицейские более других нуждались в заботе и защите.

Несмотря на благожелательную кампанию людей, в чьих добрых намерениях она не сомневалась, ожидание было мучительным. Хитер чувствовала себя не менее одинокой, чем если бы была здесь безо всех них.

Купаясь в изобилии резкого флюоресцентного света, желтые стены и сияющие оранжевые стулья, казалось, становились все ярче с каждой минутой. Это цветистое украшение скорее изматывало ее, чем ослабляло беспокойство, и время от времени Хитер закрывала глаза.

К 11:15 она пробыла в больнице уже час, а Джек был в операционной полтора. Люди из группы поддержки - которых теперь насчитывалось шестеро, - были единодушны в своем мнении, будто столько времени под ножом - это хороший знак. Если Джек был бы ранен смертельно, говорили они, то пробыл бы в операционной совсем недолго, и ведь дурные вести всегда приходят быстро.

Хитер не была так в этом уверена. Она не позволяла расти надежде, потому что понимала, что совсем падет духом, если новости все же окажутся плохими.

Потоки ливня разбивались об окна и стекали по стеклу. Сквозь искажающие линзы воды город снаружи казался совершенно лишенным прямых линий и острых краев - сюрреалистическая метаморфоза расплавленных форм.

Приходили незнакомые люди, кое-кто с красными от слез глазами. Все тихо напряженные, ожидающие вестей о других пациентах, своих друзьях или родственниках. Некоторые промокли под дождем, и приносили с собой запахи влажной шерсти и хлопка.

Хитер походила. Выглянула за окно. Выпила горького кофе из автомата. Затем села с "Ньюсуик" месячной давности, пытаясь прочитать историю о самой новой актрисе в Голливуде, но каждый раз, когда она доходила до конца абзаца, то не могла вспомнить ни слова из того, что в нем описывалось.

В 12:15, когда Джек был под ножом уже два с половиной часа, все из группы поддержки продолжали делать вид, что отсутствие новостей - тоже хорошая новость и что шансы Джека растут с каждой минутой, которую проводит с ним врач. Некоторые, включая Луи, испытывали определенное неудобство, встречаясь с глазами Хитер, однако и они говорили тихо, как будто в похоронном зале, а не в больнице. Серость бури за окном перетекла в их лица и голоса.

Уставившись в "Ньюсуик" и не видя букв, она начала размышлять, что ей делать, если Джек не вытянет. Такие мысли казались предательскими, и сначала Хитер подавляла их, как будто сам акт воображения жизни без Джека как-то мог способствовать его смерти.

Он не мог умереть. Она нуждалась в нем, и Тоби тоже.

От мысли о том, как она сообщит Тоби о смерти Джека, ее затошнило. Мелкий холодный пот выступил на затылке. Она подумала, что, должно быть, так ее организм избавляется от скверного кофе.

Наконец дверь в холл открыл человек в зеленой одежде хирурга.

- Миссис Макгарвей?

Когда все повернулись к ней, Хитер отложила журнал на край стола рядом со своим стулом и встала на ноги.

- Я доктор Прокнов, - сказал он, подходя к ней.

Хирург, который все это время трудился над Джеком. - Лет сорока, стройный, с вьющимися черными волосами и темными, но чистыми глазами, которые были - или ей это представилось? - сострадательными и мудрыми.

- Ваш муж сейчас в послеоперационной. Мы переместим его в реанимационную очень скоро.

Джек был жив.

- Он поправится?

- У него много шансов, - сказал Прокнов.

Группа поддержки отнеслась к этому сообщению с энтузиазмом, но Хитер была более осторожна и не спешила предаваться оптимизму. Тем не менее, от облегчения у нее ослабли ноги. Она почувствовала, что сейчас рухнет на пол.

Как будто читая ее мысли, Прокнов отвел ее к стулу. Он пододвинул другой стул под прямым углом и сел к ней лицом.

- Две раны особенно серьезные, - сказал он. - Одна в ногу и другая - в брюшную полость, нижняя правая сторона. Он потерял много крови и был в глубоком шоке к тому времени, когда до него добрались фельдшеры.

- У него все будет хорошо? - спросила Хитер снова, чувствуя, что у Прокнова есть новости, которые ему неохота сообщать.

- Как я сказал, у него много шансов. Я действительно так думаю. Но пока он еще не вышел из комы.

Глубокое сочувствие читалось на лице и в глазах Эмиля Прокнова, и Хитер не могла вынести того, что стала объектом столь глубокой симпатии, потому что это означало, что реанимационная хирургия - это последняя возможность спасти Джека. Она опустила глаза, не в силах встречаться со взглядом врача.

- Мне пришлось вырезать ему правую почку, - сказал Прокнов, - но с другой стороны, это совсем замечательно - лишь малое внутреннее повреждение. Еще меньше проблем с кровеносными сосудами. Задета толстая кишка. Мы все вычистили, подлатали, установили брюшные временные дренажные трубки, и держим его на антибиотиках, чтобы предотвратить инфекцию. Здесь никаких хлопот не будет.

- Человек может жить... может жить с одной почкой, правда?

- Да, конечно. Она никак не изменит его образ жизни.

Что же тогда изменит его образ жизни, какая другая рана, какое повреждение? - хотела спросить она, но не нашла в себе мужества.

У хирурга были длинные, гибкие пальцы; Его руки выглядели худыми, но сильными, как у концертирующих пианистов. Она сказала себе, что Джек не мог получить ни большей заботы, ни чуткого милосердия от чьих-либо других, не этих, искусных рук, и они сделали для него все, что могли.