Учительница с того света - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 7

– Тебе ничего не было?

– Нервы, конечно, потрепали... Про отчисление мое даже не заговаривали, после этого взрыва и ругани уже ни у кого не было сил что-то говорить. И мама расстроилась. Надежда тогда и пообещала устроить ее в санаторий.

– Погоди... Почему она с вами живет? Ты же ее назад в Питер не отправила, я так понял...

– Правильно понял. Она, когда услышала, что я отмазалась и за взрыв меня точно из школы не попрут, шепнула: «Беги за журналом». Я и побежала. Директриса с матерью в библиотеке, мы с Надеждой к учительской... А там заперто! Ждали-ждали... Мать одна домой пошла, я уже и не помню, что ей наплела тогда, чтобы в школе остаться.

– А потом?

– А потом – хопа – семь часов. Ровно сутки, как я вошла в этот чертов клуб и вызвала Надежду. Через час ей надо было быть в Питере. Мы бы и самолетом не успели...

– Погоди, и что? Она прям так сразу осталась и решила у вас навеки поселиться?

– Она стала видимой, понимаешь? Строго говоря, тела не появилось, но до этого был дымок, дух бесплотный, а как восемь стукнуло, сразу раз – и Надежда передо мной такая, какой всегда была. Только немножко прозрачная. Я не то что про Питер с ней поговорить, я вообще дар речи потеряла. А она, прикинь, – Юлька засмеялась, – первое, что сказала: «Зачет я тебе обязательно поставлю. Выкрадешь журнал завтра, ничего страшного».

– Поставила?

– Ты слушай дальше! Мы пошли домой, а я думаю: «Куда я с ней? Мама в обморок упадет, когда увидит!» И тут звонит мама и говорит: «У меня горящая путевка в какой-то там санаторий. Попрощаться не успеваю, я уже на вокзале, веди себя хорошо...» Надежда сказала: «На недельку, пока с зачетом вопрос не решим».

– Погоди, так это она?

– А кто ж еще! Она и не отрицала, что мать хочет в санаторий отправить. Ну а то как бы мы ей объяснили...

Мне стало не по себе. Мало того что у Юльки дома живет дух, который выглядит, как живой, так он еще и ее мать из дома сплавил. А Юлька – дура! Открытие было сильным, я все-таки привык думать, что у отличников в голове что-то есть. А тут... Дух, инфернал училки, которая и при жизни-то ангелом не была, поселяется у Юльки дома, командует, вон, заниматься гонит. Сплавляет мать из дома неизвестно куда... Да мне этого бы уже хватило, чтобы мчаться в Питер и на коленях умолять этих в клубе забрать свое чудище обратно. И все ради чего? Чтобы получить зачет?! У отличников определенно как-то иначе работают мозги. Мне не понять.

– Юль... Может, ну ее, эту музыкалку? Учиться можно и дома...

– Дурак ты, Тоха! Это уже дело принципа. Мне этот зачет уже весь мозг вынес, я ради него дух с того света достала, неужели ты думаешь...

– Понял-понял. Скажи, если твоя Надежда вся такая волшебница, горящие путевки достает на расстоянии и все такое... Почему ей просто не сделать так, что зачет у тебя уже стоит и экзамены сданы...

– Она хочет, чтобы я сама! Ну хоть журнал выкрала! И я хочу сама, понимаешь? Ей на меня не наплевать, тем и берет.

– Ну и почему ты до сих пор не выкрала журнал? Дня три прошло.

– Надежда заболела. Мы пока занимаемся дома...

Дура! Господи, я же с ней в одном классе учусь! В одной группе лабаю! Нельзя же так... Я встал на ступеньку и, как мог, внушительно произнес:

– Юля! Мертвые не болеют! Она тебя водит за нос! Я не знаю, чего она хочет...

– Много ты понимаешь! – Юлька оскорбилась. – Она же не труп вонючий, она дух! Душа, понимаешь? Душа может болеть, еще как...

То, что Надежда душевнобольная, я понял еще при ее жизни и с Юлькой спорить не стал. Пролетом выше щелкнул замок, и Надежда позвала:

– Юля! Пора! – Юлька вскочила, как по тревоге. У нее было лицо дрессированной болонки: придурковато-веселое с какой-то безнадегой в глазах. Она мне сказала:

– Не кисни! Скоро приду на «репу». – И убежала.

Я не знал, что думать, но знал, что делать. Хотя нет, и этого не знал. Первым делом побежал, конечно, к Лехе. Он вызвонил Димку и Пашку, и я им троим рассказал все, что видел и слышал. Мне поверили сразу... Хотя нет, не сразу: зануда-Пашка все-таки вытащил нас во двор, кинул камушек в Юлькино окно, и вышла Надежда. Да еще и сказала: «Юля не выйдет, ей нужно заниматься». Я-то ее уже видел, а пацаны так и стояли с разинутыми ртами, хоть Надежда и быстро ушла.

– Надо бежать в школу, уламывать Марлидовну, – предложил Пашка. – Пусть сама ставит Юльке зачет, она ж директор. Объясним ей... Не поверит – сюда приведем...

Лично я хотел первым делом ехать разыскивать Юлькину мать. Очень мне не понравилось, что Надежда сплавила ее из дома. Если человек уезжал в спешке по горящей путевке, дома должна была остаться хоть рекламная листовка, хоть визитка агентства... Что-нибудь, по чему ее можно найти. Просто позвонить, в конце концов! Юлька не говорила, созванивается ли она с матерью.

Я сказал своим, и меня поддержали. Чтобы сделать все и сразу, мы разделились. Димка стал звонить Юльке, чтобы узнать пароли-явки ее матери и заодно спиритического клуба. Мы с Лехой и Пашкой пошли к Марлидовне.

Тут самое время сказать, какое мне дело до Юльки и почему я ввязался в эту историю по самые уши. Вообще-то никакого. Вот абсолютно. Кроме, пожалуй, того факта, что мы учимся в одной школе, одной музыкалке, играем в одной группе. Вместе воюем с учителями и нотами, ну еще в сквере вместе по вечерам тусуемся, ну да там полшколы. У нас удивительно незеленый и скучный район, кроме того сквера пойти больше некуда. И это все, что есть общего у нас с Юлькой, у нас с Лешкой, Димкой и Пашкой. Достаточно, чтобы броситься Юльку выручать? По-моему, да.

Мы даже не рассказали директрисе всю правду. Оказалось, легче легкого донести до Марлидовны простую мысль: умерший учитель не мог поставить Юльке зачет вовремя, поэтому ее не допустили до летних экзаменов. Будет справедливо, если зачет поставят задним числом, а экзамены Юлька сдаст осенью. Марлидовна с нами согласилась. Она даже сказала, что сама собиралась предложить это Юльке, и велела ей звонить и звать на зачет хоть сейчас, она сама все примет и поставит.

Дальше все пошло наперекосяк. До Юльки я дозвонился, обрадовал. Угадайте, что она ответила? Нет, не «Я хочу, чтобы поставила именно Надежда», – все гораздо проще. «Надежда болеет, и я не могу ее надолго оставить. Может быть, дня через три...» Я сказал ей, что она дура, но она не поняла. С Марлидовной мы договорились, что Юлька может подойти к ней в течение двух ближайших недель, а потом директриса уходит в отпуск до осени.

Глава V

Все чего-то боятся. А я – не скажу!

Дозвониться до мамы было невозможно – все время занято. Я уже начала волноваться. Хоть Надежда и говорила, что санаторий на территории бывшей военной базы, там какие-то заглушки, по мобильнику не дозвониться. Городской-то телефон должен быть? Так почему мать не звонит? Я уже каждый час дергала трубку нашего аппарата: есть гудок, нет? Все работало, а мать не звонила.

Надежда все еще болела, и мы занимались целыми днями, никуда не выходя. И не буду врать, что у меня были хоть какие-то подвижки. Надежду это расстраивало, я видела, как ей становится хуже из-за меня. «Ты можешь лучше, я знаю. Ты же все это мне рассказывала год назад...» Рассказывала. Тогда голова была занята только учебой и группой, а теперь... Я делала чудовищные ошибки и ненавидела себя за них. Надежда расстраивалась, злилась, и я ненавидела себя еще больше. Человек за меня болеет, а я... Получается, обманываю его ожидания.

Еще у меня все валилось из рук. Просто отвратительно! Я роняла учебник, Надежда говорила: «Подбери», но не выдерживала и подбирала за меня, от этого было еще гаже. Я пыталась помыть посуду (она быстро накапливается, когда матери нет), в итоге половину разбивала, а вторую домывала за меня Надежда. Я пыталась петь и сама слышала, что выходит лажа. Надежда сперва поправляла, потом не выдерживала и пела за меня. Еще спрашивала: «Поняла?» Я думала, что поняла, и все повторялось снова.