Учительница с того света - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 13

Я позвонила в дверь, гадая, как-то она меня встретит. Хотя неважно, лишь бы не поздно было заставить ее вернуть мать.

– Кто там?

– Сами-то как думаете?

– Кто там хамит? Сейчас милицию вызову! – Иногда она такая смешная!

– Надежда Евгеньевна, это я. Я не собираюсь с вами скандалить, просто верните маму, ладно?

– Чью? Твою? Я тебя не знаю...

– Хватит придуриваться! Ну-ка откройте! – Надежда неожиданно послушалась и даже не встала на пороге, а сразу меня впустила. Ее было не узнать, с утра она переменилась еще больше. Она стала ярче, стройнее и куда-то пропали ее бородавки. Если бы Иван Юрьич не предупредил, я бы не догадалась, а так сразу поняла: Надежда становится мной.

Можете смеяться, но я побежала к зеркалу. Несколько секунд рассматривала себя, не дай бог что-нибудь такое заметить!.. Нет, вроде нет. Бородавки не выросли, все на месте... уф!

– Что ты еще от меня хочешь? – Она стояла у двери с таким траурным лицом, как будто это ее выгнали из школы из-за меня. – Ты получила, что хотела. Дай теперь мне получить то, что хочу я! Скоро мама приедет, а ты здесь...

Потрясающая простота, правда? Но у меня отлегло: мама едет, значит, все в порядке.

– А мне куда деваться прикажете?

Надежда только плечами пожала:

– Твои проблемы. Ты сама позволила занять твое место. Пока ты здесь пыталась изменить прошлое, я жила за тебя. Я ведь хочу тебе только добра...

Ой, как она меня достала этой фразой! Под нее она заставляла меня пересдавать зачет сорок раз, лишала прогулок и репетиций, под эту фразу мы с Марлидовной взорвали библиотеку, и меня чуть из школы не выгнали. И выгнали в итоге-то. Потому что кто-то целый год пропустил, выслушивая это: «Я ведь хочу тебе только добра!» Рекорд по прогулам, а?

Вообще она права: я сама виновата. Я целый год терпела рядом с собой деспота, мертвяка, духа, инфернала, как хотите называйте, но мразь я терпела редкую, теперь вижу. Все – ради глупого желания изменить прошлое. Поквитаться или что-то доказать тому, кому уже ничего не докажешь. И кто из нас двоих сумасшедший? Надежда, скачущая по сцене в моей короткой юбке, по сравнению со мной – вполне здравомыслящий человек. Что я получила в итоге? Я сделала хуже. Пытаясь исправить прошлое, я пропустила уйму времени в настоящем, которое могла потратить на ту же учебу. Сейчас бы училась спокойно, не пропустив год...

– Это жестоко!

– Это жизнь.

– Это моя жизнь, а вы... Да над вами все ребята смеются! Тоха мне писал, как вы на сцене отожгли! До сих пор вспоминает! А в сквере! От вас же там все бегали, не знали, куда деваться!

– Это неправда! Мы друзья.

– Да?! Вы же сами читаете мою «аську». Помните, что про вас Тоха писал?

– Это было давно, он с тех пор передумал.

– Когда? Когда вы уселись на его гитару? Или песенку спели про овцу?

– Ты неблагодарная!..

– А вы – глупая. Вот зачем вам моя жизнь?! Школа эта, сквер... Сами не научились?

– Затем, девочка, что у меня своей больше нет.

Черт, правда. Я и забыла. Уселась на тумбочку в коридоре: что тут возразишь?

– А тамсовсем плохо?

– Там нет вас. Школы, ребят. Я скучала.

– И поэтому теперь хотите занять мое место? Идиотизм. – Я перевела дух и сказала: – Знаете что? Хватит. Свою жизнь я вам не отдам. Нам пора в Питер.

И, представляете, она согласилась! Как миленькая переоделась и покивала: «Едем». Даже принесла мой рюкзак. Я не знала, как с ней говорить и о чем, поэтому молчала всю дорогу, боясь то ли обидеть, то ли спугнуть (вдруг передумает!). Я отчего-то чувствовала себя виноватой, но жить хотелось больше.

Глава X

Про то, какая Юлька молодец

Димка влетел в зал, крикнул: «Юлька в школе!» – и улетел обратно. Предполагалось, что мы побежим за ним смотреть на живую Юльку. Мы и побежали, не сразу, конечно: пока дошло... Димка стоял один у кабинета Марлидовны и, со значением вытаращив глаза, показывал нам на дверь.

– Там?

Димка кивнул:

– Сказала, что пришла восстанавливаться.

– А про Надежду?

– Ничего. – Он беззастенчиво прислонил ухо к двери, а палец к губам. Если бы он этого не сделал, это сделал бы я. Или даже Леха. В школе никого нет, нас никто не заметит.

Молча стоять и смотреть, как Димка подслушивает, было скучно. Я пытался гадать, что такого случилось, что Юлька пришла восстанавливаться. Неужели образумилась и отвезла свое привидение обратно, откуда взяла? Если честно, мне уже не верилось в это. Та Юлька, которую последний год я изредка видел в окне, просто не могла в одиночку противостоять никакому злу, даже Надежде. Мы пытались помочь, но она же и разговаривать не хотела! Значит, что остается?

Димка на секунду отлип от замочной скважины:

– Ха! Она, по ходу, не в курсе, что год прошел. Ей там с привидением казалось меньше.

– Как?

– Тихо, идет!

Она не вышла, она вылетела. Ошалевшая и какая-то... серая.

– Подслушивали? Моей матери нет дома уже год...

– Да. Мы думали, ты знаешь. Тоха ее искал. Мы все искали.

– Мне нужно домой! – Она рванула мимо нас вниз по лестнице. Пашка ей что-то кричал, хотел догонять, но Леха его удержал:

– Тихо ты! Если она бежит домой, значит, Надежда еще там. – Я не понял, почему он так решил, но про себя согласился. Куда ж она денется-то по доброй воле, Надежда?!

– Мы должны ехать в Питер. – Вот за это мы и ценим Леху. С ходу все решил. Хотя, наверное, это надо было сделать давно...

– Едем! У меня где-то есть визитка того клуба! Юлька давала еще той весной...

Билеты мы взяли на тот же вечер. Как отпрашивались дома – отдельный разговор. Что нам пришлось наплести, чтобы нас отпустили! Леха придумал какую-то экскурсию по Питеру, куда школьников пускают бесплатно. Нужно только приехать самим и в тот же вечер уехать. Звучало правдоподобно, если бы еще найти объявление или какую листовку... И Леха его нашел! У себя дома залез в Интернет, отыскал подходящую рекламку, распечатал. С ней мы родителей и уламывали, еле отпросились!

Почти все восемь часов мы молчали. Что учудила Юлька и что за фрукт этот дух Надежды, мы обсудили еще раньше. Возвращаться на второй круг не хотелось, а обсуждать что-то другое было глупо. Что еще можно обсуждать, когда тут такое творится?! Музыку? Кто куда поедет на каникулы? Это все казалось такой чепухой, что мы молчали.

Моя мать звонила только до ночи, чтобы убедиться, что я жив-здоров, послушать в трубку стук колес, переспросить, действительно ли мы едем в Питер или, может, передумали. А Димкина позвонила еще и утром, чтобы нас разбудить, хотя спал только Леха. Его одного отпустили быстро и без разговоров и в поезд не звонили, вот он и спал до звонка Димкиной матери. Бегущая строка над креслами сообщила, что времени шесть утра, и через каких-то полчаса мы наконец приедем. Вряд ли этот спиритический клуб открывается так рано.

Леха потянулся, глянул на неспавших нас, на табло и прочел мои мысли:

– Что полдня будем в Питере делать? Клуб небось рано не открывается?

– Сначала возьмем билеты обратно! – выпалил Пашка. Настоялся вчера в очереди, бедный.

И мы пошли за билетами... А потом на Невский, а потом – к реке, она же там повсюду, река. Даже прокатились на катере, чтобы хоть было что дома рассказать, и вообще. В какой-то момент я и забыл, зачем мы здесь, так было здорово. Мы весь день гуляли, бездельничали и смеялись над скульптурами. А потом как-то быстро наступил вечер, и Леха скомандовал: «Едем в клуб!»

Мы были еще взвинченные, после долгой прогулки, и, наверное, никто не думал, как-то нас встретят в клубе, что мы скажем, а главное – что скажут нам. Юлька мне успела рассказать про потерю контроля: вдруг это уже невозможно – избавиться от духа? Надо было сразу ехать сюда, не ждать, пока Юлька образумится...

А когда мы спустились к подвалу и встали у двери с плакатом, все как-то разом переменились в лице. Димка посмотрел на Пашку, Пашка – на меня, я – на Леху. Потянуть ручку двери никто не решался, даже Леха.