Душа демона - Некрасова Мария Евгеньевна - Страница 4

У Никиты странно закололо в переносице: разве мертвые плачут? А этот мелкий лебезеныш заметил и потянул его за штанину, как собачонка:

– Ну скажи, что ты не виноват! – Как будто от этого станет легче. Вот заботы у этих двоих: выяснять, кто как упал с крыши...

– Как же не виноват! – Маркиз Гамигин важно развалился на лавочке и, кажется, раздулся в размерах. – Я эту породу знаю! Сперва: «Жить не хочу, сигану с крыши, пусть все рыдают!», а потом: «Я не хотел, простите, дяденька!»... В ад его – и дело с концом! Много вас таких! – Он испытующе уставился на Никиту: «Попробуй, мол, скажи, что я не прав!» – а маленький опять потянул его за плащ:

– Но, повелитель!.. Ну, Никита! – Казалось, он добавит сейчас: «Мальчики, не ссорьтесь!» или еще какую-нибудь ерунду, совершенно не подходящую к случаю. Эти двое со своей сценкой «добрый опер и злой опер» выглядели как дураки на фоне случившегося.

– Да пошли вы! – Никита развернулся и сам пошел прочь. Во двор, в школу, какая разница! Лишь бы эти отвязались! Но эти отвязываться не хотели.

– Погоди-погоди! – Маленький догнал его и опять вцепился в штанину. – Ты что же думаешь, в аду пряниками кормят?! Извинись сейчас же и моли о помиловании!

– И не подумаю. Мне пофиг на пряники, я умер, понимаешь?

– Ну и что? – не сдавался маленький. – Жить-то надо! Вот и подумай, как ты будешь жить, в аду на сковородке или...

Никита притормозил. В абсурдном замечании маленького был свой резон: умер-то он умер, а руки-ноги – все на месте, даже двор не делся никуда...

– И что я теперь, не исчезну? Так и буду болтаться, да?

– Ну болтаться без дела ты не будешь. – Маленький за штанину деликатно потянул его в сторону лавочки. – Ты можешь попасть в рай, в ад, можешь вообще никуда не попасть, но это не твой случай. Но поверь мне, демону, в аду жизнь – не сахар, и лучше туда не попадать, если есть такая возможность. У тебя она есть. Пока что.

– Если я хорошенько попрошу этого коня педального?

– Тщ-щ! – Маленький смешно замахал руками. – Услышит. Хорошенько попросить, Никита, мало, надо еще доказать, что ты чист, спасти, так сказать, душу.

– Ну и как ему доказывать? Свидетелей привести? – Никита впервые вспомнил про Дэна и Леху: где-то они теперь? В милиции? Или убежали? Живы? Или может быть...

– Никаких свидетелей не надо, – успокоил маленький. – Просто нужно пройти небольшие испытания, чтобы доказать, что ты безгрешен и в ад тебя забирать нельзя.

– Какие еще испытания? Что за сказки?

– Не сказки, а жизнь. Подойди теперь к Гамигину и скажи, что ты готов доказать свою невиновность.

– И он меня сразу послушает!

– Послушает.

– Бред какой-то.

– Не бред, а спасение души. Иди давай, не тушуйся. Потом мне спасибо скажешь.

– А если не пройду?

– Попадешь в ад! – пообещал Гамигин. За разговором Никита не заметил, как они подошли обратно к скамейке. – Значит, ты готов?

– Ну вы же все равно не отвяжетесь...

– Разговорчики! Спасение души – это тебе не шутки, если не уверен, лучше сразу откажись.

– И попадешь в ад! – предостерег маленький, чтобы Никита не вздумал отказываться.

– Ладно-ладно. – Никиту не очень-то волновало, куда он там попадет, но надо же было что-то делать, просто чтоб не сойти с ума от новости: он умер. Надо было чем-то заниматься, а не бродить по двору, пытаясь осознать случившееся.

– Хорошо, – смягчился Гамигин. – Что там на нем есть, кроме крыши? – Вопрос был адресован мелкому.

Мелкий запрыгнул на лавочку, достал откуда-то маленький пружинный блокнот и залистал:

– Не так уж чист для своего возраста... Ой! О-ой! Парень, да ты...

– Что? – Никита даже занервничал и сам начал припоминать, что он такого нагрешить успел за тринадцать-то лет. Ничего серьезного, правда-правда. Но мелкий был очень недоволен.

– Ты в курсе, что на тебе одна смерть?

– Откуда?! Я никого не...

– Не убийство, а именно смерть. Не от твоей руки, но по твоей вине, понимаешь?

– Нет. Хоть намекни. Кто? Когда?

Мелкий опять залистал блокнот:

– А, пардон, это не твое.

– Ну вот, а ты...

– Это матери. И на твоей странице, так что расплачиваться все равно тебе.

– Не понял?

– По ее вине кое-кто умер. И поплатиться за это должен ты. Потому и уходишь так рано...

– Как это – я? Как это «по ее вине?!» Ты что, вообще, городишь?!

– Покачай мне еще права! – встрял Гамигин. Маленький сохранял беспристрастное выражение физиономии исполнительного секретаря:

– Не бузи, парень, так бывает. Она нечаянно. Не подумала, наломала дров, а человек из-за нее... В общем, расплатиться должны ее дети.

– Почему?

– Так бывает. Мы часто платим за грехи родителей, а то и бабушек. Что такого-то?

– Ничего. Делать-то что?

– Чтобы спасти душу, ты пройдешь три испытания, – объявил Гамигин.

– Вернешься в те дни, когда это произошло, и кое-что исправишь, – добавил мелкий.

– В те дни? Когда мать накосячила, что ли?

– Да, если тебе так понятнее.

– А почему три? Чувак вроде один умер?

– Чувак, как ты говоришь, умер один, а подвели его к этому три поступка.

– Три греха, – уточнил мелкий.

– Да. Приходи, когда будешь готов.

– Я готов!

– Не-ет. Ты слишком спонтанно решил: «Готов» – и все. Приходи, когда действительно будешь готов. Мы ждем тебя на крыше.

Гамигин пропал, как изображение на мониторе. «Щелк» – и нету. Куда там девался мелкий, Никита уже не видел.

Он стоял около пустой лавочки, смотрел на дом, подъезд, крышу и маленькие фигурки Дэна и Лехи. Фигурки тоже заметили его и бешено замахали руками, мол, «Иди к нам!». Что за черт! Минуту назад двое из Кащенко внушали Никите, что он умер! А теперь друзья его видят и машут, зовут к себе... Никита ворвался в подъезд, пешком взлетел на десятый этаж и чердак, просочился в окошко.

– Вот ты где! – радостный Дэн сидел верхом на перилах и махал рукой у Никиты перед лицом. – Мы уж думали, что тебя замели, а ты – вон, во дворе гуляешь!

«А я уж думал, что умер, а вы мне тут машете». – Но вслух этого Никита не сказал. Еще он заметил, что мир снова стал цветным.

– Я убегал. – Прозвучало, как будто он опять оправдывается перед демоном.

– Видел я, как ты убегал! – смеялся Леха. – Сидел тут, ногой дергал. Как они тебя не сцапали?

Никита пожал плечами, у него были вопросы поважнее. То, что друзья не видели, как он свалился с крыши, – хорошо, никто бы не пожелал им таких зрелищ, да еще перед каникулами. Но то, что они видят его сейчас... Как, интересно? Если он умер, тело должно валяться где-то внизу и уже собрать толпу зевак и кортеж машин, всяких милиций, «Скорых помощей»... Душа может бродить хоть бы и по крыше, но почему ребята видят ее, а не тело внизу?

Никита съехал на край крыши, уперся пузом в перила и глянул вниз.

– Ага, десятый этаж, – заметил Дэн. – Если бы эти ненароком тебя спихнули, костей было бы не собрать!

«Так они меня не спихнули? И сам я не падал?» – вслух Никита ничего не спросил, потому что и так видел: нет никакого тела внизу. Нету. Выходит, не падал? Потерял сознание, и эти два придурка ему привиделись? Вот игры воображения-то, а!

Он захихикал, вспоминая демонов, их болтовню: «Умер-то умер, а жить надо». От радости, что жив, он сгреб макушку Лехи, сидящего рядом, и начал тискать, приговаривая: «Видал, как мы их!» – то ли про милицию, то ли про возмущенных жителей новостройки. Леха отбрыкивался и тоже хихикал.

Горячая крыша обжигала даже сквозь джинсы. Никита думал: «Жив! Точно жив!» – и с двойным усердием натирал Лехину макушку.

На спортплощадку около школы высыпали первоклашки – перемена.

– Пойдемте уже! – позвал Никита. – Русичка не Михалыч: если прогуляем, отыграется на экзамене.

Он лукавил: молодая демократичная русичка сама ждала каникул как манны небесной и не стала бы мстить школьникам за прогул. Просто ему впервые за много лет захотелось в школу.