Живущий в ночи - Кунц Дин Рей - Страница 50

Побежденный, он отступил с моего пути, поднял правую руку и сделал мне шаку.

Я ответил ему глупым жестом из фильма «Звездный путь».

Он показал мне неприличный жест, оттопырив средний палец.

Сопровождаемый Орсоном, я покатил велосипед на восток – в ту сторону, где песок сменялся каменистым грунтом. Отойдя на несколько метров, я услышал голос Бобби, но не разобрал слов, а обернувшись, увидел его спину. Он направлялся к коттеджу.

– Что ты сказал? – крикнул я ему вдогонку.

Бобби обернулся и крикнул в ответ:

– Туман надвигается!

Посмотрев выше его головы, я увидел, что на мыс и впрямь наползает молочно-белая масса, взбитый пар, подсиненный светом луны. Так, молчаливо, в наших снах иногда вырастает зачарованная стена, отгораживая нас от надежд на спасение.

Городские огни казались чужим далеким континентом.

Часть четвертая

Глубокая ночь

21

К тому времени, как мы с Орсоном выбрались из дюн и оказались на каменистой части полуострова, нас поглотила непроницаемая пелена тумана. Она простиралась на сотни метров вглубь – седая лунная пыль, опустившаяся на землю из огромного небесного сита.

В этой серой перине мы с Орсоном были более слепы, нежели самой безлунной и беззвездной ночью.

Туман уже поглотил даже городские огни. Он играл злые шутки со звуками: я по-прежнему слышал ритмичное шуршание прибоя, – но теперь мне казалось, что оно раздается со всех четырех сторон, будто я стою на острове.

Я был вовсе не уверен, что смогу управлять велосипедом в этом молочном киселе. Видимость колебалась от абсолютного нуля до каких-нибудь жалких трех метров. На извилистой дороге, по которой мне предстояло ехать, не было ни деревьев, ни столбов, но зато я легко мог сбиться с пути и навернуться с обрыва. Это произойдет быстро и трагично: переднее колесо велосипеда зависает в воздухе, заднее буксует в песке, а я перелетаю через руль, падаю на берег и ломаю руку, а то и шею.

Более того, если я хочу ехать быстро и не свалиться, мне предстоит управлять велосипедом обеими руками, а значит, пистолет придется сунуть в карман. Но, прощаясь с Бобби, я обещал постоянно держать «глок» наготове.

В таком тумане кто угодно мог подобраться ко мне на расстояние меньше метра, а я бы ничего не заметил и тем более не успел бы выхватить оружие и выстрелить.

Я шел довольно быстро, держась за руль велосипеда одной рукой и делая вид, что мне все до лампочки и я никого не боюсь. Орсон семенил чуть впереди. Он был сама настороженность и безустанно вертел головой из стороны в сторону. Свистни я ему сейчас, он бы и ухом не повел.

Щелканье спиц и велосипедной цепи выдавало мое местоположение, но – что поделать! Конечно, я мог бы взвалить велосипед себе на шею и нести его одной рукой, но надолго ли меня хватит?

Впрочем, звук, возможно, ничего не значит. Обезьяны наверняка обладают чутьем достаточно острым для того, чтобы унюхать передвигающийся в тумане клубок нервов под названием Кристофер Сноу. Они могли найти меня по следам.

Орсон, разумеется, тоже способен учуять их. Сейчас, в темноте, его черное тело виделось мне размытым силуэтом, и если бы шерсть на его загривке встала дыбом, я бы наверняка не заметил этого, а значит, пропустил бы приближение врага.

Двигаясь по тропинке, я размышлял над тем, что может отличать этих резусов от других их сородичей.

По крайней мере по внешнему виду тварь, оказавшаяся на кухне Анджелы, являлась типичным представителем своего подвида, хотя и большего размера. Анджела, правда, сказала, что у макаки были «жуткие темно-желтые глаза», но, насколько мне известно, такая окраска радужной оболочки вполне характерна для данной группы приматов. В рассказе Бобби о виденных им обезьянах тоже не было ничего особенного, если не считать их не совсем обычного поведения и размеров вожака. Ни деформированных черепов, ни третьего глаза во лбу, ни здоровенного шурупа в шее, который указывал бы на то, что эти создания были сшиты из кусков трупов и реанимированы в тайной лаборатории сумасшедшей прапраправнучки доктора Виктора Франкенштейна.

Яйцеголовые подонки из Форт-Уиверна боялись, что обезьяна на кухне Анджелы либо укусила, либо поцарапала ее. Учитывая эти опасения, было бы логично предположить, что животное являлось переносчиком какой-то инфекции, которая передается через кровь или слюну. В пользу этой версии говорило и то, что после этого случая Анджелу заставили ежемесячно сдавать всевозможные анализы. В течение четырех лет у нее регулярно брали кровь, а из этого можно сделать вывод, что потенциальную болезнь отличает сравнительно долгий инкубационный период.

Биологическое оружие. Лидеры всех стран всегда клялись, что не собираются применять это изуверское средство ведения войны. Призывая в свидетели бога, говоря об ответственности перед судом истории, они торжественно ставили подписи под увесистыми международными договорами, запрещавшими исследования и разработку этого чудовищного оружия. И одновременно с этим в подземных бункерах продолжали готовить коктейли с сибирской язвой, штамповали аэрозольные баллоны с бубонной чумой, выводили новые штаммы кошмарных вирусов и бактерий. Стоит ли удивляться, что ни один из сумасшедших ученых, занятых в этой области, никогда не стоял в очереди на бирже труда.

И все равно непонятно, зачем они подвергли Анджелу принудительной стерилизации. Да, некоторые болезни, перенесенные матерью, могут стать причиной врожденных дефектов у младенца, но, судя по тому, что рассказывала Анджела о своих мучителях из Форт-Уиверна, они вряд ли стали бы беспокоиться о ее возможном потомстве. Было очевидно, что ими двигало не сострадание, а страх, граничащий с паникой.

Я спросил Анджелу, не являлась ли обезьяна переносчиком болезни. Ее ответ не оставлял сомнений:

«Хорошо бы, если бы это было так. Возможно, в таком случае меня бы уже вылечили. Или я уже была бы мертва. Смерть гораздо лучше того, что меня ждет».

Но если это не болезнь, то что?

Внезапно ночь и туман прорезал тот самый безумный вопль, который слышали мы с Бобби чуть раньше.

Моей задумчивости как не бывало.

Орсон застыл как вкопанный. Я тоже остановился, и щелканье спиц прекратилось.

Мне показалось, что крик раздался с юго-западной стороны, а еще через секунду с противоположной донесся ответный. Охота началась.

В туманной пелене все звуки были обманчивы, поэтому я не мог с точностью определить, на каком расстоянии от нас находились преследователи, но знал, что близко.

Ритмичная, как сердцебиение, пульсация прибоя нарушала тишину ночи. «Интересно, – вдруг подумал я, – какую песню Криса Айзека Саша крутит сейчас?»

Орсон двинулся вперед, и я последовал за ним.

Ждать не имело смысла. Мы не могли чувствовать себя в безопасности, оставаясь на пустынном мысе. Нужно было как можно скорее добраться до города. Впрочем, и там нам грозила опасность.

Не успели мы пройти и двадцати метров, как в тумане снова раздался визгливый улюлюкающий вопль.

Через секунду снова прозвучал ответный. На сей раз мы с Орсоном даже не замедлили шаг.

Мое сердце стучало как паровой молот и не успокоилось даже после того, как я напомнил себе, что имею дело всего лишь с обезьянами. Не с хищниками, а с безобидными пожирателями фруктов, ягод и орехов, с миролюбивыми подданными королевства, где не едят мясо.

Неожиданно в моем мозгу сверкнула яркая вспышка, вновь высветив лицо мертвой Анджелы. Я вдруг понял, что именно ускользнуло от моего внимания в тот момент, когда я, потрясенный, вне себя от горя, смотрел на ее распластанное тело. Поскольку рана имела рваные края, мне тогда показалось, что ее горло в несколько приемов перерезано тупым зазубренным ножом, теперь же я осознал, что это не так. Его перегрызли, разорвали зубами. Сейчас, своим внутренним взором, я видел эту страшную картину даже более отчетливо, чем тогда, когда стоял на пороге ванной.