Живущий в ночи - Кунц Дин Рей - Страница 45

Мы оба делали вид, что не боимся.

– Кто они?

Бобби хранил молчание, но я все же перемолчал его, и он наконец ответил:

– Точно не знаю.

Ответ был не слишком честным, но я решил по щадить друга.

Продолжая свое повествование, я, не желая нарываться на скепсис Бобби, не стал упоминать о кошке, которая вывела меня через дренажную трубу, но рассказал про коллекцию черепов, найденных мной на двух нижних ступеньках подземной лестницы. Я рассказал и о том, что увидел шефа полиции Стивенсона беседующим с лысым убийцей и как нашел пистолет у себя на кровати.

– Клевая пушка! – заметил он, с восхищением рассматривая «глок».

– Папа позаботился даже о лазерном прицеле.

– Класс!

Иногда Бобби кажется таким равнодушным и спокойным, что я начинаю сомневаться в том, что он вообще меня слушает. Такое случалось с ним и в детстве, но с годами он все чаще оказывается в подобной прострации. Я рассказываю ему о фантастических, без преувеличения сверхъестественных событиях, а он реагирует так, будто ему зачитывают сводку результатов баскетбольных матчей.

Я снова бросил взгляд за окно и подумал: а вдруг там, в ночи, кто-то держит меня в перекрестье прицела ночного видения, привинченного к стволу мощной винтовки? Нет, вряд ли. Если бы неизвестные враги намеревались прикончить нас, они сделали бы это, пока мы находились снаружи.

Затем я пересказал Бобби все, что произошло в доме Анджелы.

– Абрикосовое бренди, – поморщился он.

– Я выпил совсем чуть-чуть.

– Двух стаканов этого пойла хватит для того, чтобы начать задушевную беседу с толчком. – На жаргоне серферов это означало блевать.

К тому моменту, когда я рассказал о сцене в церковном подвале и о том, как Джесси Пинн третировал преподобного Тома, каждый из нас успел прикончить по три такое. Бобби разогрел еще парочку и поставил на стол.

Саша крутила по радио «Выпускной бал».

– Прямо-таки бенефис Криса Айзека, – хмыкнул Бобби.

– Это она для меня.

– Да уж понятно. Я и не думал, что Крис Айзек собственной персоной стоит возле пульта, приставив пистолет к ее виску, и требует крутить только его песни.

Последние такое мы доели в молчании.

Наконец Бобби все же решил задать вопрос по существу. Его заинтересовала одна из фраз, произнесенных Анджелой.

– Значит, она сказала тебе, что это была обезьяна и одновременно – не обезьяна?

– Насколько я помню, она сказала так: «Это была не обезьяна. Она только казалась обезьяной. И, конечно же, это была обезьяна. Была и не была – вот что с ней было не так».

– Все это звучит так, будто у Анджелы окончательно съехала крыша.

– Она выглядела растерянной, до смерти напуганной, но свихнувшейся не казалась. К тому же Анджелу убили именно для того, чтобы заткнуть ей рот, значит, в ее словах что-то было.

Бобби кивнул и отхлебнул пива. Он молчал так долго, что я наконец не выдержал и спросил:

– Ну и что дальше?

– Ты меня спрашиваешь?

– Не собаку же!

– Плюнь.

– Не понял.

– Забудь обо всем и живи спокойно.

– Я не сомневался, что ты скажешь именно это.

– А зачем тогда спрашивал?

– Бобби, возможно, смерть моей мамы была вовсе не случайностью.

– Не «возможно», а наверняка.

– И, возможно, рак, от которого умер папа, тоже не был случайным.

– Ты что, собираешься встать на тропу войны и превратиться в мстителя?

– Не всегда же этим людям будут сходить с рук убийства. Им не удастся бесконечно уходить от ответственности.

– Еще как удастся! Убийцы сплошь и рядом остаются безнаказанными.

– Но это не правильно!

– Я и не говорю, что это правильно. Просто так оно и есть.

– А ты не думал, Бобби, что жизнь состоит не только из серфинга, бокса, еды и пива?

– Я и не говорю, что это так, хотя к этому нужно стремиться – Что ж, – проговорил я, вглядываясь в темноту за окном, – по крайней мере я не наложил себе в штаны.

Бобби вздохнул и откинулся на стуле.

– Допустим, ты ждешь момента, чтобы поймать волну. На море штормит, в берег долбают здоровенные валы, и вот идет цепь семиметровок. Времени у тебя в обрез, но ты чувствуешь, что успеешь поймать гребень, и тем не менее ничего не предпринимаешь, а продолжаешь болтаться, как буек. Вот тогда можно сказать, что ты наложил в штаны. А теперь представь другую ситуацию: к берегу идет цепь десятиметровок – здоровенных сволочей, которые наверняка сшибут тебя с доски, швырнут на дно и заставят сосать водоросли.

У тебя есть выбор либо подохнуть, либо болтаться, как буек, в ожидании более подходящей волны. Ты выбираешь второе. Но ты не наложил в штаны, а проявил здравую рассудительность, которая необходима даже самому отчаянному серферу. А придурок, который лезет на волну, заранее зная, что не возьмет ее, что она его попросту размажет, – кто он? Козел!

Я был тронут этой тирадой. Подобное красноречие свидетельствовало о том, что Бобби не на шутку переживает за меня.

– Выходит, ты считаешь меня козлом?

– Пока еще нет. Все будет зависеть от твоих дальнейших действий.

– В таком случае я – будущий козел.

– Я бы сказал, что твой козлиный потенциал невозможно определить даже по шкале Рихтера.

Я с сомнением покачал головой.

– И все же эта волна не кажется мне десятиметровкой.

– Напрасно. Возможно, она даже покруче Метров на тринадцать потянет.

– Семь, не больше.

Бобби страдальчески закатил глаза. Похоже, единственным местом, где он рассчитывал узреть хотя бы крупицу здравого смысла, был его собственный череп.

– Судя по тому, что рассказала Анджела, все это каким-то образом связано с проектом, над которым работали в Форт-Уиверне.

– Она поднялась наверх, так как хотела мне что-то показать – какое-то доказательство своей правдивости. Нечто такое, что в свое время припрятал ее муж.

Что бы это ни было, оно сгорело в пожаре.

– Форт-Уиверн. Армия. Военные.

– Ну и что?

– Дело каким-то образом касается правительства, – задумчиво проговорил Бобби, – а правительство, братишка, это даже не десятиметровка. Это тридцатиметровка. Цунами.

– Но мы же в Америке!

– Жили когда-то.

– У меня есть долг.

– Какой еще долг?

– Моральный.

Вздернув бровь и пощипывая переносицу кончиками большого и указательного пальцев, с таким лицом, будто от моих слов у него разболелась голова, Бобби сказал:

– Мне кажется, если в вечерних новостях сообщат, что к нам приближается комета и вот-вот должна врезаться в Землю, ты немедленно напялишь свою кепку, темные очки и стартуешь в космическое пространство, чтобы выгнать мерзавку за пределы Галактики.

– Если только накануне не сдал кепку в химчистку.

– Козел.

– От козла слышу.

20

– Гляди сюда, – сказал Бобби. – Как раз сейчас с английского метеоспутника поступает информация.

Обработай ее, и сможешь узнать высоту любой волны в любой точке земного шара с точностью до нескольких сантиметров Бобби не стал включать свет в кабинете. Ему, а тем более мне, вполне хватало освещения от нескольких огромных мониторов установленных здесь компьютерных рабочих станций На экранах друг друга сменяли яркие цветные графики, карты, увеличенные снимки, сделанные со спутников, сводки метеорологической динамики в различных уголках мира.

Дитя компьютерного века – это не про меня, и я никогда им не стану. В темных очках – да еще несколько часов кряду – не очень-то посидишь перед монитором компьютера, который к тому же излучает ультрафиолет. Излучение не очень интенсивное, но, учитывая его кумулятивный эффект, с меня хватит и нескольких часов. Вот почему я всегда пишу от руки в обычном блокноте. Именно так рождаются статьи, которые я время от времени публикую, так родилась ставшая бестселлером книга, после которой в журнале «Тайм» появилась статья про меня и мою болезнь.

Эта уставленная компьютерами комната являлась центром «Серфкаста» – принадлежащей Бобби информационной службы. Ежедневно сотни одержимых серфингом подписчиков по всему миру получают по факсу сообщения с прогнозом высоты волн в самых разных концах света. «Серфкаст» имеет также собственную страничку в Интернете, а самые нетерпеливые могли позвонить по справочному телефону 900 и сразу же получить интересующие их сведения. Бобби имел еще четырех сотрудников, которые работали в разных концах Мунлайт-Бей на компьютерах, соединенных через модемы с этой комнатой, однако окончательный анализ информации и заключительный прогноз Бобби всегда делал только сам.