Живущий в ночи - Кунц Дин Рей - Страница 29

Может, она просто упала с лестницы и разбила колено? А может, я слышал всего лишь свист ветра или птичий крик за окном? Может быть, луна сделана из сыра, а небо – шоколадная глазурь, посыпанная белыми сахарными звездами?

Я громко позвал Анджелу.

Она не ответила.

Дом был не настолько велик, чтобы она могла не услышать мой голос. Ее молчание было пугающим.

Шепотом выругавшись, я вытащил из кармана куртки «глок» и стал вертеть его в руках, пытаясь найти предохранитель. Мне удалось обнаружить лишь одну кнопку, которая могла быть им. Я нажал ее, и из дырочки, расположенной под дулом, вырвался тонкий луч ярко-красного цвета, нарисовав на дверце холодильника маленькую красную точку.

Мой папа, приобретая пистолет, которым мог бы пользоваться даже миролюбивый преподаватель литературы, заплатил дополнительные деньги за лазерный прицел. Какая прелесть!

Хотя я и не был искушен в системах оружия, но все же знал, что некоторые модели оснащены внутренним предохранителем. Он автоматически отключается после того, как стрелок взводит курок, а после выстрела снова включается. Может, мой пистолет был из их числа? Если нет, то в решающий момент, столкнувшись лицом к лицу с врагом, я просто не смогу выстрелить, стану паниковать и, чего доброго, прострелю ногу самому себе.

Руки мои противно тряслись, но сейчас не было времени заниматься дыхательными упражнениями и самовнушением.

Я не был готов к тому, что мне предстояло, но делать это за меня было некому. Больше всего мне сейчас хотелось выбраться из дома, вскочить на велосипед, уехать в какое-нибудь безопасное место и позвонить в полицию, не называя своего имени. Однако, поступи я так, потом никогда в жизни не смог бы посмотреться в зеркало. Я не смог бы даже посмотреть Орсону в глаза.

Я пересек кухню и подошел к открытой двери в столовую. А может, сунуть пистолет в карман, а вместо него взять большой кухонный нож? Рассказывая про обезьяну, Анджела указала мне ящик, в котором они хранились. Некоторое время я размышлял над этой дилеммой, но затем здравый смысл все же возобладал.

С холодным оружием я умел обращаться не лучше, чем с огнестрельным.

Для того чтобы вонзить нож в тело другого человека, нужно обладать гораздо большей жестокостью, нежели для того, чтобы нажать на курок. Я был готов на все в том случае, если на карту будет поставлена моя жизнь или жизнь Анджелы, но все же для меня будет гораздо легче заняться такой сравнительно чистой работой, как стрельба с расстояния, нежели сблизиться с противником и кромсать его с помощью кухонного ножа.

Тринадцатилетним мальчишкой я находил в себе силы смотреть в окошко крематория, но даже сейчас, спустя столько лет, я не смог бы наблюдать кровавую процедуру бальзамирования.

Пройдя быстрым шагом через столовую, я снова окликнул Анджелу. И опять не получил ответа.

Больше я ее звать не стану. Если в дом действительно кто-то проник, мои крики лишь помогут ему скорее обнаружить мое местоположение.

Проходя через гостиную, я не стал выключать лампу, а лишь обошел ее стороной, отворачивая лицо.

Оказавшись в залитой светом прихожей, я сильно, как только мог, прищурился и заглянул в кабинет. Там было пусто.

Дверь в туалет была чуть приоткрыта. Я толкнул ее так, что она распахнулась, и мне даже не понадобилось включать свет, чтобы увидеть: и здесь никого.

Чувствуя себя голым без своей кепки, оставшейся на кухонном столе, я выключил горевший в прихожей яркий свет, и воцарилась благословенная темнота.

Ступени лестницы поднимались наверх и терялись в темноте. Судя по всему, на втором этаже свет не горел, и это меня устраивало. Глаза, способные видеть во тьме, в данной ситуации являлись моим самым большим преимуществом.

Сотовый телефон по-прежнему висел у меня на поясе, и, начав подниматься по лестнице, я испытывал сильное искушение позвонить в полицию.

Однако после того, как я не явился на назначенную встречу, шеф полиции Льюис Стивенсон, вероятно, уже ищет меня. Если это так, то трубку, вероятнее всего, возьмет он сам. А потом сюда прикатит лысый парень с сережкой.

Мануэль Рамирес был не в состоянии помочь мне, поскольку этим вечером выполнял функции дежурного офицера и не мог покинуть управление, а разговаривать с кем-либо еще из сотрудников мне не особенно хотелось. Шеф Стивенсон скорее всего был далеко не единственным полицейским Мунлайт-Бей, замешанным в заговоре. Я не исключал даже возможности того, что они все, кроме разве что Мануэля, принимали в нем участие. Однако даже Мануэлю, несмотря на нашу дружбу, я не мог доверять полностью до тех пор, пока не разберусь получше в том, что творится вокруг меня.

Поднимаясь по ступенькам, я держал «глок» обеими руками, готовый нажать на кнопку лазерного прицела, если передо мной кто-то появится. Однако, изображая из себя героя, хорошо бы не подстрелить ненароком Анджелу.

Дойдя до площадки, где лестница заворачивала, я увидел, что второй ее пролет еще темнее, чем первый.

Рассеянный свет, лившийся из гостиной, сюда не доходил. Я стал подниматься дальше – тихо и быстро.

Удивительно, как спокойно бьется мое сердце. Еще вчера я не мог допустить и мысли о том, что через несколько часов, не колеблясь, буду готов выстрелить в человека. А теперь, оказавшись в смертельной опасности, я подсознательно находил даже какое-то странное удовольствие.

В коридор второго этажа выходили четыре двери.

Три из них были закрыты, а четвертая – самая дальняя от лестницы – открыта нараспашку, и из нее падал слабый свет.

Меня не привлекала перспектива пройти мимо трех запертых дверей, не убедившись предварительно в том, что за ними никого нет. Не хотелось, чтобы опасность подкралась со спины.

Учитывая мой недуг и то, как быстро начинают слезиться и болеть мои глаза на свету, мне придется обыскивать комнаты с пистолетом в правой руке и с фонариком-ручкой в левой. Это будет неудобно, долго и опасно. Каждый раз, когда я буду заходить в комнату, как бы я ни пригибался и как быстро бы ни двигался, фонарик выдаст возможному врагу мое местоположение раньше, чем тоненький лучик света обнаружит его.

Мне стоило рассчитывать только на собственные преимущества, использовать темноту, сливаться с ней.

Двигаясь боком по коридору и поворачивая голову из стороны в сторону, я не производил ни звука. Но и никто другой – тоже.

Вторая дверь слева была чуточку приоткрыта, и через узкую щелку лился рассеянный свет. Я толкнул дверь стволом пистолета, и она открылась.

Спальня хозяйки. Уютная, с аккуратно заправленной постелью. На ручке простого стула висела яркая афганская вышивка, на скамеечке для ног лежала сложенная газета. На комоде, тускло поблескивая, выстроились в ряд старинные бутылочки из-под духов.

Один из светильников у изголовья кровати горел, но лампочка была слабенькой, да к тому же матовый плафон делал ее неопасной для меня.

Анджелы нигде не было видно.

Дверца стенного шкафа открыта. Может быть, Анджела поднялась наверх для того, чтобы забрать что-нибудь отсюда? Однако в шкафу висела лишь одежда да стояли коробки с обувью.

Дверь, которая вела из спальни в ванную, была чуть приоткрыта, свет там не горел. Если внутри кто-нибудь притаился, я, стоя в освещенной комнате, представлял для него отличную мишень.

Наведя «глок» на темное отверстие между дверью и притолокой, я с предельной осторожностью приблизился к ванной. От моего толчка дверь легко отворилась.

Я уже собрался перешагнуть порог, но меня остановил запах.

Поскольку свет ночника не мог рассеять темноту в ванной, я вытащил из кармана свой миниатюрный фонарик. Его луч осветил красную лужу, расплывшуюся на белом кафельном полу. Стены также были забрызганы кровью.

Анджела Ферриман распласталась на полу, бессильно упав головой на край унитаза. Глаза ее были широко раскрыты, лицо – мертвенно-бледно, тело – безвольное, словно у мертвой чайки, которую я однажды нашел на берегу.

С первого взгляда я увидел, что у нее перерезано горло. Причем выглядело это так, будто убийца перерезал его в несколько приемов с помощью тупого зазубренного ножа. Я был не в силах смотреть на нее пристально и долго.