Месть древнего бога - Ольшевская Светлана - Страница 11

Потом несколько раз закурить просили. И почему любители курения всегда, чувствуя свое силовое превосходство, норовят оскорбить, унизить, назвать каким-нибудь уничижительным словом типа «шмакодявка» или «чмошник»? Боря опять не запомнил, что с ними было, но не исключает, что они не только забыли эти нехорошие словечки, но и бросили вредную для здоровья привычку просить закурить.

Но все это произошло давно, а в последнее время инцидентов не было. Боря стал уже понемногу забывать о случившемся, а боевое прозвище упоминал лишь там, где пахло дракой.

Так и теперь.

– … Так почему все же «псих»? – продолжал допытываться Степа.

– Прозвище такое, – ответил наконец Боря. – Как-то по голове настучал парочке невежливых людей, с тех пор и прозвали.

Глава III

Служители зловещего культа

Деревня, к которой они шли, показалась неожиданно. Пара заколоченных домов на окраине, ветхие, покосившиеся заборы, заросли кустарника и гуляющие по улице куры – эта деревня разительно отличалась от предыдущей. Увидев в одном дворе сидящую на скамейке старушку, Фишка тут же обратилась:

– Добрый вечер, бабушка! Вы не могли бы продать нам молока?

Старушка встала, неспешно подошла к калитке:

– Молока? Отчего ж нет, давайте, во что вам?

Взяв у Степы трехлитровую банку, бабка отправилась в дом, а Фишка осмотрелась по сторонам и сказала:

– Уф, а я уже по привычке опять ругани ждала.

– А я говорил, не надо было к сектантам заходить. У них с посторонними разговаривать не положено, все остальные в их понятии – посланцы Сатаны.

– Как можно так жить? – скривился Боря. – А если, к примеру, заболеешь?

– У них есть и врачи, и учителя в местной школе. Там этот их пастырь… или гуру, не знаю точно, всем заправляет. Находит людей, на весь белый свет обиженных, и убеждает их, что все вокруг от дьявола, и только у него тут божья благодать. А ведь много таких находится, даже с высшим образованием. Там деревня, между прочим, немалая, вы только с одного края ее видели. Живут натуральным хозяйством, продают на рынке овощи, мясо, молоко – денежки, разумеется, пастырю…

– Да как же продают, если и разговаривать с посторонними нельзя? – удивилась Фишка.

– Ну, для этого у пастыря доверенные люди есть.

В это время старушка, осторожно держа банку с молоком, приблизилась к калитке.

– Спасибо вам, бабушка, – поблагодарил Степа, отсчитывая деньги. – Только нам бы еще хлебушка и так кое-чего. Магазин ваш работает?

– Магазин-то работает, да хлебушка туда третий день не завозили. А вы к Василине постучите, она его печь навострилась, всех тут снабжает, когда нету привоза. Вон, видите, зеленые ворота на том конце улицы.

Попрощавшись с милой старушкой, троица первым делом зашла все же в магазин, купила кое-какие продукты и, убедившись, что хлеба действительно нет, направилась к зеленым воротам.

– Хорошая деревня, – задумчиво сказал Боря. – Не то что та, с еврозабором и клумбами!

Василина оказалась высокой, дородной женщиной средних лет. У нее было правильное красивое лицо и длинная русая коса. Увидев у ворот гостей, она легко сбежала с высокого крыльца, открыла калитку и проводила всех троих к дому.

– Хлеб как раз допекается. Подождете немного, вам горячий достанется, – весело заговорила она. – С пылу с жару, в магазине такого не купите! Сказали, завтра снова привоза не будет, так что сегодня пришлось печь во внеурочное время. Да проходите же…

– Спасибо, мы могли бы и на улице подождать, чтобы вас не стеснять… – начала было Фишка, но Василина бесцеремонно ее оборвала:

– Никакого стеснения! Моя мама всегда рада с людьми поболтать, вот и составите ей компанию минут на десять, пока хлеб доспевает.

В доме приятно пахло пекущимся хлебом. Комната, куда Василина ввела гостей, была просто обставленной, но очень уютной. На диване у окна полулежала сухонькая старушка. Увидев гостей, она отложила книгу, которую перед этим читала, и сняла очки. Фишка бросила мимолетный взгляд на книгу – к ее удивлению, это оказался Толкин. Все трое поздоровались и уселись на длинную скамью.

– Здравствуйте, здравствуйте! – заулыбалась бабулька. – За хлебушком пожаловали?

– Угу, – кивнул Степа.

– Пальчики оближете! Мастерица моя дочка! А вы геологи, стало быть, будете? Руду ищете?

– Мы археологи! – гордо ответил Боря. – Древний дворец раскапываем.

– Да ну! Это где ж такой?

– Возле Красной речки, где скалы, – ответил Степа, и Боря с Фишкой удивленно переглянулись – они первый раз услышали, как называлась река.

– Интересно! – поднялась на локте бабуля. – Никогда я про дворец там не слышала.

– Ну, это было давно… – деликатно сказала Натка.

– Так я про давно и говорю. В старинных летописях нигде о дворце не упоминается, а называют это место нехорошим и рекомендуют селиться от него подальше. Ну-ка, дай мне, детка, вот эту книгу с полки.

Натка подала ей потрепанную книгу. Она обратила внимание, что на той же полке стояло много книг по педагогике и истории, и сделала вывод, что старушка в прошлом была учительницей.

– Вот что здесь написано, тринадцатый век: «Место же сие на реце Червонной зело погано бысть…»

– Чего-чего?! – в один голос переспросили Боря и Фишка.

– Эх вы, археологами стать хотите, а древнеславянского языка не знаете! Ладно, расскажу, как вам понятнее. Написано в летописи, что место на Красной реке ниже поворота, где скалы, считается в народе плохим, и люди стараются его избегать. Что два неких пришлых крестьянина с семьями вздумали там обживаться, но вскоре их дома нашли разграбленными, а их самих с тех пор никто не видел. Так, что здесь еще…

– Как-как речка называлась? – перебил Боря и тут же, смутившись, добавил: – Позвольте узнать, как вас зовут? А то неудобно.

– Меня зовут Александра Тихоновна, для вас – баба Саша. Речка же в летописи названа Червонной, так в древности называли красный цвет. А потом со временем стали называть Красной.

– А я думала, что названия не переводятся! Вот по нашим степям полно речек, и называются совсем непонятно. Папа говорил, что эти названия остались еще со времен, когда и язык был другой, и народы другие.

– Правильно говорил твой папа. Но ведь по-разному бывает. Возможно, и здесь когда-то жили другие народы и называли речку Красной на своем языке.

– Интересно, почему? – произнес молчавший до сих пор Степа. – Ничего красного ни в самой реке, ни на ее берегах не наблюдается.

– Этого я не знаю, – ответила Александра Тихоновна, энергично листая книгу. – Но вот в летописи двенадцатого века рассказывается нечто странное. Говорится, что там капище было поганское… языческое, если по-современному, и приносились жертвы какому-то жестокому божеству в глубине – так здесь написано. Место это было найдено какими-то княжескими людьми совершенно случайно. Под руководством здешнего князя, недавно принявшего христианство, решено было капище это уничтожить, землю освятить и церковь христианскую на том месте поставить. Так уж в те времена делалось – на месте языческих святилищ христианские церкви строили. Это, ребятки, потому так делали, что языческие святилища на благодатных местах стояли, значит, и церковь на добром месте окажется. Умели когда-то землю услышать – какое место для чего больше подходит… Но тут по-другому вышло. Явились туда с отрядом воинов, идолов сломали и в реку бросили, жрецов разогнали и уже хотели землю освящать. Но внезапно в четверых княжеских дружинников, которые идолов с берега сбрасывали, вселился бес, их руки покрылись мхом, и они ушли в камень. Так здесь написано. Что это значит – долго спорили несколько ученых-краеведов, но так и не пришли к разумному выводу.

– И что дальше? – поинтересовался Боря.

– Дальше? Только и сказано, что все уцелевшие покинули окаянное место. Так что, как видите, ни о каких дворцах речи нет. Нехорошее это место, в таких не строятся.

– Не строятся? Но ведь там была деревня! – воскликнула Фишка. – От нее еще дом остался, в котором мы сейчас и живем.