Видение - Кунц Дин Рей - Страница 19

Стоя в позе проповедника и держа в руках книгу, будто это Библия, Макс спросил:

— Ты будешь слушать?

Она отрицательно покачала головой, давая ему понять, что считает его слишком раздраженным, чтобы продолжать разговор.

— Если я виновата в том, что его фигурки разбились, то почему бы не обвинить меня и в том, что где-то на Востоке плохая погода, или считать меня ответственной за войну в Африке, за инфляцию, за нищету, за плохой урожай в этом году?

— Это — сарказм?

— Ты вынудил меня.

К сожалению, транквилизаторы мало чем помогли. Она испытывала сильное внутреннее напряжение, ее знобило. Подобно водорослям на мелководье, которые трепещут от слабого течения, предшествующего шторму, у нее было нервное предчувствие существования какой-то невидимой силы, которая уничтожит ее.

Неожиданно она почувствовала, что источник ее страха — Макс.

«Это полная бессмыслица, — подумала она. — Макс не представляет для меня никакой опасности. Он пытается помочь мне найти истину, вот и все».

Обескураженная, смущенная, на грани отключения, она откинулась на подушку.

Макс открыл книгу, которую начал читать, и прочел спокойным, но внушительным голосом:

— Телекинез является способностью передвигать предметы или производить какие-то изменения в предметах просто силой своей воли. О таких феноменальных явлениях чаще и подробнее всего сообщалось в период кризисов или в обстановке тяжелых стрессов. Например, автомобиль поднимался вверх над ранеными людьми, или обломки металла уносились из погибавшего в огне или разрушенного здания.

— Я знаю, что такое телекинез, — сказала она.

Не обратив внимания на ее слова, Макс продолжал читать:

— Телекинез часто ошибочно принимают за деятельность полтергейстов, которые любят поиграть, а временами оказываются злыми духами. Существование полтергейстов как астральных существ спорно и, разумеется, бездоказательно. Надо заметить, в большинстве домов, где появлялись полтергейсты, проживали девушки или юноши с серьезными схожими проблемами, или кто-либо с сильным нервным напряжением. Надо добавить, часто феноменальные явления со всей атрибутикой деятельности полтергейстов являются, как правило, результатом бессознательного телекинеза.

— Это ужасно, — сказала она. — Зачем мне запускать этих собак вокруг комнаты как раз в тот момент, когда я собиралась увидеть в своем видении лицо убийцы?

— На самом деле, ты совсем не хотела увидеть его лицо, и твое подсознание сбросило эти фигурки, чтобы вызволить тебя из твоего видения.

— Это абсурд! Я хотела увидеть его. Я хотела остановить этого человека, чтобы он не убил вновь.

Тяжелый взгляд серых глаз Макса сверлил ее, подобно ножам.

— А ты уверена, что хотела остановить его?

— Что за вопрос?

Он вздохнул.

— Знаешь, что я думаю? Мне кажется, через свои способности ясновидящей твое сознание подсказало тебе, что этот маньяк убьет тебя, если ты начнешь его преследовать. Ты увидела, что, возможно, это произойдет в будущем, и ты изо всех сил пыталась избежать этого.

Очень удивленная, она сказала:

— Да ничего подобного.

— Боль, которую ты испытывала...

— ...Была болью жертвы. Это не было предзнаменованием моей собственной смерти.

— Может, осознанно ты и не ощущала опасности, — начал Макс, — но на подсознательном уровне, возможно, ты видела, что станешь жертвой, если будешь продолжать преследование в этом деле. Это бы объяснило, почему ты пытаешься сбить сама себя с толку разговорами о полтергейстах и о вселении духов.

— Я не собираюсь умирать, — резко возразила она. — И не скрываюсь от чего-либо подобного.

— А почему же ты боишься хотя бы просто взглянуть на это?

— Я не боюсь.

— Думаю, что боишься.

— Я не хитрю с тобой. И не лгу.

— Мэри, я пытаюсь помочь тебе.

— Тогда поверь мне!

Он бросил на нее насмешливый взгляд.

— Ты не должна кричать на меня.

— Ты же никогда не слышишь меня, если я не кричу.

— Мэри, почему ты хочешь спорить?

«Я не хочу, — подумала она. — Останови меня. Сдержи меня».

— Это ты начал, — сказала она.

— Я только просил тебя рассмотреть альтернативу твоей версии о вселении душ. А ты реагируешь крайне резко.

«Знаю, — думала она. — Знаю, что я так реагирую. Но я не знаю, почему. Я не хочу причинять тебе боль. Ты нужен мне».

Но вслух она только сказала:

— Послушать тебя, так я никогда и ни в чем не была права. У меня всегда либо слишком бурная реакция, либо я ошибаюсь, либо иду неверным путем, либо что-то путаю. Ты обращаешься со мной, как с ребенком...

— Ты сама относишься к себе со снисхождением.

— ...с таким глупым маленьким ребенком. «Обними меня крепко, поцелуй меня, люби меня, — думала она. — Пожалуйста, заставь меня остановиться. Я не хочу ссоры. Я же страдаю от этого».

Он направился к двери.

— Сейчас не время для подобных разговоров. Ты не настроена на конструктивную критику.

— Потому что я веду себя как ребенок?

— Да.

— Иногда ты затрахиваешь меня словами до смерти.

Он остановился и повернулся к ней.

— Ты похожа на ребенка, — сказал он спокойно. — Ты подобна ребенку, который пытается поразить взрослых как можно большим количеством грязных слов.

Она открыла книгу на странице, которую заложила, и, отказываясь понимать его, сделала вид, что читает.

Ей легче было вынести нестерпимую боль, чем хоть на время быть оторванной от Макса. Когда они ссорились, что бывало очень редко, она чувствовала себя несчастной. Два или три часа молчания, которые неизменно следовали за их ссорой, в которой обычно была виновата именно она, были для нее невыносимы.

Остаток вечера она провела в постели, пытаясь вникнуть в работу Колина Вильсона «Оккультные науки». Но, начав читать новую страницу, она уже не могла вспомнить, что было написано на предыдущей.

Макс оставался на своей стороне постели, читая роман и потягивая трубку. Вполне вероятно, что он тоже витал где-то за тысячу миль.

Одиннадцатичасовые новости, которые она включила с помощью пульта дистанционного управления, вынесли в заголовок самого главного события ужасную историю кровавой бойни в салоне красоты в Санта-Ане. Показали заснятый на пленку, залитый кровью салон и дали интервью с офицером полиции, который, однако, ничего не мог сказать.

— Видишь, — сказала Мэри, — я была права относительно медицинских сестер. Я оказалась права и относительно салона красоты. И, Бог свидетель, я также права относительно Ричарда Лингарда.

Уже в тот момент, когда она произносила эти слова, она пожалела об этом, а также о тоне, каким они были сказаны.

Он взглянул на нее, но ничего не сказал.

Она отвернулась и уткнулась в книгу. Она вовсе не собиралась возобновлять спор. Как раз наоборот. Она хотела вызвать его еще раз на разговор. Ей нужно было слышать его голос.

Хотя она часто затевала споры, взять на себя инициативу, чтобы подвести под любым спором черту, она не могла. Психологически она была не в состоянии сделать первый шаг к примирению. Она предоставляла сделать это мужчине. Всегда. Она знала, что не права, но ничего не могла изменить.

Она полагала, что этот ее комплекс неполноценности уходил корнями к событиям, связанным с гибелью отца. Он оставил ее одну так внезапно, что и теперь временами она чувствовала себя покинутой. Всю свою сознательную жизнь она беспокоилась, чтобы мужчина не ушел от нее раньше, чем она будет готова порвать с ним отношения.

Само собой, у нее и в мыслях не было быть когда-либо готовой к тому, чтобы покончить со своим замужеством. Это было навсегда. Поэтому, если она ссорилась с Максом или у неё возникали опасения, что он может уйти, она старалась подтолкнуть его первым поднять оливковую ветвь. Это было испытание, которое он мог преодолеть только в том случае, если был способен пожертвовать своей гордостью в большей степени, чем она. И когда он поступал именно так, это служило доказательством того, что он любит ее и никогда ее не покинет, как в свое время сделал ее отец.