Сила Трех - Джонс Диана Уинн - Страница 5

Когда же Гест прибыл в Гарлесье, то оказалось, ко всеобщей радости, что он человек искренний, красивый и веселый и что странностей в нем ни на грош. Был он мужчина рослый и статный, как и подобает вождю, да и сражаться умел отменно, это сразу было видно. Да и заклинатель Банот, судя по всему, был совсем безвреден, несмотря на застывшее у него на узком лице мечтательное выражение, свойственное представителям его ремесла. Вскоре стало понятно, что Гест привел его с собой только из задушевной дружбы. Гарлесяне все как один вздохнули с облегчением и начали плести интриги с целью женить Геста на Тилле, внучке старого Гарта. Ничего из этого не вышло. Гест вел себя с Тилле очень любезно, как, впрочем, и со всеми, но влюбился в Тилле и женился на ней вовсе не он, а Банот.

Гест пробыл в Гарлесье около месяца, когда прибыл посланец от Огга из Отхолмья. Огг приветствовал нового вождя и требовал, чтобы Гарлесье немедленно отправило к нему отряд вооруженных бойцов — помочь в борьбе с доригами. Услышав об этом, Гест весело и широко улыбнулся. Банот знал, что означает такая улыбка, и встревожился. Однако старые уважаемые гарлесяне значения улыбки не знали и поэтому отвели Геста в сторону и надавали ему советов. Они не знали, что Гест герой.

— Послушай, — сказал старейшина заклинателей. — Огг не имеет права так с тобой разговаривать. Может, он и старший из вождей, только договора у нас с ним не было. Вели мне передать ему отказ.

— Он отдает тебе приказы, потому что не может заплатить за помощь, — сказал золотых дел мастер. — Но у нас, гарлесян, собственная гордость!

И он удовлетворенно оглядел золото, сверкавшее на шеях и запястьях его сограждан.

— Я сумею отказать очень тактично, — заверил заклинатель.

— А зачем ему биться с доригами? — спросил Гест.

— Таков заведенный порядок вещей, — объяснила ему Мири, жена пасечника. — Мы против доригов, великаны против нас.

— Говорят, хороший дориг — мертвый дориг, — добавил старейшина кузнецов.

Пасечник, который всегда первым узнавал все новости, сказал:

— Дориги издавна утаскивают под воду их людей и овец. А недавно они завели обычай сидеть в засаде возле Отхолмья в собственном обличье и набрасываться на всех подряд. Огг предупредил своих, чтобы без терновой ветки в Низины не выходили, только теперь дориги терновника не боятся, не то что прежде. Вот ведь выдумали — выслеживают охотников, прикидываются дичью, заманивают, а потом принимают свое обличье и убивают. Сам знаешь, какие они хитроумные.

— Нет, не знаю, — ответил Гест. — Я видел дорига всего раз в жизни, да и то слова не успел сказать, как он уже удрал.

— Тогда тебе многому придется учиться, — заметил кузнец.

Гест снова улыбнулся:

— Конечно, придется. Поэтому схожу-ка я через Низины, потолкую с Оггом.

И к возмущению всего Гарлесья, Гест так и поступил. Он отправил гонца обратно, велев сказать, что вот-вот появится сам, и собрался в путь, взяв в спутники лишь Банота. Все умоляли Геста хорошенько подумать. Гесту напомнили, что другого вождя взять неоткуда. Гесту сказали, что если уж ему так неймется, то пусть он возьмет с собой двадцать крепких бойцов обороняться от доригов. Гесту поведали все страшные истории о том, как дориги приносят пленников в жертву и вывешивают их перед ликом Светлого Солнца.

Гест не стал ничего слушать. Он был учтив, но совершенно непреклонен. Гарлесяне обнаружили, что их новый вождь — самый упрямый человек в Низинах. За это его еще больше зауважали, однако начали еще сильнее тревожиться, вернется ли он назад целым и невредимым. Банота отозвали в сторону и заставили дать клятву, что с Гестом ничего не случится.

— Сделаю, что смогу, — отвечал Банот. — Только вы не знаете Геста.

Пришлось гарлесянам удовлетвориться этим. Когда два путника зашагали по старой дороге, вслед им смотрели все жители кургана. Единственным ярким пятном был отблеск Светлого Солнца на золотых гривнах. Путники оделись и вооружились удобно и неброско. Арфу Банот спрятал в выцветший дорожный чехол, чтобы не привлечь внимания великанов. Когда Гест с другом исчезли в тумане, гарлесяне вернулись в курган и произнесли охранные слова. Потом они стали ждать.

К их огорчению, два дня спустя Банот вернулся один. Вид у него был рассеянный и отсутствующий, и от души обрадовалась ему одна лишь Тилле. Все прочие окружили его толпой и грозно спросили, где Гест.

— Наверное, в Отхолмье, — рассеянно ответил Банот. — Он отослал меня домой.

Хотя все гарлесяне были рады, что Гест жив, им хотелось знать, что сказал Огг, почему Банота отослали и чем Гест занимается.

Тут Банот устал.

— Гест всегда и все делает по-своему. Дайте попить. — Больше ничего от него не добились.

Мири, жена пасечника, сбегала за пивом, надеясь, что хмель развяжет Баноту язык. Тилле помогла мужу снять со спины арфу. При этом чехол свалился, и Тилле заметила, что одна струна порвалась. На ее месте виднелась непонятная белесая жилка, сильно пахнущая клеем.

— Откуда у тебя такая странная струна? — спросила Тилле.

— А, эта… Пришлось приспособить то, что было под рукой, — отозвался Банот. Он хлебнул пива, пришел в себя и даже начал смеяться. — Я пел, играл и говорил полночи подряд, — объяснил он. — Теперь все болит и голоса нет.

— Это ты в Отхолмье? — спросила Тилле, которая была рада услышать, что там все настолько весело.

Банот помотал головой.

— Нет. У дороги. Мы повстречали по пути друзей, то есть мы с Гестом, — ты их не знаешь, но они чудные ребята, и на обратном пути я заночевал с ними. — Он засмеялся. — Замечательные друзья.

— Когда же Гест намерен вернуться? — законно поинтересовались все разом.

— Дня через два, — зевая, ответил Банот. — Если вообще вернется. И не исключено, что он будет очень спешить. — И с этими словами он снова засмеялся, зевнул и побрел спать, оставив всех в полнейшем недоумении. Назавтра он почти ничего не добавил.

Гест вернулся посреди следующей ночи. Все об этом сразу узнали, потому что на пороге кургана Гест обернулся и выкрикнул слова, которые запечатывали главные ворота от врагов. Жители Гарлесья, напуганные грохотом и криком, повылезали из постелей. Кто-то сообразил зажечь огонь, после чего все застыли в изумлении. Гест привел с собой прекрасную девушку — высокую, бледную, с волосами черными, как торф. Оба они были с ног до головы в болотной грязи и запыхались так, что едва могли говорить. Золотой гривны на Гесте не было. Зато на девушке оказалась гривна настолько богатая и затейливая, что ничего подобного в Гарлесье в жизни не видывали.

— Заговорите остальные ворота! — прохрипел Гест первому, на кого наткнулся.

Мальчик бросился выполнять приказ. Остальные столпились кругом и загалдели.

— Что случилось? Там дориги?!

Гест совсем задохнулся и мог только качать головой. За него застенчиво ответила девушка:

— Там мой брат Орбан. Я Адара, дочь Огга.

При этих словах все заахали и зашептались.

Всем было известно, что Огг любил свою дочь больше жизни. Адара считалась самой красивой девушкой в Низинах и к тому же самой мудрой. И вот, судя по всему, Гест ее похитил.

— Война, — мрачно проговорил пасечник. — Теперь будет война.

— Нет, — ответил Гест, которому было никак не отдышаться. — Я выполнил три задания. Завтра свадьба. Теперь спать. Готовьте пир.

— Здрасьте пожалуйста! — возмущенно говорила Мири, провожая Адару на ночлег к Тилле. — Он что, думает, будто пир можно приготовить за пять минут?

— Конечно нельзя, — согласилась Адара. — Вряд ли он так думает. Давайте я вернусь и уговорю его отложить свадьбу.

Тут, конечно, Мири и Тилле закусили удила.

— Не вздумай! — воскликнула Тилле. — Как-нибудь управимся.

— К тому же неприлично откладывать свадьбу, если тебя похитили, — добавила Мири.

— Он меня не похищал, я сама с ним убежала, — возразила Адара.

— Твое мнение никого не интересует, — сурово ответила Мири. — Ложись и поспи. Утро вечера мудренее.