Слуги сумерек - Кунц Дин Рей - Страница 51

Нет. Это еще одна греховная мысль.

Кайл убрал изодранные в клочья книги и налил себе стакан молока. Присев возле телефона, стал дожидаться, когда позвонит Грейс и скажет, что пробил час стать мечом господним.

Часть четвертая

ПОГОНЯ

Глава 41

В Вентуре они бросили желтый «Кадиллак». Они шли по улице мимо частных домов, пока внимание Чарли не привлек темно-синий «Форд», владелец которого имел неосторожность оставить ключ в замке зажигания. Проехали пару миль и остановились на слабо освещенной стоянке за каким-то кинотеатром, где Чарли снял с машины номерные знаки и бросил в багажник, после чего отвернул номера с припаркованной поблизости «Тойоты» и перевесил их на «Форд».

Если повезет, хозяин «Тойоты» не обнаружит пропажи до завтра, а возможно, и дольше, а заметив, что с его машины сняли номера, может, и не станет – по крайней мере сразу – заявлять в полицию. Как бы там ни было, полиция наверняка не придаст пропаже номеров такое же серьезное значение, как угону машины. И вряд ли после этого каждый полицейский штата будет озабочен поисками пары табличек, а кроме того, весьма маловероятно, чтобы этот мелкий случай связали с угоном «Форда». Полиция, получив заявление о краже номеров, расценит ее как простое хулиганство. А между тем на похищенном «Форде» появятся новые номера, и, таким образом, машина с этими номерами не будет значиться в розыске.

Из Вентуры они направились на север и около десяти вечера во вторник прибыли в Санта-Барбару.

Прежде Чарли любил убегать сюда, когда работать становилось невмоготу. Обычно останавливался в «Билтморе» или в «Монтесито Инн». Однако на этот раз выбрал захудалый мотель под названием «Тихий приют», расположившийся в восточной части Стейт-стрит. Все знали о той слабости, которую Чарли питал к дорогим вещам и хорошему сервису, поэтому никому не могло прийти в голову искать его в таком убогом месте.

В «Тихом приюте» нашелся свободный номер, совмещенный с кухней, и Чарли снял его на неделю, зарегистрировавшись под именем Юноха Флинта и заплатив вперед наличными, чтобы лишний раз не показывать кредитную карточку.

На окнах в номере висели бирюзового цвета шторы, на полу лежал выцветший оранжевый ковер, а на кроватях – кричащие желто-лиловые покрывала. Одно из двух: либо художник был стеснен в выделенных ему средствах и у него не было выбора, либо он был слепой, получивший это место в соответствии с федеральной программой занятости, направленной на обеспечение равных возможностей. Матрасы на двух просторных кроватях оказались слишком мягкими и сбившимися. Кушетка, которую можно было бы использовать в качестве третьего спального места, еще меньше подходила для этой цели. Мебель была разрозненная и довольно обшарпанная.

В ванной висело пожелтевшее от времени зеркало, кафельная плитка на полу вся потрескалась, а у кондиционера во время работы появлялась одышка астматика. На кухне, расположенной в алькове и не видной из комнаты, стоял стол и четыре стула, имелась раковина с протекающим краном, разбитый холодильник, плита, дешевые тарелки и еще более дешевые столовые приборы, а также электрокофеварка; прилагались пакетики с кофе, сахар и обезжиренные сливки – стоимость их входила в оплату номера. Не бог весть что, но все же там было чище, чем они ожидали.

Пока Кристина укладывала Джоя в постель, Чарли сварил кофе. Спустя несколько минут, войдя на кухню, Кристина заметила:

– М-м-м, божественный аромат.

Он налил две чашки кофе – себе и ей – и спросил:

– Как там Джой?

– Я еще не успела укрыть его, как он уже спал. Собака улеглась вместе с ним на кровати. Обычно я этого не позволяю. Но, черт возьми, я подумала, что, когда день начинается со взрыва бомбы и потом катится в том же духе, ты заслуживаешь, чтобы тебе разрешили спать вместе с собакой.

Они сидели за кухонным столиком у окна, выходящего к автостоянке и небольшому плавательному бассейну, обнесенному кованой железной оградой, которая явно нуждалась в покраске. На мокром асфальте и на припаркованных машинах отражался оранжевый неоновый свет вывески мотеля. Снова надвигалась гроза.

Кофе оказался неплохой, но самое приятное было просто побеседовать – обо всем, что приходило в голову, – о политике, кино, книгах, любимых местах отдыха, о работе, музыке, о мексиканской кухне, обо всем, кроме Грейс Спиви с ее Сумерками. Как будто между ними существовало негласное соглашение не упоминать о той ситуации, в которой они оказались. Они отчаянно нуждались в передышке.

Для Чарли же эта беседа значила много больше: она давала возможность ближе узнать Кристину. С неиссякаемой любознательностью, свойственной влюбленному мужчине, он не пропускал ни одной детали, касающейся ее жизни, о каких бы приземленных материях ни шла речь.

Возможно, он льстил себе, но ему казалось, что Кристина тоже проявляет к нему интерес. Он надеялся, что не обманывается. Больше всего на свете хотелось, чтобы она разделяла его чувства.

К полуночи он поймал себя на том, что рассказывает ей такие подробности, которых прежде не говорил никому и о которых хотел забыть. Он думал, что поведал Кристине о событиях, давно утративших способность причинять ему боль, но теперь понял, что боль эта никогда по-настоящему не оставляла его.

Он рассказал о годах лишений в Индианаполисе, когда бывало нечего есть, а зимой в доме царил ледяной холод, потому что пособие по бедности уходило в первую очередь на выпивку. Рассказал, как не мог уснуть ночами из-за страха, что крысы, кишащие в убогой лачуге, заберутся в кровать и объедят ему лицо.

Он рассказал о жестоком отце-пьянице, который избивал мать с педантичной регулярностью, словно выполняя принудительную работу. Иногда и Чарли доставалось, когда отец слишком напивался, и уже не мог учинить настоящий дебош.

Мать была слабой недалекой женщиной, к тому же сама не прочь выпить, Чарли она тяготилась и ни разу не вступилась за него, когда отец поднимал на него руку.

– Ваши отец и мать до сих пор живы? – спросила Кристина.

– Слава богу, нет! Теперь, когда я преуспел, они наверняка разбили бы лагерь у меня на пороге, изображая лучших в мире родителей. Но в этой семье никогда не существовало и тени любви или привязанности.

– Вы довольно высоко забрались по лестнице, – сказала Кристина.

– Да, особенно если учесть, что я не рассчитывал протянуть долго.

Кристина посмотрела в окно на стоянку и плавательный бассейн. Он тоже смотрел туда. Вокруг стояла такая незыблемая тишина, что казалось – они единственные люди на земле.

Чарли продолжал рассказ:

– Я всегда думал, что рано или поздно, но отец убьет меня. Но самое забавное, что уже тогда я мечтал стать частным детективом, таким, как те, которых я видел по телевизору, – Ричард Дайэмонд или Питер Ганн, я знал, что они-то никогда ничего не боялись. А я, сколько себя помню, вечно жил в страхе и поэтому больше всего хотел избавиться от него.

– И сейчас вы, разумеется, бесстрашный человек, – ее голос выдал иронию.

Чарли улыбнулся:

– Все кажется простым, когда ты ребенок.

У мотеля остановилась машина, и они замерли в оцепенении, пока из нее не вышла молодая пара с двумя детьми.

Чарли подлил кофе и продолжал:

– Частенько, лежа в постели и прислушиваясь к крысиному шороху, молился, чтобы родители умерли прежде, чем успеют меня прикончить, и я по-настоящему разгневался на бога – он не откликался на мои молитвы. Я не мог защитить себя сам. Почему же бог не помогает беззащитным? – думал я. Постепенно взрослея, пришел к выводу: господь милостив и не станет убивать никого, даже таких моральных уродов, как мои старики. Тогда я стал молиться о том, чтобы хотя бы вырваться из этого места.