Провал в памяти - Кунц Дин Рей - Страница 6

Пока Пит пытался припомнить, она осмотрела номер. Комната была настолько обычной, без единой отличительной черточки, что нельзя сбрасывать со счетов и такую фантастическую возможность – Пит здесь никогда не бывал. Может быть, здесь вообще никто никогда не жил. На поверхности стола не было ни единого пятнышка.

– Я не помню, чтобы я что-то ел, – сказал он. – Очевидно, я спускался в ресторан.

– Может, портье знает. Пит обвел комнату взглядом.

– Давай пойдем спросим его.

Портье, дежурившего в смену с четырех дня до полуночи, звали Лерой Симмонс, это был невысокий, лысеющий мужчина. На его неприметном, бледном лице выделялась ниточка усов – такая тоненькая, что казалось, будто он рисовал их карандашом. Портье равнодушно посмотрел на них и сдержанно улыбнулся Питу.

– Могу вам чем-нибудь помочь? – Он задержал вопросительный взгляд на Делле. Пит, скорее всего, не указал перед своим именем "миссис и мистер", когда заполнял регистрационную карточку.

– Да. – Пит соображал, как бы получше изложить свою просьбу. – Вы не помните, как я приехал в ваш мотель?

– Три дня назад, не так ли? – спросил Симмонс. Он придвинул к Питу регистрационный журнал и перелистал его страницы. – Вот. Во вторник вечером, в шесть двадцать. – Портье снова посмотрел на Деллу, укрепляясь во мнении, что именно она является источником проблем, которые ему предстоит разрешить.

Пит помолчал минуту, переваривая полученные сведения и собираясь с мыслями, потом заставил себя улыбнуться:

– У меня, по-моему, приступ амнезии. Я был ранен на войне. Иногда это случается.

Симмонс, казалось, был чрезвычайно поражен. Его рот приоткрылся, обрамлявшая губы черная линия усиков изящно изогнулась.

– Понимаю, – сказал он.

– Я подумал, не поможете ли вы мне вспомнить, что со мной было в эти дни.

– Но я дежурю только вечерами, – сказал Симмонс.

– Тогда сколько вспомните. Симмонс вертел в пальцах черно-золотистую ручку, прикрепленную цепочкой к столу.

– А что бы вы хотели узнать?

– Я приехал вечером? Может, я покупал газету или журнал?

– Два раза,, – отозвался Симмонс, – оба раза газету.

Пит нахмурился. Он не помнил, что читал газеты. Это было странно, принимая во внимание, что все три прошедших дня прекрасно сохранились в его памяти.

– Мы разговаривали с вами о чем-нибудь?

– О погоде, – ответил Симмонс. – Пейзажах. – Он покраснел, его бледное круглое лицо слегка напряглось. Казалось, он вот-вот рассмеется. – Извините, но я не помню точно, что я говорил. Слишком много народу приезжает и уезжает ежедневно, а говорят все всегда одно и то же.

Ему больше нечего было добавить. Пит достал чековую книжку и спросил:

– Сколько я должен?

Симмонс очень удивился:

– Вы заплатили за три дня, когда приехали. Пит посмотрел в книжку, но не мог обнаружить доказательства слов Симмонса.

– Нет, вы заплатили наличными, – сказал портье. – Это не часто у нас случается. Но вы настояли на этом. Вы сказали, что, возможно, вам придется уезжать в спешке, и не хотелось бы терять время в очереди, если отъезд придется на самый час пик.

Когда они вышли на веранду, Делла вдохнула золотой вечерний воздух и сказала:

– Надо признаться, не много света он пролил на сложившуюся ситуацию.

– Совсем не пролил, – поправил ее Пит.

– Что?

Он достал из кармана бумажник и раскрыл его. Там были две пятидолларовые купюры и две купюры по одному доллару.

– В четверг у меня было двенадцать долларов вот такими же бумажками. Я отлично это помню. И вот опять двенадцать долларов… Чем же я заплатил?

– Я не понимаю…

– Значит, мы оба не в себе.

Мимо них по широкой бетонной дорожке прошла горничная со своей тележкой. Она остановилась у дверей, вытерла руки о тряпку, висевшую на поясе, и бросила ее на тележку. Когда она закрыла за собой дверь, Пит подошел к ней.

– Простите… – начал он.

Женщина подняла на него взгляд. Она была испанкой или пуэрториканкой. Когда-то двадцать лет и пятьдесят килограммов тому назад она была хороша собой. Годы стерли ее красоту, но глубокие темные глаза, окруженные складками отекших век, смотрели на Пита с опаской и подозрением.

– Да? – спросила горничная.

– Вы убирали номер 34 последние три дня? Она прищурилась, глаза совсем исчезли.

– Я ничего не трогала, – сказала она.

– Я вас ни в чем не обвиняю, – уверил ее Пит. Он достал пять долларов из бумажника, сложил купюру и протянул ей. – Мне нужно кое-что выяснить.

Горничная посмотрела на Деллу, потом на пятерку, потом на Пита, затем снова на пятерку. Она взяла деньги и сунула в карман своего форменного платья.

– Что вы хотите узнать?

– Вы не заметили ничего необычного в номере 34? Что-нибудь, пусть даже какую-нибудь мелочь?

– На постели никто не спал. И полотенцами не пользовались. Мне даже кажется, там вообще никто не жил, хотя меня пытались убедить в обратном.

Делла сделала шаг вперед:

– А вы не видели моего мужа там? Или где-нибудь в мотеле, когда он ждал, пока вы закончите уборку?

Горничная осмотрела Пита с ног до головы, словно он был каким-то причудливым растением, распустившимся прямо здесь, на веранде.

– Никогда его не видела, – сказала она Делле. Казалось, ей легче беседовать с женщиной. – И ему не пришлось бы нигде ждать конца уборки, потому что все три дня это не занимало и минуты. Я просто заходила убедиться, что постель не тронута, полотенца чистые, протирала стол и уходила.

– А вы говорили мистеру Симмонсу об этом… о комнате?

– Говорила. Но он не слушал меня. Он смотрел на меня как на пустое место. А потом говорил, как будто ничего не слышал: "Не твоего ума дело, Хетти". Мне пришлось спросить дневного портье, живет ли там кто-нибудь, и он сказал, что живет.

Пит слушал весь разговор вполуха. А когда Делла задала горничной очередной вопрос, и вовсе потерял интерес к беседе. Через плечо этой полной женщины он заметил мужчину, стоявшего на пороге одного из номеров, полускрытого в тени, который наблюдал за ними. Пит разглядел лишь его лицо, да и то не полностью. Но он сразу понял, что это тот самый человек, что следил за домом, тот самый человек, что был в ресторане, когда он вернулся домой после своего первого исчезновения.

Всего через секунду после того, как Пит понял, что за ними следят, незнакомец отпрянул, словно почувствовал, что его заметили.

Делла что-то у него спросила.

Пит оттолкнул жену и горничную и бросился бежать по длинному коридору мотеля, не сводя глаз с двери, где стоял незнакомец. Если бы он отвернулся хоть на миг, он бы никогда не смог потом отличить один номер от другого.

Наблюдатель захлопнул дверь.

Через секунду Пит уже был там, громко стучал и кричал, чтобы его впустили. Никто не отвечал, тогда он повернул ручку и обнаружил, что дверь не заперта. Он толкнул ее и вошел.

Комната была пуста.

Он прошел к закрытой двери ванной и распахнул ее. Там тоже никого. Окно было открыто, но недостаточно велико, чтобы в него смог пролезть взрослый мужчина.

Когда он обернулся, Делла и горничная стояли в дверях комнаты. Лицо Деллы было мертвенно-бледным, она сжала губы так, что их почти не стало видно. Бескровные губы на бескровном лице. Горничная была готова разразиться гневной тирадой.

– Чей это номер? – спросил Пит горничную, пока она не обвинила его в незаконном проникновении в чужую комнату.

– Откуда мне знать? – Она прикрыла карман с пятью долларами своей пухлой рукой, чтобы ему вдруг не пришло в голову отобрать их.

Пит протиснулся между двумя женщинами и бросился к стойке портье.

– Кто занимает номер 27? – спросил он, протягивая руку к регистрационной книге.

Она лежала открытой. Напротив номера этой комнаты значилось: "Д. Дж. Маллион".

– Кто? – спросила Делла, подходя к стойке. Пит не мог произнести ни слова. – Ты, – прохрипел он.

Делла взяла книгу в руки и посмотрела на свои инициалы.