Прислушайтесь к городу… - Стрелкова Ирина Ивановна - Страница 24

Славные традиции живут и крепнут. Взгляд сотрудников милиции устремлен вперед. Идет борьба за повышение культуры в службе, соблюдение законности, совершенствование оперативности. Ее возглавляют коммунисты и комсомольцы. Работа становится все более предметной, теснее увязывается с задачами дня.

Работники политчасти усилили внимание к уголовному розыску, мобилизовали его сотрудников на повышение эффективности действий, способствующих раскрытию преступлений. Этот вопрос обсуждался на заседании парткома. Говорили остро о том, что всегда надо знать истинную картину, не бояться, что «лишняя цифра» испортит отчетность.

Руководству управления и политчасти немало пришлось поработать по перестройке службы БХСС. С некоторыми работниками пришлось расстаться. Политработники, все коммунисты помогли новым работникам быстрее найти свое место в строю. В целом же обостряется чувство боевитости, нетерпимости к расхитителям социалистической собственности. Не только выявляются жулики, но и ведется работа среди тех, кто вовремя не схватил за руку расхитителей. Пример тут показывают политотдельцы. Так было после операции, проведенной группой офицера-коммуниста Верзилина.

Двое работников плодоовощной базы задумали сбыть тонну лимонов на сторону. Вместо картофеля погрузили лимоны. В воротах их машину с «левой» продукцией без задержки пропустили. На другой день преступная группа была задержана работниками службы БХСС.

— Ну а дальше что? — спросили в политотделе.

— Идет следствие, будут судить.

— Этого мало. Вы не задумывались, сколько людей знали или подозревали об афере? Почему они не сигнализировали? Где их совесть? Пусть коммунисты базы и магазина, наши сотрудники поговорят с этими людьми. Бдительности, ответственности за народное добро надо учить на примерах.

Понурив голову, слушали работники торговли сообщение о случившемся. Кое-кто сказал, что ничего не знал, другие же каялись в своей беспечности, говорили: «Это будет нам уроком…»

Поздно заканчивается рабочий день у политработников. Кажется, днем зря не тратят ни одной минуты, но дело требует еще большего. Часто приходится бывать в общежитиях. Там живет в основном молодежь, и политработникам в свободное время можно поговорить с товарищами, помочь в организации встреч с подшефными коллективами, артистами, писателями, художниками. Да и на месте лучше видишь, какие бытовые вопросы надо неотложно решать. И политработники прихватывают вечерние часы, но им, прошедшим серьезную политическую школу — в свое время работали и у станков, и на главном конвейере автозавода, в органах МВД, в райкомах и горкоме партии, это не в тягость. О какой усталости может идти речь, когда поставленную партией сложную задачу надо решить в кратчайшие сроки! И политсостав, большой отряд коммунистов работают в напряженном темпе.

Многое им дают встречи и беседы в райкомах партии, в политотделе. Рассказывают о своей работе, формировании стиля деятельности, возникающих проблемах. На волнующие вопросы тут же получают ответы, в том числе и на острые, трудные. Идет разговор об усилении связей коммунистов предприятий и милиции, более тесном содружестве с народными дружинниками.

…Обсудив с начальником управления Михаилом Алексеевичем Ерошкиным итоги дня, назревшие задачи на завтра, майор Мельниченко собрался уходить.

— Домой?

— Нет, хочу проехать в метро. Как там наши товарищи на постах?

— Желаю успеха, — пожал руку Михаил Алексеевич.

С добрым настроением поехал майор по городу. В руководстве управления утвердились добрые отношения взаимопонимания, принципиальности. В прошлом политработник, начальник управления хорошо понимает заботы и нужды сотрудников политчасти, внимательно относится к их предложениям, помогает в работе.

Останавливаясь на станциях, Александр Васильевич говорил с постовыми, встретился с замполитом отделения Михаилом Федоровичем Луциком — опытным воспитателем, глубоко знающим службу, интересным пропагандистом. Разговор с ним затянулся, он был взаимно полезным. Завтра Луцик дежурит в общежитии, и сейчас они договорились с ним о неотложных делах.

Было уже поздно. Дома ждут. Жена, наверное, еще не спит, готовится к работе, она пошла по следам мужа, недавно заочно закончила Академию МВД. Не мог, конечно, Мельниченко миновать станцию «Проспект Мира», ведь здесь сегодня несет службу Сергей Никулин.

Как всегда, постовой издали узнал майора, пошел ему навстречу. Дежурство у Никулина шло нормально, рана уже не беспокоила. Провожая, постовой задержался недалеко от эскалатора:

— Товарищ майор, у меня есть вопрос…

— Слушаю.

— Думаю о вступлении в партию. Как вы считаете? Не рано еще?

Мельниченко положил руку на плечо Сергея, глянул в его взволнованные глаза. В них чувствовалась сыновняя верность и надежда.

— Думаю, пора… Первое испытание, вы уже выдержали…

Василий Голышкин

ОДНАЖДЫ И НАВСЕГДА

В озере тонул мальчик. Другой мальчик, ехавший по берегу озера на велосипеде, не сразу это понял. Да ему и в голову не могло прийти, что кто-то из его деревенских сверстников, заядлых ныряльщиков и пловцов, может так вот, запросто утонуть в озере. Просто забавляется: то нырнет, то вынырнет, а для вящей убедительности, чтобы напугать его, велосипедиста, пускает в воде-пузыри. Полезешь спасать, а он тебе кукиш под нос: «Обманули дурака на четыре кулака, всем по ириске, дураку очистки». Он крутанул педаль, чтобы катить дальше, но истошный, взахлеб крик заставил его тут же придать педали обратный ход. Велосипед, лишенный движения, взбрыкнул, как конь, и выбросил седока на пожухлую августовскую траву. Седок вскочил и в чем был «ласточкой» с берега сиганул в воду. Подплыл к тонущему, схватил за волосы и выволок на берег. Как он дрожал, спасенный. Как рыскал глазами вокруг, все еще не веря, что жив, жив, жив… Осознав наконец это, он, даже не взглянув на спасителя, вскарабкался на крутой бережок и, качаясь, как тополек на ветру, поплелся в деревню. «С днем рождения», мысленно вдогонку послал ему спаситель, ничуть не обидевшись, что его забыли поблагодарить. Пережить такое… Простительная забывчивость.

Поднял велосипед и уже занес ногу, как вдруг увидел рыжую шляпу, пирожком торчащую в прибрежных кустах. Кто такой? Чья шляпа? Он пригнулся и разглядел мышиное личико молодого человека с усиками. И усики были какие-то мышиные, не усики — ниточки. Удивило личико восковой белизны: чистенькое, безучастное ко всему происходящему, оживлявшееся лишь в тот миг, когда поплавок, который он гипнотизировал мышиными глазками, начинал подавать признаки жизни. Человек был нездешний. Но, здешний, не здешний, не мог же он не видеть или, по крайности, не слышать тонущего. Может, глухой? Спаситель свистнул. Шляпа обернулась. Не глухой. Спаситель вскочил на велосипед и погнал домой, размышляя над тем, что делит людей на храбрецов и трусов? В том, что шляпа трус, он не сомневался. Не спасти тонущего… Но вот почему он такой? Откуда вообще берутся трусы? И что делает одних трусами, а других храбрецами?

С этим вопросом к отцу и обратился, когда тот под вечер пришел домой.

Отец, не старый еще, но усталый до того, что казался старым, был для него мерой всех вещей — ума, честности, трудолюбия, отваги и всех прочих доблестей, какими наделили людей книжки. А книжки мальчик любил без памяти и верил им, как тому же отцу, который, по словам матери, за всю жизнь не сказал слова неправды. Как-то та же мать прочитала ему про репку. Выслушав чтение, мальчик впервые внес в книжку свой корректив:

— Это не про деда книжка. Это про моего папу.

— Как так? — удивилась мать.

— Про папу, — стоял на своем мальчик, — только он не репу вытаскивает, а колхоз.

Мать рассмеялась и согласилась с сыном. Время шло послевоенное, трудное, и отцу, председателю артели, из последних сил приходилось вытаскивать колхоз.