Помеченный смертью - Кунц Дин Рей - Страница 18

Колин закончил разговор и передал трубку Дойлу.

— Ну а как тебе понравился Канзас? — спросила Куртни после того, как они обменялись приветствиями.

— Очень поучительно.

— Особенно когда есть учитель вроде Колина.

— Точнее не скажешь.

— Алекс, что с ним?

— С Колином?

— Да.

— Ничего. А почему ты спрашиваешь?

Куртни молчала. Телефонная линия, соединявшая их, мягко шуршала, словно приглушенное эхо дождя.

— Ну... Он не такой экспрессивный, как всегда.

— Даже Колин иногда устает, — ответил Дойл, подмигнув мальчику.

Тот в ответ мрачно кивнул. Он знал, о чем спрашивает сестра и о чем Алекс так старается умолчать. Разговаривая с Куртни, Колин заботился о том, чтобы его голос звучал искренне и естественно. Однако Куртни трудно было обмануть. Во всяком случае, ему не удалось полностью скрыть страх, который продолжал таиться у него в глубине души с того самого момента, когда рано утром предыдущего дня они вновь увидели фургон.

— И только? Он всего лишь устал? — продолжала допытываться Куртни.

— А что еще может быть?

— Ну...

— Мы оба измотаны дорогой, — перебил ее Алекс. Он понял, что Куртни своим шестым чувством ощутила: что-то не так. Иногда она казалась ему прямо-таки телепатом, медиумом.

— Ты знаешь, когда едешь через всю страну, действительно есть на что посмотреть, хотя большая часть пейзажа — это в точности то, что ты уже видел и десять, и двадцать минут назад.

И Алекс переменил тему до того, как Куртни смогла бы начать расспрашивать о подробностях:

— Привезли какую-нибудь мебель?

— О да! Спальный гарнитур, — оживленно ответила она.

— И как?

— Точно так же, как он выглядел в салоне. И матрац, знаешь ли, такой упругий.

Алекс принял ее насмешливый тон:

— Как это ты успела узнать об этом, когда твой муж не проехал еще и полпути из одного конца страны в другой?

— А я минут пять подпрыгивала на нем. Проверяла, понимаешь? — ответила Куртни, тихо посмеиваясь.

Алекс представил себе, как стройная длинноволосая девушка с нежным лицом подпрыгивает на постели, словно на батуте, и рассмеялся.

— И знаешь еще что, Алекс?

— Что?

— Я была совершенно голая. Как тебе это понравится?

Алекс перестал смеяться.

— Мне это очень нравится. — Он почувствовал, как слова вдруг застревают у него в горле. Более того, он понял, что совершенно по-идиотски улыбается, тогда как рядом был Колин, внимательно за ним наблюдавший. — Ну зачем так меня мучить?

— Да я, знаешь ли, все думаю о том, что ты по дороге можешь встретить какую-нибудь нахальную девчонку и удрать с ней. Я не хочу, чтобы ты забывал меня.

— Я в не смог, — произнес он совершенно уж недопустимым, "сексуальным" голосом, — я бы не смог забыть.

— Хорошо, но я хочу быть уверенной. Ах да, я, кажется, нашла себе работу.

— Уже?

— Здесь открывается новый журнал, и им нужен фотограф на полный рабочий день. И никакой возни с бумагами и инструментами. Только фотографирование. Завтра у меня встреча в редакции — я покажу им свои альбомы.

— Звучит грандиозно.

— И для Колина это будет очень хорошо, — продолжала Куртни. — Это не работа в кабинете. Я буду бегать по всему городу и делать снимки. Поэтому ему будет чем заняться летом.

Они поговорили еще несколько минут и распрощались. Когда Дойл повесил трубку, ему показалось, что барабанная дробь дождя по крыше стала громче. Чуть позже, когда они оба уже лежали в своих постелях в темной комнате, Колин вдруг вздохнул и сказал:

— Она поняла, что что-то случилось, да?

— Да.

— Ее не проведешь.

— Ну, по крайней мере, она беспокоилась недолго, — ответил Дойл, уставившись в темный потолок и вспоминая разговор с Куртни.

Казалось, тьма в комнате то сгущается, то рассеивается, пульсирует, как живое существо, и опускается на них сверху, будто теплое покрывало.

— Ты думаешь, мы вправду от него оторвались? — спросил мальчик.

— Разумеется.

— Мы и раньше так думали.

— В этот раз можешь быть уверен.

— Надеюсь, ты прав, — снова вздохнул Колин, — но, кем бы он ни был, он настоящий сумасшедший.

И вскоре шелестящая, обволакивающе-ритмичная музыка весеннего ливня убаюкала их...

Дождь продолжал размеренно и монотонно барабанить по крыше, когда Колин разбудил Дойла. Он стоял возле кровати и тряс Алекса за плечо, торопливо и горячо шепча:

— Алекс! Алекс, проснись! Алекс!

Дойл с трудом сел, покачиваясь, и почему-то смутился, как будто его застали врасплох. Во рту пересохло. Он долго жмурился, пытаясь что-либо разглядеть, пока наконец не осознал, что все еще ночь и что комната по-прежнему черным-черна.

— Алекс, ты проснулся?

— Да-а-а. В чем дело?

— Кто-то стоит за дверью, — сказал Колин.

Алекс безуспешно пытался разглядеть мальчика, но слышал только его голос.

— За дверью? — глупо переспросил он, все еще не до конца понимая, что происходит.

— Он разбудил меня, — прошептал Колин, — и я три-четыре минуты слушал, как он возится. Там, за дверью. По-моему, он пытается отпереть ее.

9

Только теперь Алекс смог расслышать за шумом дождя щелкающие звуки с другой стороны двери. Звуки отмычки, двигающейся туда-сюда в замке. Они казались гораздо громче, чем были на самом деле, из-за полной тишины, царившей в темной комнате. Помимо этого, ужас Алекса выступал в качестве усилителя звука.

— Слышишь? — спросил Колин, и голос его дрогнул, а на последнем слоге зазвенел дискантом.

Дойл протянул руку в темноту и нащупал худенькое плечо мальчика.

— Слышу, — шепотом ответил он, надеясь, что тон его голоса не меняется. — Не бойся, все будет хорошо. Сюда никто не войдет. И ничего он тебе не сделает.

— Но ведь это он.

Дойл взглянул на свои наручные часы, которые, пожалуй, были единственным источником света в полнейшем мраке. Четкие и яркие цифры словно прыгнули ему в глаза: 3.07 утра. Никто не имеет права пытаться взломать замок чужой комнаты в такой час... Боже, о чем это он? Этого никто не имеет права делать в любое время суток: днем или ночью.

— Алекс, а что, если он сможет войти?

— Ш-ш-ш, — прошептал Дойл, откидывая одеяло и выскальзывая из постели.

— Если он войдет, что тогда?

— Не войдет.

Дойл подошел к двери. Колин следовал за ним по пятам. Он нагнулся и вслушался в звуки, доносившиеся от замка. Без сомнения, это было скрежетание, звон, стук металла о металл.

Алекс отступил на шаг влево от двери к единственному в комнате окну. С большой осторожностью, бесшумно он приподнял тяжелые двойные гардины и жалюзи и попытался разглядеть что-нибудь в том месте рядом с прогулочной дорожкой, где предположительно должен был находиться незнакомец, стоявший возле их двери. Однако снаружи стекло было покрыто белесым туманом, который делал его матовым, совершенно непрозрачным. Дойл мог видеть лишь смутный, рассеянный свет нескольких тусклых фонарей, которые даже не освещали пространство вокруг себя, а лишь делали темноту менее густой, чем в комнате.

С такой же величайшей осторожностью Дойл опустил жалюзи и гардины. Он продолжал тянуть время, хотя и не находил для этого подобающих причин... Просто он знал, что любой момент может стать решающим и ему будет необходимо сделать выбор, принять на себя ответственность. Но Алекс до сих пор так и не решил, способен ли он выступить против того, кто стоял снаружи у двери.

Алекс вновь приблизился к ней, неслышно ступая по колючему и неровному ковру.

Колин все еще стоял на том же самом месте, он был неподвижен, молчалив и, возможно, слишком напуган, чтобы двигаться или говорить. Его силуэт едва можно было различить в густых тенях.

Они вновь услышали, как отмычка царапает замок. Почему-то Алекс представил себе, как с этим же звуком скальпель хирурга натыкается на твердую поверхность кости.

— Кто там? — наконец спросил Дойл и очень удивился уверенности и силе, прозвучавшим в его голосе. И еще более удивился, что вообще может говорить.