Незнакомцы - Кунц Дин Рей - Страница 28

Он достал еще бутылочку пива, вернулся в свое кресло у окна и вновь стал размышлять о странных вещах, происходящих с ним в последнее время.

Было 8 декабря, когда Джек Твист — бывший офицер отборных диверсионно-десантных войск США, бывший военнопленный в необъявленной войне, человек, спасший жизнь более чем тысяче индейцев в Центральной Америке, продолжающий жить вопреки свалившемуся на него горю, которое сломало бы любого другого, дерзкий вор с неисчерпаемым запасом мужества — задумался над тем, есть ли у него еще душевные силы, чтобы жить дальше. Если он не сможет вновь почувствовать радость от воровства, своего основного занятия, тогда нужно обрести какой-то новый смысл своего существования. И как можно скорее.

Округ Элко, Невада

Эрни Блок побил все рекорды скорости, возвращаясь из Элко в мотель «Спокойствие».

Последний раз он так же быстро и безрассудно гнал машину в то пасмурное утро во Вьетнаме, прорываясь с группой разведчиков морской пехоты на джипе сквозь засаду, которую устроили им вьетконговцы на так называемой «дружеской территории», где они меньше всего ожидали нападения. Мина взорвалась почти под колесами автомобиля, за рулем которого сидел Эрни, подняв клубы пыли и засыпав его комьями грязи. Когда он наконец вырвался из-под кромешного огня, в нем засели три маленьких, но очень острых осколка, он почти оглох и даже не заметил, что ведет машину на ободах — все четыре шины были разорваны в клочья. Чудом оставшись в живых, он осознал, что никогда раньше не испытывал такого страха.

Но теперь Эрни ощущал еще больший страх. Приближалась ночь. В Элко ему нужно было забрать дополнительное осветительное оборудование для мотеля. Он выехал на грузовом «Додже» вскоре после полудня, оставив за стойкой Фэй, и рассчитывал вернуться до темноты. Но сначала пришлось повозиться с лопнувшей шиной. Потом битый час ушел на починку колеса в Элко, потому что он не хотел возвращаться без запаски. Короче говоря, он выехал на два часа позже, чем рассчитывал, и солнце уже зависло к этому времени над дальней оконечностью Большого Бассейна.

Он выжимал педаль газа до отказа, обгоняя другие машины на магистрали. Он думал, что не доберется до дома, если ему придется гнать автомобиль в полной темноте. А наутро его найдут за рулем припаркованного на обочине автомобиля, полубезумного после долгих часов, проведенных в одиночестве в полной темноте в безлюдной местности.

Последовавшие после Дня Благодарения две с половиной недели он продолжал скрывать свои новые необъяснимые ощущения от Фэй. После ее возвращения из Висконсина Эрни обнаружил, что уже не может заснуть без света, потому что избаловал себя, пока жил один. Каждое утро он вставал с красными от бессонницы глазами. Хорошо еще, что жена не предложила поехать вечером в Элко в кино и Эрни не пришлось выдумывать повод для отказа. Несколько раз после захода солнца ему нужно было пройти через контору в гриль-бар, и, несмотря на достаточное освещение, он едва держался на ногах от ощущения своей уязвимости и незащищенности, однако ничем себя не выдал.

Всю свою жизнь, во время службы в морской пехоте и выйдя в отставку, Эрни Блок по мере сил выполнял все, что от него требовалось и чего от него ждали. И теперь, с Божьей помощью, он надеялся, что не подведет жену.

Держась за баранку «Доджа», мчавшегося на запад к мотелю «Спокойствие» под оранжево-пурпурным небом довольно грязноватого оттенка, Эрни Блок думал, не является ли этот непонятный страх перед темнотой признаком надвигающегося слабоумия или болезни Альцгеймера. Ему было всего пятьдесят два года, но и в этом возрасте исключить вероятность этого заболевания нельзя, и хотя это и пугало его, но, во всяком случае, было понятно.

Да, так-то оно так, однако все-таки нелегко с этим смириться. Фэй полностью зависела от него. Он не мог позволить себе превратиться в инвалида, сесть ей на шею. В роду у Блоков мужчина никогда не был обузой для семьи, это было немыслимо.

Шоссе обогнуло небольшой холм, и до мотеля осталось не более мили — его уже было хорошо видно благодаря сине-зеленой неоновой рекламе, ярко сиявшей на фоне сумеречного неба. Это зрелище очень обрадовало Эрни.

До наступления полной темноты оставалось минут десять, и Эрни решил не валять дурака и не рисковать и снизить скорость: встреча с дорожной полицией, да еще рядом с мотелем, была бы совершенно лишней. Он убавил газ, и стрелка спидометра поползла вниз: девяносто, восемьдесят, семьдесят пять, шестьдесят...

Ему оставалось всего три четверти мили до дома, когда произошло нечто странное: он случайно посмотрел на юг, в сторону от шоссе, и у него перехватило дыхание. Он сам не понимал, чем был так поражен. Чем-то в окружающей местности, в игре света и тени. Его неожиданно пронзила мысль, что определенный участок пространства в полумиле от него, на противоположной стороне автострады, таит в себе разгадку тех необъяснимых перемен, которые происходили в нем в последние месяцы.

Пятьдесят... сорок пять... сорок миль в час.

Ничто не выделяло роковой участок земли из остальных окружающих его десятков тысяч акров. Более того, Эрни и раньше проезжал мимо этого места, оставаясь совершенно к нему равнодушным. Тем не менее в наклоне поверхности, в ее неровных очертаниях, в конфигурации зарослей полыни и травы с вкраплениями камней было нечто, настоятельно требующее немедленного изучения.

Ему казалось, что сама земля говорит ему: «Вот здесь, здесь, именно здесь ты найдешь ответ на мучающий тебя вопрос, объяснение твоих страхов по ночам. Здесь. Здесь...» Но это не укладывалось у него в голове.

К своему немалому удивлению, он поймал себя на том, что притормаживает машину — за четверть мили до дома, недалеко от развилки шоссе и выезда на дорогу, ведущую к мотелю.

Эрни охватило предчувствие приближающегося суда, столь пронзительное и глубокое, что у него даже мурашки побежали по шее. Он остановил грузовик, вылез из кабины и, дрожа от охватившего его предчувствия, пошел в направлении развилки, откуда, как ему казалось, будет удобнее рассматривать заинтриговавший его кусок земли. Переждав, пока мимо промчатся три огромных автопоезда, он перешел охваченное вихрем шоссе и остановился на краю обочины, прислушиваясь к стуку своего сердца и совершенно позабыв о надвигающейся темноте.

Взгляд его был устремлен на юг и немного к западу. На нем была просторная дубленка с оторочкой из белой овчины, но на голове не было шапки, и он чувствовал, как морозный ветер пощипывает кожу под щеткой седых волос.

Предчувствие чего-то чрезвычайно важного начало притупляться, и вместо него появилось ощущение, что с ним уже что-то произошло на этом клочке земли, что-то, имеющее непосредственное отношение к его боязни темноты и потом начисто забытое, вычеркнутое из памяти.

Но это была какая-то бессмыслица. Если здесь произошли некие важные события, как мог он о них забыть? Эрни не был забывчивым. И был не из тех, кто изгоняет из памяти неприятные воспоминания.

По затылку вновь пробежал неприятный холодок. Там, впереди, находилось место, где с ним что-то произошло, что-то, о чем он забыл и теперь вдруг попытался вспомнить, получив сигнал своего подсознания, уколовшего его память, словно иголка, забытая в одеяле и в самый неожиданный момент вонзающаяся в спящего человека.

Эрни стоял на обочине, широко расставив ноги, всем своим внушительным видом бросая вызов заворожившему его ландшафту. Он изо всех сил старался восстановить в памяти загадочные события, случившиеся в этом диком месте, если, конечно, они вообще происходили, но чем сильнее он пытался ухватить ускользающее откровение, тем быстрее оно удалялось от него. Наконец он потерял всякую надежду что-либо припомнить.

Смутные воспоминания о якобы пережитом оставили его так же внезапно и безвозвратно, как и волнующее предчувствие грядущего чуда, предшествовавшее им. Затылок и шею уже не пощипывало. Сердце тоже успокоилось и вошло в нормальный ритм.