Неведомые дороги (сборник) - Кунц Дин Рей - Страница 20

...и уже стоит у рельса ограждения, смотрит на заросшее сорняками поле и не понимает, как сюда попал. Ветер воет над автострадой, словно легионы призрачных грузовиков, везущих загадочный груз.

Снег с дождем сечет его лицо, руки.

Кровь, рваная рана над левым глазом.

Травма головы. Он касается раны, перед глазами вспыхивают яркие спирали, переходящие в звезды боли.

Травма головы чревата самыми различными последствиями, в том числе и амнезией. Воспоминания могут стать проклятьем, непреодолимой помехой на пути к счастью. С другой стороны, забывчивость может быть благом, может даже ошибочно приниматься за величайшую из добродетелей – умение прощать.

Джой возвращается к автомобилю. Едет в ближайшую больницу, чтобы ему наложили швы на кровоточащую рану на лбу.

У него все будет хорошо.

У него все будет хорошо.

В колледже он ходит на занятия два дня, потом понимает, что смысла в получении образования в учебном заведении нет. Ему на роду написано заниматься самообразованием, и более требовательного учителя, чем он сам, не найти. Кроме того, Джой ведь хочет стать писателем, романистом, а потому ему нужны личные впечатления, которые потом и лягут в основу его книг. Удушающая атмосфера аудиторий и давно устаревшая мудрость учебников только задержат развитие его таланта и ограничат полет творческой мысли. Ему нужен простор, он должен оставить колледж и окунуться в бурный поток реальной жизни.

Он собирает вещи и навсегда уходит из колледжа. Двумя днями позже, где-то в Огайо, продает разбитый «Мустанг» торговцу подержанными автомобилями и едет на запад уже на попутках.

Через десять дней после ухода из колледжа, со стоянки грузовиков в Юте, отправляет почтовую открытку родителям, объясняя свое решение необходимостью собирать материал, который ляжет в основу его книг. Пишет, что они не должны о нем беспокоиться, он знает, что делает и будет поддерживать с ними связь.

У него все будет хорошо. У него все будет хорошо..."

– Естественно, – вырвалось у Джоя, по-прежнему стоящего на коленях у тела мертвой женщины, которая лежала на алтарном возвышении в секуляризированной церкви, – все хорошее осталось в прошлом.

Дождь выбивал по крыше похоронный марш по блондинке, которая дважды умерла такой молодой.

– Я переезжал с места на место, менял одну работу на другую. Оборвал все связи... даже расстался с мечтой стать писателем. Какие там грезы. Все время уходило на амнезию. Я не решался повидаться с отцом и матерью... боялся, что все вспомню, расскажу им о случившемся.

Отвернувшись от пустынного нефа, который она оглядывала, Селеста шагнула к нему.

– Может, ты напрасно коришь себя. Может, амнезию нельзя списывать только на самообман. При травмах головы это обычное дело.

– Если бы только я мог в это поверить, – вздохнул Джой. – Но правда объективна. Мы не можем подправлять ее по собственной прихоти.

– Два момента остаются для меня загадкой.

– Если только два, тогда ты разобралась во всем куда лучше меня.

– Когда тем вечером ты сидел с Пи-Джи в кабине его автомобиля...

– Этим вечером. С тех пор прошло двадцать лет... и одновременно это произошло этим вечером.

– ...он убедил тебя поверить ему, по крайней мере, ничего не говорить отцу с матерью. И после того как он всего от тебя добился, он говорит тебе, что знал убитую девушку. Почему признался в этом после того, как ты согласился молчать? Зачем рисковал? Он уже усыпил твою подозрительность, а тут она могла проснуться вновь.

– Чтобы понять, надо хорошо знать Пи-Джи. Его всегда отличала страсть к риску. Не безрассудность, которая обычно пугала. Совсем наоборот. Какая-то удивительная, романтическая бесшабашность, которая так нравилась людям. Он любил рисковать. Это отчетливо проявлялось на футбольном поле. Он действовал смело и неординарно... и такая тактика срабатывала.

– Все говорили, что он любил играть на грани дозволенного.

– Да. И он обожал быструю езду, действительно быструю, но водил автомобиль мастерски, как гонщики "Инди 500", – ни одной аварии, ни одного штрафа за нарушение правил дорожного движения. В покере мог поставить на кон все, даже при плохой карте, если шестое чувство подсказывало ему, что так надо, и обычно выигрывал. Можно жить, пренебрегая опасностью, балансируя у опасной черты, и пока удача улыбается тебе, пока риск оправдывается, люди только восторгаются тобой.

Стоя над Джоем, Селеста положила руку ему на плечо.

– Полагаю, твои слова объясняют и второй момент, который я не поняла.

– Банку в бардачке, – догадался он.

– Да. Полагаю, он поставил ее туда, когда ты находился в своей комнате, собирал вещи перед отъездом в колледж.

– Должно быть, глаза он ей вырезал раньше, хотел оставить как сувенир, прости господи. А потом подумал, что лучше спрятать банку с ними в моем автомобиле, чтобы я нашел ее позже. Проверить прочность связывающих нас уз.

– После того как он убедил тебя в своей невиновности, убедил позволить ему избавиться от тела, надо быть безумцем, чтобы показать тебе эти глаза, не говоря уже о том, чтобы отдать их тебе.

– Он не смог устоять перед искушением. Опасность. Балансирование на острие ножа. И ты видишь... у него все получилось. Он вышел сухим из воды. Я позволил ему победить.

– Он действует так, будто думает, что за ним стоят высшие силы.

– Может, и стоят.

– И какой же бог ему помогает?

– Если и помогает, то не бог.

Селеста поднялась на алтарную платформу, обошла завернутое в пленку тело, убрала в карманы отвертку и фонарь. Взглянула на Джоя.

– Мы должны посмотреть на ее лицо.

Джоя передернуло.

– Зачем?

– Пи-Джи не назвал тебе ее имени, но сказал, что она из Коул-Вэлью. Я, наверное, знаю ее.

– Тебе только будет тяжелее.

– У нас нет выбора, Джой, – настаивала Селеста. – Если мы узнаем, кто она, мы, возможно, поймем, что он задумал, куда пошел.

Им пришлось перекатить тело, чтобы высвободить конец пленки. Прежде чем открыть лицо, они положили женщину на спину.

К счастью, пропитанные кровью волосы прикрывали изуродованные черты.

Одной рукой, очень осторожно Селеста сдвинула волосы. Другой перекрестилась.

– Во имя Отца, Сына и Святого духа.

Джой откинул голову назад, уставился в потолок. Не потому, что надеялся увидеть в вышине Святую Троицу, упомянутую Селестой, просто не мог заставить себя смотреть в пустые глазницы.

– У нее во рту кляп, – сообщила ему Селеста. – Кусок замши, какой моют машины. Я думаю... да, щиколотки связаны проволокой. Не убегала она от этого бородача.

Джой содрогнулся всем телом.

– Это Беверли Коршак, – продолжала Селеста. – Она была старше меня на несколько лет. Милая девушка. Очень дружелюбная. Жила с родителями. В прошлом месяце они продали дом государству и переехали в Ашервиль. Беверли работала там секретаршей в энергетической компании. Ее родители дружат с моими. Знакомы с давних пор. Фил и Сильвия Коршак. Для них это будет удар, страшный удар.

Джой все смотрел в потолок.

– Пи-Джи, должно быть, днем встретил ее в Ашервиле. Остановился, чтобы поболтать. Она без колебаний села в его автомобиль. Он же не был чужаком. Во всяком случае... внешне.

– Давай прикроем ее, – сказала Селеста.

– Прикрой сама.

Его не пугало безглазое лицо. Он боялся другого: увидеть синие глаза, внезапно материализовавшиеся в глазницах, в последние, самые мучительные моменты ее жизни, когда девушка звала на помощь сквозь кляп и знала, что ни один спаситель не ответит на ее мольбы.

Зашуршала пленка.

– Ты меня поражаешь.

– Чем? – спросила Селеста.

– Своей силой.

– Я здесь, чтобы помочь тебе, вот и все.

– Я думал, что помощь нужна тебе.

– Может, первое не противоречит второму.

Шуршание прекратилось.