Мистер убийца - Кунц Дин Рей - Страница 24

– Да? А как насчет поцелуев в грудь?

– Мне не показалось это непристойным, так как я думала, что это ты.

– Пейдж, напомни мне, дорогая, когда в последний раз я звонил тебе на работу и говорил о поцелуях в грудь?

Она засмеялась:

– По-моему, никогда, – ответила она, а когда он тоже рассмеялся, добавила: – Было бы неплохо время от времени делать это, хотя бы для того, чтобы немного повеселиться.

– Они так и просятся, чтобы их целовали.

– Спасибо.

– И твоя попка тоже.

– Ты заставляешь меня краснеть, – сказала она, и это была правда.

– И твой…

– Это уже становится совершенно непристойным, – сказала она.

– Да, но я жертва.

– Ты уверен?

– Ты позвонила и обвинила меня в том, что я сказал тебе что-то гадкое.

– Да, действительно. Раскрепощение женщин, ничего не поделаешь. Недаром ведь они борются за свои права!

– И когда только это кончится!

Пейдж вдруг осенила тревожная мысль, но она медлила четко сформулировать ее. Быть может, это был действительно Марти, но звонил он в состоянии амнезии, сходном с тем приступом, который случился с ним днем, в субботу, когда он монотонно повторял два этих слова в течение семи минут, а потом ничего не вспомнил бы, если бы не диктофон.

Ей показалось, что ему пришла в голову та же мысль.

Она первая нарушила молчание:

– Что сказал Поль Гутридж?

– Он думает, что это стресс.

– Думает?

– Он договаривается, чтобы меня обследовали завтра или в среду.

– Он не был обеспокоен?

– Нет. Или притворился, что не обеспокоен.

Непринужденная манера поведения Поля уступала место серьезности, когда ему нужно было сообщить своим пациентам что-то важное. Он всегда был прямолинеен и говорил по делу. Во время болезни Шарлотты другие врачи пытались унять тревогу родителей, сглаживая кое-какие моменты, чтобы постепенно подготовить их к худшему. Поль, однако, прямо оценил ситуацию, ничего не скрывая от Пейдж и Марти. Он знал, что никакая полуправда или лживый оптимизм здесь не помогут. И что их нельзя путать с состраданием. Пейдж знала, что если Поль не был обеспокоен состоянием здоровья Марти и этими его тревожными симптомами, то это хороший знак.

– Он дал мне лишний экземпляр журнала "Пипл", – сказал Марти.

– Ты говоришь это так, как будто он дал тебе целую сумку собачьего дерьма.

– Да, но я не на это рассчитывал.

– Это совсем не так плохо, как ты думаешь, – сказала она.

– А ты откуда знаешь? Ты ведь еще не читала статью.

– Я знаю тебя и твою реакцию на подобные вещи.

– На одной из фотографий я похож на Франкенштейна с похмелья.

– Мне всегда нравился Борис Карлофф.

Он вздохнул.

– Теперь мне нужно сменить фамилию, сделать пластическую операцию и переехать в Бразилию. Как насчет того, чтобы забрать девочек из школы, прежде чем я начну заказывать билеты на Рио.

– Я сама заберу их. Сегодня они заканчивают на час позже.

– А, вспомнил. Сегодня понедельник – у них уроки фортепиано.

– Мы будем дома в половине пятого, – сказала она. Ты покажешь мне журнал и можешь поплакаться мне в плечо.

– К черту все это. Я покажу тебе журнал и проведу вечер, целуя твои груди.

– Ты какой-то странный, Марти.

– Я люблю тебя, малыш.

Пейдж повесила трубку, продолжая улыбаться. Он всегда умел заставить ее улыбнуться. Даже в самые тяжелые моменты жизни.

Она отказывалась думать о странном телефонном звонке, о болезни, об амнезии, о фотографиях, на которых он похож на монстра.

"Пользуйся моментом. Наслаждайся им. Цени его".

Она так и сделала. Через минуту с небольшим она связалась по селектору с Милли и попросила ее пригласить в кабинет Саманту и Сина Ачесонов.

Он сидит в кресле за письменным столом. В своем кабинете. Ему удобно. Он может даже поверить, что уже сидел в нем прежде.

И все-таки он волнуется. Он включает компьютер. Хорошая машина IBM PC, с большим запасом жестких дисков. Он не помнит, чтобы он покупал ее.

Компьютер выдает предварительные данные. Далее на огромном экране появляются слова "Состав основного меню". Вариантов всего восемь: в основном это программные средства обработки текстов.

Он выбирает Word Perfect 5.1, и программа загружается.

Он не помнит, чтобы кто-нибудь учил его, как обращаться с компьютером или пользоваться программой Word Perfect. Он также не помнит, кто научил его пользоваться оружием и ориентироваться на улицах различных городов. Вероятно, его боссы полагали, что для выполнения заданий ему следует владеть элементарными знаниями о компьютере и знать определенные программы.

Изображение на экране проясняется.

Все готово.

В нижнем правом углу голубого экрана белые буквы и цифры сообщают ему, что это документ номер один, страница номер один, строка номер один, позиция номер, десять.

Готово. Он готов писать роман. Это его работа.

Он смотрит на чистый монитор, пытаясь начать работу. Начать, однако, труднее, чем он предполагал.

Он взял с собой из кухни бутылку пива, подозревая, что ему может понадобиться освежить свои мысли. Он делает большой глоток. Пиво холодное, бодрящее, и он знает, что это как раз то, что поможет ему.

Осушив полбутылки, с возросшей уверенностью он сейчас начнет печатать. Отстучав одно слово, он останавливается:

Мужчина.

Что мужчина?

Минуту он внимательно смотрит на экран, потом продолжает "вошел в комнату". В какую комнату? В доме? В учреждении? Как она выглядит, эта комната? Кто еще в ней находится? Что этот мужчина делает в этой комнате? Зачем он здесь? Может, это не обязательно должна быть комната? Может, это, может быть, поезд, самолет, кладбище?

Он убирает слова "вошел в комнату", заменив их на "был высокий". Итак, мужчина высокий. Имеет ли это какое-то значение? Важен ли рост для сюжета рассказа? Сколько ему лет? Какого цвета у него глаза, волосы? Кто он – кавказец, негр, азиат? Во что он одет? И вообще, должен ли он быть обязательно мужчиной? Может, можно, чтобы это была женщина? Или ребенок?

Одолеваемый этими сомнениями, он все стирает и начинает заново.

Экран чист.

Все готово.

Он допивает бутылку пива. Оно холодное в бодрящее, но мысли его не освежает.

Он направляется к книжным полкам, вытаскивает восемь книг со своим именем на обложке. Приносит и кладет их на письменный стол. Читает первые, вторые страницы, пытаясь что-то выжать из себя.

Быть Мартином Стиллуотером – его судьба. Это очевидно и сомнению не подлежит.

Он будет хорошим отцом Шарлотте и Эмили. Он будет хорошим мужем и любовником для прекрасной Пейдж.

И он будет писать романы. Детективы. Очевидно, он и раньше писал их, раз написал уже с десяток, поэтому он сможет вновь писать их. Просто он должен заново приобрести навык и умение писать.

Экран чист. Он кладет пальцы на клавиши, приготовившись печатать.

Экран такой пустой. Пустой, пустой, пустой. Насмехается над ним.

Понимая, что его раздражает тихий назойливый гул вентилятора в компьютере, а также настойчиво притягивающее к себе голубое электронное поле документа номер один на странице номер один, он выключает компьютер. Он благословил наступившую тишину, однако плоское серое стекло видеомонитора раздражает его больше, чем голубой экран работающего компьютера; выключив машину, он как бы признает свое поражение.

Ему необходимо быть Мартином Стиллуотером, а это значит, что ему необходимо писать.

Мужчина. Мужчина был. Мужчина был высокого роста, голубоглазый и со светлыми волосами, на нем был синий костюм, белая рубашка и красный галстук, ему около тридцати лет, и он не знает, что ему нужно в комнате, в которую он вошел. Черт. Нескладно. Мужчина. Мужчина. Мужчина…

Ему необходимо писать, но каждая попытка неизбежно ведет к неудаче. А неудача очень скоро порождает гнев. Знакомая схема. Гнев рождает особую ненависть к компьютеру, он чувствует к нему отвращение, ненависть направлена также на его неприглядное положение в обществе, на само общество и на каждого его гражданина. Ему нужно так мало, так ничтожно мало – просто принадлежать кому-то, быть как все остальные люди, иметь дом и семью, иметь какую-то цель. Разве это много? Он не хочет быть богатым, отираться среди власть имущих, обедать с сильными мира сего. Он не просит славы. После стольких лет борьбы, смятения, неопределенности и одиночества он обрел наконец дом, жену, двоих детей, смысл жизни, судьбу. Однако он чувствует, как все это ускользает у него из рук. Ему необходимо быть Мартином Стиллуотером, но для того чтобы быть Мартином Стиллуотером, ему нужно уметь писать, а он не умеет писать, черт побери, не умеет. Он знает планировку улиц Канзас-Сити, других городов, он знает все об оружии, умеет открывать любые замки, потому что они насадили ему эти знания, но не потрудились научить его писать детективы. А ему так нужно уметь их писать для того, чтобы быть Мартином Стиллуотером, удержать такую милую жену, как Пейдж, дочерей, свою новую судьбу, которая ускользает, ускользает, ускользает от него, улетучивается его единственный шанс на счастье, потому что они против него, все они, весь мир ополчился против него.