Маска - Кунц Дин Рей - Страница 18

Стук стал еще тише и немного погодя совсем стих. Пол минуту-другую подождал, но единственным звуком был лишь шум барабанящего о кровлю дождя.

Должно быть, ветер изменил направление. Когда он в очередной раз переменится, антенна вновь начнет раскачиваться на своей скобе и стук раздастся вновь.

Как только погода улучшится. Полу придется достать из гаража раздвижную лестницу, подняться на крышу и демонтировать антенну. Ему бы следовало позаботиться об этом сразу же после того, как они стали абонентами кабельного телевидения. А теперь, промешкав, он будет терять драгоценное рабочее время — именно сейчас, когда у него в романе такой трудный и ответственный момент. От этой перспективы у него испортилось настроение.

Пол решил побриться, съездить в город и взять новые бланки заявлений. Возможно, к тому времени дождь поутихнет. Если так, то, вернувшись домой, он в полдвенадцатого уже будет на крыше, снимет антенну, что-нибудь перекусит на обед и, отключившись от всего прочего, остаток дня проведет за работой над книгой. Однако он предвидел, что полностью отключиться не удастся. Пол почти смирился с мыслью, что денек у него ожидается тот еще.

Пол уже уходил с чердака и потушил свет, когда дом вздрогнул от очередного удара.

ТУК!

На сей раз он оказался единственным.

За ним вновь наступила тишина.

Комната для посетителей в больнице напоминала наряд клоуна. Стены были канареечно-желтыми, стулья — ярко-красными, ковер — оранжевым, полки для журналов ц столики — из густо-пурпурного пластика, а две абстрактные картины на стене были выполнены преимущественно в сине-зеленых тонах.

В помещении явно поработал дизайнер, много читавший о воздействии цвета на психическое состояние людей, и комната должна была поднимать у посетителей настроение и отвлекать их от мыслей о больных друзьях и умирающих родственниках. Однако у Кэрол недвусмысленно бодрящие тона интерьера вызвали реакцию прямо противоположную задуманной. На ее взгляд, комната могла довести до исступления; она скребла по нервам, точно терка. Когда же в ней появился врач, его ослепительно белый халат так резко контрастировал с цветастым декором, что этот человек, казалось, светился, как святой.

Кэрол поднялась к нему навстречу, и он, поинтересовавшись, не она ли миссис Трейси, представился Сэмом Хэннапортом. Он был высокого роста, весьма крепкого телосложения, с мужественным лицом, лет около пятидесяти. На первый взгляд казалось, что он был несколько грубоват и даже вульгарен, но на самом деле он говорил тихим, мягким голосом и искренне беспокоился о том, как подействовал на Кэрол этот несчастный случай — морально и физически. В течение нескольких минут она уверяла его, что с ней все в порядке в обоих отношениях, а затем они сели на красные стулья друг напротив друга.

Подняв свои густые брови, Хэннапорт проговорил:

— Судя по вашему виду, вам бы сейчас не помешали горячая ванна и бокал теплого бренди.

— Я промокла до нитки, — сказала Кэрол. — Но сейчас я почти высохла. Как девочка?

— Порезы, ушибы, царапины.

— А внутреннего кровотечения нет?

— Осмотр ничего не показал.

— Переломы?

— Ни одной трещины. Она удивительно хорошо отделалась. Вы, видимо, ехали очень медленно, когда сшибли ее.

— Медленно. Но, глядя на то, как она упала на капот, а затем скатилась в канаву, я думала, что...

Кэрол вздрогнула, не желая высказать свои мысли до конца.

— С девочкой сейчас все хорошо. В машине «Скорой помощи» она пришла в себя, и, когда я увидел ее, она уже ясно мыслила.

— Слава Богу.

— У нее нет ни малейших признаков сотрясения мозга. И я не жду каких-либо продолжительных последствий случившегося.

Несколько успокоенная, Кэрол откинулась на спинку красного стула.

— Я бы хотела повидать ее, поговорить с ней.

— Она сейчас отдыхает, — сказал доктор Хэннапорт. — Не стоит ее беспокоить. Но, если хотите, можете прийти сегодня вечером, в специально отведенное для посещений время.

— Да-да, конечно. — Поморгав глазами, она как бы спохватилась: — Боже мой, ведь я даже не спросила, как ее зовут.

Он вновь поднял свои мохнатые брови.

— А вот тут у нас есть небольшая загвоздка.

— Загвоздка? — Кэрол вновь напряглась. — Что вы имеете в виду? Она не может вспомнить, как ее зовут?

— Пока еще не вспомнила, однако...

— О Господи!

— ...она, конечно, вспомнит.

— Вы же говорили, что обошлось без сотрясений...

— Могу поклясться, что это не связано ни с чем серьезным, — заверил Хэннапорт. Он взял ее левую руку в свои большие крепкие ладони и держал ее так, будто она в любой момент могла треснуть и рассыпаться. — Пожалуйста, не мучьте себя лишними волнениями. С девочкой все будет хорошо. То, что она не может сейчас вспомнить своего имени, вовсе не говорит о сильном сотрясении или о какой-либо серьезной травме головы. Это не тот случай. Она ясно мыслит и не потеряла ощущения реальности. У нее прекрасная реакция и нормальное восприятие всего окружающего. Мы проверяли ее при помощи математических задач — на сложение, вычитание, умножение, — и она давала абсолютно правильные решения. Мы проверяли, как она пишет, и все продиктованные слова она написала без единой ошибки. У нее нет серьезного сотрясения. У нее лишь легкая амнезия. Частичная потеря памяти, а не утрата навыков или целых систем каких-либо понятий. Она, слава Богу, не разучилась писать и читать; она забыла лишь, кто она, откуда и как она сюда попала. Это воспринимается гораздо серьезнее, чем есть на самом деле. Разумеется, она еще встревожена и находится в некотором замешательстве. Но частичная потеря памяти восстанавливается быстрее всего.

— Я знаю, — кивнула Кэрол. — Но из-за этого мне как-то очень не по себе.

Хэннапорт крепко и бережно сжал ее руку.

— Амнезия такого рода очень и очень редко бывает продолжительной и тем более постоянной. Скорее всего бедняжка вспомнит, кто она, уже к ужину.

— А если нет?

— Тогда полиция узнает, как ее зовут и откуда она, и, как только девочка услышит собственное имя, туман рассеется.

— У нее не было с собой никаких документов.

— Знаю, — сказал он. — Я разговаривал с полицией.

— Так что же будет, если им не удастся узнать, кто она?

— Они все выяснят. — Хэннапорт слегка похлопал Кэрол по руке.

— Не понимаю, откуда у вас такая уверенность.

— Родители заявят об ее исчезновении. Они принесут в полицию ее фотографию, и все выяснится. Ничего сложного.

Она нахмурилась.

— А если родители не заявят об ее исчезновении?

— Почему?

— А вдруг она не из этого штата? Даже если ее родители и заявят об исчезновении дочери у себя в городе, вовсе не обязательно, что об этом станет известно и здешней полиции.

— Насколько мне известно из прежнего опыта, подростки-беглецы предпочитали Нью-Йорк, Калифорнию, Флориду — любое место, кроме Гаррисберга в Пенсильвании.

— Всегда есть какие-то исключения.

Рассмеявшись, Хэннапорт покачал головой.

— Если бы проводились соревнования по пессимизму, вы были бы многократной чемпионкой.

Удивленно моргнув, она улыбнулась.

— Простите. Наверное, я слишком сгущаю краски.

Взглянув на часы, он поднялся со стула.

— Да, пожалуй. Особенно учитывая то, что девочка так удачно отделалась. Все могло быть гораздо хуже.

Кэрол тоже встала. Несколько сбивчивой скороговоркой она произнесла:

— Может быть, причина такого моего беспокойства связана с тем, что мне изо дня в день приходится иметь дело с психическими расстройствами у детей, и я должна им как-то помогать, именно этим я стремилась заниматься, окончив университет, — работать с больными детьми лечить их, а сейчас я оказалась в ответе за страдания этой бедной девочки.

— Вам не следует казнить себя. Вы сделали это непреднамеренно.

Кэрол кивнула.

— Я понимаю, что, видимо, с моей стороны несколько глупо вести себя подобным образом, но я ничего не могу с собой поделать.