Кукольник - Кунц Дин Рей - Страница 19

Еще немного, и он услышит шум отчаянной борьбы, тем более что снег падал так тихо, что все звуки казались еще громче.

Себастьян сломал ей шею, и она мгновенно умерла. Он бросил ее на пол между ног. Его покрытые кровью руки горели, как в огне, а над головой он вдруг увидел звезды, хотя все небо было покрыто облаками и ночь еще не наступила.

Он рванулся с места, резко повернул руль в сторону дороги и отъехал. Снежные хлопья скрыли от него незнакомца вместе с его длинным фургоном, подсоединенным к клеммам генератора.

Идиот врезался в дорожный столб и сбил его. В течение нескольких секунд столб бился о лопасти грузовика, потом отлетел в сторону. Себастьян подпрыгнул на повороте и понесся по шоссе, пытаясь найти успокоение в мелькании серого и белого. На север.

Снизу раздался вздох Битти Белины - это у нее выходил воздух, который, покинув легкие, с шумом вырвался из мертвых губ...

В “Книге мудрости” вонопо святой странник Эклезиан говорит, нам:

"Святой Зенопу уже показал нам, что каждое поколение отпрысков Господних узурпирует трон своего отца, так что нами постоянно руководит юное Божество и каждый из нас в течение жизни бывает рабом нескольких господ. Позвольте мне пойти несколько дальше в толковании этой Истины. В первые дни воцарения нового Бога он больше сочувствует своим питомцам - мы говорим о смертных, чем потом. Свергнув своего отца, он исполнен решимости исправить несправедливость, творимую в отношении его паствы. Именно в это время, прежде чем он станет таким же циничным, как его отец, мы должны подняться и сокрушить его. И тогда мы сами станем господами”.

Далее Эклезиан с увлечением предается столь же богохульным рассуждениям о сексуальности фанатично религиозных женщин, потом возвращается к революционной риторике со словами:

"Возможно, будучи Божьими творениями, мы не можем рассчитывать стать сильнее него физически, поскольку он рожден всемогущим, с громом в голосе, молнией в руках и всей прочей мистической чепухой, в которой нет ничего замечательного, кроме того, что это мистика. Однако мы можем стать и однажды станем более хитрыми и умными, чем он. Бог - это рубеж. Мы- капитаны. Когда-нибудь мы перейдем его, и тогда начнется настоящая история, братья и сестры. Она начнется неудержимо!"

Она смирилась. Усевшись на одеялах, воссозданная заново, она хорошо помнила, с какой легкостью он убил ее. Она очень мало говорила, а то, что говорила, произносила почтительным тоном.

Вечером, когда он сидел в кузове грузовика, попивая темное вино, она развлекала его танцами и строками из своей старой сказки, которую ни он, ни она не забыли. Он произносил первые слова любимых монологов, а она продолжала дальше с мимикой, жестами, позами, движениями и с той же серьезностью, как если бы стояла на сцене перед полным залом.

Потом он угощал ее вином, и они укладывались спать. Они почти не дотрагивались друг до друга, и их совместное существование было чистым и целомудренным, словно они были не живые существа, а какие-то пластиковые или металлические роботы, функционировавшие без потовыделения, мочеиспускания и без единой плотской мысли.

Теперь они ехали не так быстро, поскольку даже до Себастьяна дошло, что они понятия не имеют, куда едут. Время от времени от этой бесцельности его охватывал легкий ужас, но идиот отгонял его прочь. Было бы куда хуже, если бы они действительно куда-нибудь приехали, так как тогда пришлось бы что-то решать. До тех пор, пока они ехали, но не приезжали, он мог позволить себе забыть о прошлом и сосредоточиться на настоящем.

Сидя в кабине, Битти Белина обращала его внимание на то, что он сам ни за что бы не заметил: на гусей, летящих коричневатой буквой V на фоне свинцового неба, на большие плоские равнины, где ветер превратил вечные снега в лед, на неясные очертания спускавшегося в каньон далекого ледника, сверкавшие отраженным голубовато-зеленым светом, который становился все ярче по мере приближения.

Только однажды эта идиллия чуть было не нарушилась, однако Белина, заметив опасность, сумела избежать ее.

Они выпили больше обычного, допив последнее вино, которое было в грузовике, и она уже закончила декламировать сцену с третьим из женихов-неудачников. В монологах было много двусмысленностей, хотя Себастьян только смеялся над ними вслед за Белиной, не улавливая скрытого смысла. Ей часто приходило в голову, что она может извлечь пользу, делая авансы этой скотине, поскольку помнила, в какое бешенство он пришел, когда застал ее с Элвоном Руди, и ошибочно приняла это за ревность. Теперь, видя, как он смеется над ее двусмысленными шутками, она уверилась в том, что раз кукла может соблазнить нормального человека, стоит попробовать соблазнить идиота. Легкомысленно и бесстрашно Белина приблизилась к нему. Насколько она могла понять, ее сексуальность была самым сильным инструментом, с помощью которого рассчитывала заставить его сделать то, что ей хочется. Если это не сработает, у нее не останется никакого способа вынудить его создать остальных кукол.

Пока Себастьян пил, Белина разделась, положив рядышком одежду, и на мгновение ее обнаженное тело предстало перед ним во всем своем совершенстве.

Что она делала дальше, он не видел, так как от вина у него стали слипаться глаза, но даже то, что он видел, с трудом доходило до его сознания, и Себастьян ничего не понял.

Его левая рука согнулась, подставив Белине раскрытую ладонь, все тело обмякло. Белина шагнула вперед и уселась ему на ладонь, касаясь ее своим гладким теплым телом. Она подняла палец Себастьяна и дотронулась им до своей груди.

И тогда он увидел, что она делает.

К счастью, выпитое вино не слишком сказалось на быстроте ее реакции, и по медленно менявшемуся выражению его лица она заметила, что он взбешен. Белина увидела, что его зубы оскалились, как в ту ночь, когда он убил коммерсанта. Увидела, как остекленели его глаза, и поняла, что он видит не ее, а какой-то старый кошмар из своей прошлой жизни. Его взгляд устремился сквозь вереницу лет, не замечая ее упругих маленьких грудей. Белина спрыгнула с его ладони, подхватив на бегу одежду. Спрятавшись за корзину с продуктами, она оделась.

Ее трясло. Она почти явственно представила, как идиот убивает ее, как ломает тонкие кости ее ног и спину.

Когда Белина наконец решилась выйти, декламируя какой-то смешной кусок из своей пьесы, Себастьян, казалось, уже забыл о том, что чуть было не произошло между ними.

Они, смеясь, допили вино.

В стенки грузовика стучал ветер.

После нескольких ясных дней на улице снова пошел снег. От воя, с которым ветер гнал снег по крыше кузова, все тело Белины покрывалось мелкими мурашками.

Когда свет погас, Себастьян почти тут же заснул, однако Битти Белина еще долго лежала без сна, стараясь придумать какой-нибудь способ, как убить идиота.

Тут требовалась осторожность. Нельзя было давать ему возможность отомстить. Если она только ранит его, он почти наверняка поймает ее, засунет назад в Горн и никогда больше не воссоздаст заново.

К тому же если она убьет его, то останется совсем одна, так как рядом не будет кукольника, который мог бы возродить принца, Виссу и других. Она скорей согласилась бы снова стать жидкой плотью, без чувств и мыслей, чем остаться единственной живой куклой.

Замышляя убийство, Белина заснула. Ее лицо было прекрасно, как мечта: нежные черты, золотые волосы и синие, как морская вода, глаза.

Никогда в жизни Себастьян не был так счастлив, как теперь. Он больше не видел страшных снов про ту девушку с ножом в животе. Не снился ему и отец, терзающий мать, каждую ночь. Его перестало мучить необъяснимое чувство вины, и он, казалось, забыл про Пертоса Гедельхауссера и про те пять лет, что они провели вместе, кочуя по дорогам из города в город. Забыл про их странное содружество.

Они проезжали по тридцать - сорок миль в день, двигаясь медленно, как будто боялись что-нибудь пропустить. Благодаря Битти Белине у него словно открылась новая пара глаз, и теперь каждый дюйм земли восхищал его, как никогда прежде. Иногда они останавливались и стояли по два-три дня, устраивая игры на снегу, а по вечерам декламируя строки из спектакля. Время от времени Битти Белина читала ему какую-нибудь из старых книг Пертоса, и он засыпал под веселую музыку ее полудетского голоска, рассказывавшего о свершениях рыцарей и колдунов, магов и древних героев.