Голос ночи - Кунц Дин Рей - Страница 44

— Так кто же поверит любому из нас?

— Никто.

— Нам нужны доказательства.

— Да.

— Неопровержимые доказательства.

— Точно.

— Что-нибудь реальное, — продолжала она. — Может быть... если бы тебе удалось заставить его еще раз все это рассказать... о том, как он умышленно убил ее... и, может быть, спрятать магнитофон и записать все...

При упоминании о магнитофоне Колину стало не по себе.

— Неплохая идея.

— Должен быть какой-то выход, — сказала она.

— Да.

— И мы найдем его.

— Обязательно.

— Придумаем, как поймать его.

— Ладно.

— Мы встретимся еще раз.

— Зачем?

— Здесь. Завтра.

— Но...

— Раньше лишь я одна противостояла ему, — сказала она, наклонившись близко к Колину. Он чувствовал ее дыхание на своем лице: мята. — Но теперь ты тоже знаешь о нем. Вместе мы сумеем придумать способ рассчитаться с ним. Я хочу этого. Я хочу, чтобы все знали, что он готовил убийство моей девочки. Когда они узнают правду, как они заставят меня оставить его у себя в доме? Мы ушлем его туда, откуда он пришел. Соседи будут молчать. А что еще они смогут сделать, когда узнают, что он совершил? Наконец я буду свободна от него. Исполнится мое единственное желание! — Ее голос упал до заговорщического шепота: — Ты ведь поможешь мне?

У него мелькнула безумная мысль, что сейчас настанет черед совершения ритуала кровного братства.

— Поможешь ведь? — еще раз спросила она.

— Конечно. — Он знал точно, что больше ни за что не встретится с ней: она пугала его не меньше Роя.

Она дотронулась рукой до его щеки; он хотел отодвинуться, но понял, что это было проявлением нежности. Пальцы у нее были холодные.

— Ты хороший мальчик, — сказала она. — Ты правильно сделал, что пришел ко мне.

Он не знал, как убрать ее руку со своей щеки.

— Я всегда знала правду, — продолжала она. — Но какое это облегчение — знать, что есть еще человек, которому все известно. Обязательно приходи сюда завтра. В это же время.

— Конечно, приду. — Что угодно, лишь бы отделаться от нее.

Она резко встала и пошла в сторону «Сокровищ».

Наблюдая, как она подходит к магазину, Колин подумал, что она наводит на него ужас сильнее, чем все те монстры, которых он боялся в детстве и боится до сих пор. Кристофер Ли, Питер Кушинг, Борис Карлофф, Бела Лугоши — ни один из них не сыграл персонажа, столь же леденящего душу, как Хелен Борден. Она была хуже вампира или вурдалака и в несколько раз более опасна, потому что она так искусна скрывала свою сущность. С виду обыкновенная, даже бесцветная, заурядная во всех отношениях, внутри она была настоящим чудовищем. Он до сих пор чувствовал на щеке холод там, где до нее дотронулись ее ледяные пальцы.

Он развернул куртку, вынул магнитофон и выключил его.

К своему удивлению, ему было стыдно за некоторые вещи, которые он сказал о Рое, и за то, что он с такой охотой подыгрывал ей в ее ненависти к сыну. Невозможно было отрицать, что Рой болен; также не подлежало сомнению, что он убийца; все-таки нельзя утверждать, что он всегда был таким. Он не «родился извергом», как сказал Колин. Он был в не меньшей степени человеком, чем окружающие. Он не умышленно убил свою сестру. Судя по всем доказательствам, с которыми ознакомился Колин, смерть Белинды Джейн была несчастным случаем. И болезнь Роя развилась в результате той трагедии.

Колин удрученно поднялся со скамейки и пошел к парковке. Медленно снимая цепь, которой велосипед был пристегнут к стойке, он не переставал размышлять.

У него не было больше желания мстить Рою. Он просто хотел положить конец насилию. Он хотел получить в свои руки неопровержимые доказательства, чтобы соответствующие власти поверили ему и начали действовать. Он устал.

Хотя говорить им это было бессмысленно, хотя они никогда бы не поверили в это, мистер и миссис Борден также были убийцами. Они превратили Роя в живого мертвеца.

Глава 39

Колин позвонил Хэзер и сказал, что поговорил с матерью Роя.

— Ты сможешь приехать ко мне? — спросила Хэзер.

Через десять минут он был у нее дома, и они прослушали пленку.

— Бедный Рой, — сказал Колин. — Но мы пока не можем жалеть его. Пока еще рано. Мы не можем рисковать. Мы должны помнить, что он опасен. Надо отдавать себе отчет в том, что он с удовольствием убьет меня и изнасилует и убьет тебя, если подумает, что это ему сойдет с рук.

На стене кухни глухо тикали часы.

— Если дать полиции послушать эту пленку, может быть, это убедило бы их, — сказала Хэзер.

— В чем? В том, что Рой — жертва жестоких родителей? Что с ним, наверное, настолько плохо обращались, что у него появились отклонения в психике? Да, может, нам и удастся убедить их в этом. Но это ровным счетом ничего не докажет. У нас нет доказательств, что Рой убил тех двух ребят, или пытался вызвать крушение поезда, или что он пытается убить меня. Нам нужно что-то большее. Мы должны выполнить наш план до конца.

— Сегодня, — сказала Хэзер.

— Да, сегодня.

Глава 40

Уизи вернулась домой в полшестого вечера, и они поужинали вместе. Она привезла с собой продукты из лавки деликатесов: нарезанную ветчину, нарезанное белое мясо индейки, сыр, салат из макарон, картофельный салат, маринованные огурцы и ломти пирога с творогом. Еды было много, но они оба ели мало: она всегда следила за фигурой, считая калории, а у Колина просто не было аппетита, — он слишком волновался из-за предстоящих им ночью испытаний.

— Ты поедешь обратно в галерею? — спросил он.

— Да, примерно через час.

— К девяти домой вернешься?

— Боюсь, что нет. Мы закрываемся в девять, подметаем полы, приводим все в порядок и вновь открываемся в десять.

— Зачем?

— У нас закрытый, по приглашениям, показ работ одного художника.

— В десять часов вечера?

— Это задумано как подобие элегантного ужина в ресторане. Гостям будут предлагать коньяк и шампанское. Здорово придумали?

— Наверное.

Она положила себе на тарелку ложку горчицы, свернула трубочкой ломтик ветчины, обмакнула его в горчицу, изысканным движением поднесла ко рту и откусила маленький кусочек.

— Придут все наши самые лучшие клиенты.

— И сколько это все продлится?

— Где-то до полуночи.

— После этого приедешь домой?

— Наверное.

Он попробовал пирог с творогом.

— Не забудь про «комендантский час», — напомнила она.

— Не забуду, — кивнул он.

— Чтобы был дома засветло.

— Можешь на меня положиться.

— Хотела бы надеяться. Ради тебя самого.

— Возьми и проверь.

— Я так, наверное, и сделаю.

— Я буду дома, — соврал он.

После того как она приняла душ, переоделась и уехала, он поднялся к ней в комнату, взял пистолет из ящика комода и сунул его в небольшую картонную коробку. Туда же он положил магнитофон, два карманных фонарика и пластиковую бутылку с кетчупом. Потом взял из шкафа кухонное полотенце и разрезал его вдоль на две части. Оба куска тоже были убраны в коробку. Туда же он бросил и моток веревки, который принес из гаража, где тот висел на крюке со времени их переезда.

Ехать в дом Кингмана было еще рано. Он поднялся к себе и попытался убить время, собирая очередную модель монстра. Ничего не получалось. Руки дрожали.

Примерно за час до наступления сумерек Колин взял коробку и вышел из дома. Привязав ее к багажнику велосипеда, он поехал кружным путем на Хоук-драйв. Никто за ним не следил; в этом он был уверен.

Хэзер ждала его в огромной прихожей разрушенного особняка и вышла ему навстречу, как только он подъехал. На ней были короткие синие шорты и белая блузка с длинными рукавами. Она была восхитительно красива.

Колин положил велосипед набок, спрятав его в высокой траве и бурьяне, которые росли у дома. Он взял коробку и вошел внутрь.

Старый дом всегда казался таинственным и зловещим, но в сумерках его ощущение еще больше усиливалось. Заходящее солнце светило в разбитые, с сорванными ставнями окна и придавало прихожей красноватый, почти кровавый оттенок. В угасающем свете лениво кружились пылинки. В углу хрусталем блестела огромная паутина. Тени двигались, будто живые.