Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч - Чекрыгин Егор - Страница 71

Ну а пока я учился у Витька верблюжачьему, заодно вызнавая особенности быта и обычаи этого племени. Вот только одна беда – верблюжачий он знал на уровне «принеси-подай, пшел вон, рыбья морда, верблюжачий кал». Попытайся я выдать себя за верблюжатника с таким багажом знаний, уподобился бы крутому голливудскому шпиону, который, говоря с диким акцентом по-рюськи, выдает себя за местного, стоя летом на Красной площади в треухе и валенках, к тому же будучи по рождению негром. То же самое и с обычаями, и бытом. Все они постигались мной, переломленные, как об колено, через линзу восприятия Витька. Хотя какая линза? Это слово подразумевает нечто прозрачное и аккуратное. В голове же Витька была сплошная каша, и каждое его утверждение приходилось, старательно «почикав» бритвой Оккама, долго процеживать сквозь фильтр здравого смысла и собственных наблюдений.

Так что пока, со слов специалиста по верблюжатникам, я знал, что они были народом «неправильным и дурным». Особенно их дурь, по наблюдению Витька, выражалась в готовности резать друг дружку из-за каждого пустяка, вроде сна на посту, украденной овцы и прочих мелочей. Об этом он мне поведал первым делом, как о самой баснословной «неправильности» в обычаях верблюжатников. Его можно понять. Степняки могли убить друг дружку в приступе ярости, хотя, как правило, такое случалось крайне редко, ибо слепая ярость – удел слабаков, а слабаки вымирали до совершеннолетия, зачастую как раз из-за приступов слепой ярости. Так же естественный отбор убирал до совершеннолетия тех, кто мог бы серьезно проштрафиться. Коли ты не научился не спать на посту, тебя же первого тигр и сожрет. Вороватого подростка его же сотоварищи будут лупить до тех пор, пока либо не выбьют из него эту склонность, либо саму жизнь. Так что взрослых воров не было. Трусость – а что это такое? Трусы умирали еще во младенчестве… от страха.

Жизнь степняков была проста, незамысловата, а врагов вокруг было достаточно, чтобы еще и пакостить тем, кто живет рядом с тобой. Внутри рода – убиваешь и крадешь у себя. А весь мир снаружи – твои охотничьи угодья, там можно делать что угодно, никто не осудит.

…Так что казней за проступок или нарушение обычаев… такого у них практически не было. Ну а на самый крайний случай – серьезно проштрафившихся просто изгоняли из племени, и это было горше смерти.

У горских ребят, насколько я мог понять, тоже были схожие обычаи. Или скорее уж роль играло небольшое количество серьезных запретов и их разумность, проверенная временем. Убил? – Ну если убил в честной драке, тебе только почет за возрастание маны и обязанность заботиться о семье убитого…Стащили овцу? – Не фиг было клювом щелкать… впрочем, если докажешь, что твоя, получишь обратно, да еще и с вирой. Залез на чужой участок? – Так есть куча видоков и старейшин, которые вовремя «поправят» зарвавшегося кадра. Не заплатил налоги? – Спи спокойно, потому что есть теперь будешь со стола Царя Царей.

Войны у горских были скорее мужской забавой и экстремальным видом спорта, так что железной дисциплины не требовали, – никто под покровом ночи не подкрадется. А если кинул строй и побежал – этот позор будет тебе худшим наказанием, чем сама смерть.

А вот у верблюжатников, и это я заметил еще тогда, в степи, с дисциплиной все было в порядке. Регулярные патрули, четкая охрана, налаженная служба снабжения – все это говорило об опытной Армии, не один год (а в местных условиях, может, и не один десяток лет) проведшей в бесконечных походах и сражениях. А тот факт, что про эту армию и эти сражения до недавних пор никто не слышал, говорил о том, что пришли они откуда-то очень издалека. И если верить утверждениям Витька, что верблюжатники неплохо умеют пользоваться плавсредствами, – возможно, и приплыли. Вроде как европейцы, в один безрадостный для местных аборигенов миг, – приплыли к берегам Америки… Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это, кстати, был почти идеальный вариант, объясняющий практически все загадки… Кроме одной, – где сейчас те огромные корабли, на которых можно было бы перевезти столько верблюдов?

И вот на нас снова пахнуло степью. Вкус ветра был не очень привычным. Даже я явственно чувствовал привкус соленой влаги и запахи йода, приносимые южным ветром. Зато это была степь, и мой приятель Лга’нхи просто-таки расцвел, будто подснежник в марте. На радостях он даже припустился нарезать круги вокруг нашего каравана, будто бы мы были старшими братьями, а он – нашим пастухом. Я орал на него и требовал поберечь ногу, а это двухметровое дитяти вызывало меня и всех остальных играть с ним в салочки и носиться наперегонки. – …Иди ты на хрен, – я за тобой, даже за хромым, не угонюсь. Хотя… – внезапно почувствовал, что собственные ноги желают припуститься по степи ровной рысью… – вот оно, тлетворное влияние дикарской жизни.

Впрочем, очень скоро ногам нашлась работа. Мы с Лга’нхи вызвались идти на разведку. Поскольку возле основных путей еще могли стоять верблюжатники, отряд наш прошел какими-то обходными тропами, и теперь нам придется переть по целине, без всяких троп и дорог. Что для нас с Лга’нхи было делом привычным, потому мы (он) и вызвались идти на северо-восток, туда, где лежали привычные дороги, чтобы посмотреть, что там нонче верблюжатники вытворяют. С нами вызвался идти заместитель командира отряда воинов – еще довольно молодой парень по имени Ревмал, и жертва шила в заднице – Витек. Я, конечно, согласился. Во-первых, они будут задавать скорость, так что мне не придется выбиваться из сил, гонясь за своим быстроногим, но туповатым Вождем, а во-вторых, в случае чего, как говорится, «Мне не обязательно бежать быстрее медведя, достаточно бежать быстрее тебя». – (Шутка)… (почти)… (Все равно Лга’нхи в драку полезет, а я за ним…) (А жаль.)

Увы, к моему сожалению, Ревмал тоже оказался неплохим бегуном. Нет, конечно, со степняком ему было не сравниться. Но вот со мной он бежал вполне на равных. Витек тоже от нас сильно не отставал. Недостаток навыков в беге компенсировался у него молодостью и «пришпоривающим» эффектом, которое оказывало шило в заднице. Так что уже через пару дней мы вышли к дороге…А уже к обеду нашли очередной лагерь верблюжатников. Для Ревмала это был повод вернуться назад – все пропало, путь закрыт! Но я настоял на более детальном обследовании местности. Мы разделились и обошли лагерь по большому кругу… Как я и подозревал – других лагерей в округе не было. А язык Лга’нхи оказался таким же быстрым, как и его ноги, так что насчет пленника первым высказался он. Видать, ему не терпелось влипнуть в очередные неприятности. Вот только мои планы были несколько иными.

Не в том смысле, что я пытался как-то радикально избежать неприятностей. В конце концов, в чем-то Лга’нхи прав – жизнь штука опасная, и схлопотать от нее перо в бок или камнем по маковке можно было в любом месте.

Скорее даже то, что задумал я, в случае неудачи сулило куда большие неприятности. Зато, если моя задумка сработает, можно будет довольно быстро вернуться к Леокаю с отчетом о проделанной работе и пачкой счетов, требующих немедленной оплаты. И для этого не придется ходить за тридевять земель, каждую секунду рискуя схлопотать копьем в брюхо или ледорубом в темечко.

…Впрочем, пленник-«язык» моему плану не мешал. Скорее даже помогал, учитывая наличие переводчика в лице Витька. Только вот в выборе этого пленника надо было действовать крайне осторожно, чтобы не спугнуть верблюжатников раньше времени. Так же осторожно, как и убеждать членов своей разведгруппы послушаться моих ценных рекомендаций, без того, чтобы сразу огласить весь план. Потому как есть веские подозрения, что его, мягко говоря не примут.

С пленником вышел голимый цирк. Брали-то мы его той же ночью.

Причем все мое участие фактически ограничилось тем, чтобы ткнуть пальцем в отходящую от лагеря четверку пеших вояк. Судя по направлению, это была фуражная команда, посланная к дальним выпасам (мы уже знали, где они) за очередной отарой овец. Как я понял, стояли тут верблюжатники уже с начала лета, и их скот подожрал всю зелень вокруг лагеря с трех сторон. Четвертая, видимо, предназначалась для «дежурных» верблюдов (даже в этом у верблюжатников был полный порядок). Потому отары овец и стада овцебыков паслись уже почти в дневном переходе от лагеря.