Чейз (Погоня) - Кунц Дин Рей - Страница 34

Чейз понимал, что непозволительно оттягивает момент. Нельзя колебаться, надо войти.

Он согнул руки и сделал медленный вдох, готовясь к схватке, хотя точно знал, что ее не будет.

Снова ложь.

Самое умное, самое цивилизованное, что можно сделать, — это повернуть назад, по возможности тише пройти через темную столовую, потом через кухню, выйти в заднюю дверь и вызвать полицию.

Он вошел в гостиную.

В большом белом кресле у телевизора сидел человек с газетой на коленях. Очки для чтения в черепаховой оправе были сдвинуты почти на кончик его тонкого прямого носа; он напевал бодрую мелодию, которой Чейз не узнал. Человек читал комикс.

На миг Чейзу показалось, будто он совершил роковую ошибку, потому что ему в голову не приходило такое: маньяк-убийца предается столь будничному развлечению — сидит, погрузившись в новые похождения популярных героев комиксов. Потом человек поднял глаза и принял хрестоматийную позу крайнего изумления: глаза округлились, рот приоткрылся, лицо заострилось и побелело. И Чейз увидел, что этот человек в точности соответствует описанию Судьи. Высокий. Блондин. Резкое лицо с тонкими губами и длинным прямым носом.

— Ричард Лински? — спросил Чейз. Человек в кресле, казалось, прирос к своему месту — как будто манекен, который посадили туда, чтобы отвлечь Чейза, пока настоящий Судья, настоящий Ричард Лински, не подкрадется сзади. Иллюзия была такой полной, что Чейз чуть было не обернулся, чтобы посмотреть, действительно ли в столовой никого нет, или его страхи оправданны.

Человек в кресле с такой силой вцепился в листки газеты, будто они из стали.

— Судья? — спросил Чейз.

— Ты, — прошептал человек. Он скомкал “стальные” листки и вскочил с кресла так проворно, будто сидел на гвозде.

— Да, — произнес Чейз, внезапно успокоившись, — это я.

Глава 15

Чейз знал, насколько важно сосредоточиться исключительно на выполняемой задаче, но во Вьетнаме он никогда не накручивал себя перед операцией. Слишком часто Конга не оказывалось там, где предполагалось, и поход заканчивался без единого выстрела. Люди накручивали себя, взвинчивали, исходя из того, что лучше справились бы с боевым заданием в таком состоянии, но оказывались разочарованными и не находили выхода своей нервной энергии. Чаще всего они срывали свое напряжение на ни в чем не повинном мирном населении, впадали в искусственную паранойю, временную шизофрению, при которой звук орудийной пальбы и запах горящих зданий служили как будто успокаивающим средством, благодаря которому их напряжение спадало и они снова обретали самоконтроль. Чейз лишь один раз позволил себе дойти до такого состояния — и операция провалилась; память об этом постоянно угнетала его.

Теперь, когда он наконец оказался лицом к лицу с Судьей, его способность владеть собой и сохранять спокойствие оказалась очень ценной. Столкновение не привело к немедленному насилию, как это, по его представлению, могло случиться.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Судья, Он попятился от белого кресла по направлению к телевизору, вытянув руки в стороны и шевеля пальцами, будто пытался отыскать какой-нибудь предмет, которым можно воспользоваться как дубинкой.

— А ты как думаешь? — спросил Чейз. Он медленно двинулся к Лински, отрезая ему путь к отступлению.

— Тебе нельзя сюда. Чейз промолчал.

— Это мой дом, — сказал Судья.

Когда Судья подошел к телевизору вплотную, Чейз остановился в десяти футах от него, не сводя с него глаз и выжидая удобного момента. Он жалел, что дело дошло до этого, жалел, что ему не удалось как следует рассмотреть Судью, оставшись незамеченным.

Снова ложь.

— Больше никому нельзя сюда, — твердил Судья. — Это мой дом, и я хочу, чтобы ты убрался вон. — Казалось, он был в меру разозлен, вот только голос у него дрожал.

— Нет, — сказал Чейз.

— Убирайся!

— Нет.

— Черт бы тебя побрал! — воскликнул Судья. Он стоял, вытянув руки в стороны, как крылья, и уже начинал плакать. Слезы выкатились из уголков глаз и оставили мокрые дорожки на щеках.

— Я хочу, чтобы ты немедленно подошел к телефону на той тумбе и позвонил в полицию, — велел Чейз. Но, уже произнося эти слова, он понимал, что это невозможно.

— Не буду, — возразил Судья.

— Будешь.

— Ты меня не заставишь, — сказал Судья. Говоря это, он медленно поворачивался и, произнеся последнее слово, схватил какой-то предмет, лежащий на телевизоре.

Чейз слишком поздно увидел, что это пистолет. Он не понимал, как мог упустить это движение Судьи. Должно быть, уже утерял былую хватку. Или подсознательно позволил ему это сделать. Пока Судья вскидывал пистолет, к которому по-прежнему была приделана серая трубка глушителя, он шагнул вперед, но двигался недостаточно быстро. Пуля попала ему в левое плечо, он качнулся в сторону, потерял равновесие и повалился прямо на торшер, а затем вместе с ним рухнул на пол. Обе лампочки от удара разбились, и комната погрузилась почти в полную темноту, которую разбавлял только слабый свет далеких уличных фонарей, просачивающийся сквозь тяжелые шторы.

— Ты помер? — спросил Судья.

Чейзу казалось, будто в плечо забит гвоздь, вся рука онемела. Он чувствовал, что вдоль бока бежит кровь, но не хотел протягивать другую руку и выяснять, насколько серьезно ранен, — во-первых, потому, что, если рана и впрямь серьезная, он не желал знать об этом, а во-вторых, потому что предпочитал, чтобы Судья думал, будто он умер или умирает.

— Чейз?

Чейз, затаившись, ждал.

Судья отлепился от телевизора и нагнулся, стараясь разглядеть тело Чейза среди теней и мебели. Чейз не был уверен, но ему казалось, что Судья держит пистолет прямо перед собой, как учитель, тыкающий указкой в классную доску. Это хорошо. Это делало его более уязвимым.

— Чейз?

Чейз с трудом приподнял с пола раненую руку, тяжелую и безжизненную, согнул ее в локте и положил ладонью на ковер; вторая рука уже находилась в таком же положении. Он чувствовал слабость, его лихорадило; внутри все переворачивалось, пот градом катил с лица и струился по позвоночнику. Он знал, что все это от шока, но когда Судья нападет, ему хватит сил одолеть его.

— Ну, как наш герой? — спросил Судья. Вероятно, он перестал плакать, потому что в его голосе послышался низкий, довольный смешок. — Хочешь, чтобы тебя снова пропечатали в газете? — Он засмеялся и сделал еще один шаг вперед.

Чейз оттолкнулся от пола и кинулся Судье под ноги, не обращая внимания на боль в плече. Он проскользнул под стволом пистолета, который Судья по-прежнему держал перед собой, как старуха, заподозрившая, будто в ее дом забрался грабитель.

Пистолет выстрелил, шипение глушителя было едва слышно на таком близком расстоянии; пуля ударилась где-то в другом конце комнаты, не пройдя даже и близко от Чейза.

Они врезались в телевизор, стоявший позади;

Судья задел его бедрами и сшиб с тумбочки. Телевизор ударился о стену, а потом о пол, дважды громко бухнув, хотя кинескоп и не разбился. Судья не смог упасть назад из-за того, что мешала мебель, потерял равновесие и рухнул на Чейза. Пистолет вылетел из его рук и стукнулся о деревянную ножку кресла. Он попытался было полезть за ним, но Чейз крепко держал его и не собирался выпускать.

Перекатившись вместе с Судьей так, чтобы оказаться сверху, он ударил его коленом в пах. Лински вскрикнул, и его крик тут же перешел в сдавленный стон боли. Он попытался подняться и стряхнуть с себя Чейза, но ему едва удалось дернуться. Он снова заплакал.

Раненое плечо Чейза жутко саднило оттого, что он перекатился через него; у него было такое ощущение, будто кости уже сгнили. Превозмогая боль, он обеими руками ухватил Судью за шею, нащупал сонные артерии и, зажав их большими пальцами, не отпускал, пока не убедился, что убийца потерял сознание. Он встал, шатаясь взад-вперед, как пьяный. Лински лежал на полу, раскинув руки в стороны, теперь похожий на птицу, которая упала на землю и сломала спину о камень.