Ангелы-хранители - Кунц Дин Рей - Страница 51

Лем знал, что Уолт всегда сам шел домой к семьям своих погибших сотрудников, сообщал им горестное известие и делил с ними первые, самые тяжелые минуты.

— Могли погибнуть двое, — сказал Уолт. — Второй вряд ли оправится от потрясения.

— А что… с Тилом?

— Выпущены кишки, как у Далберга. Обезглавлен.

«Аутсайдер, — подумал Лем. — Теперь уже сомневаться не приходится».

Внутрь помещения налетели ночные мошки и бились о стекло прожектора, у которого стояли Лем и Уолт.

Сдерживая ярость, Уолт сказал:

— Голову… так и не нашли. Как я скажу его отцу об этом?

Лем промолчал.

Уолт гневно посмотрел на него.

— Теперь ты не имеешь права отстранять меня от расследования. Теперь, когда один из моих людей мертв.

— Уолт, наше управление работает в обстановке секретности. Черт возьми, но даже число платных агентов держится в секрете. Твое же ведомство находится в центре внимания прессы. Для того чтобы знать, что делать, твои сотрудники должны точно знать, что нужно искать. А это означает, что большая группа людей получит доступ к секретной информации.

— Твои-то люди все знают.

— Да, но мои сослуживцы давали подписку о неразглашении, прошли тщательную проверку и умеют держать язык за зубами.

— Мои тоже не трепачи.

— Я уверен в этом, — осторожно сказал Лем. — Я уверен, что они не болтают в неслужебной обстановке об обычных делах. Но это дело уникальное. По этому все должно оставаться в одних руках.

Уолт сказал:

— Мои люди тоже могут дать подписку.

— А проверка? Нужно будет проверить всех, даже простых клерков. На это уйдут недели или даже месяцы.

Бросив взгляд в сторону столовой, Уолт заметил Клиффа Соамса и агента УНБ, которые разговаривали с двумя полицейскими.

— Ты начал расследование, как только прибыл сюда? Даже предварительно не переговорив со мной?

— Ага. Мы должны быть уверены: твои люди понимают, что не имеют права ни с кем говорить об увиденном здесь сегодня, даже со своими женами. Мы каждому сотруднику объясняем соответствующие федеральные законы, предусматривающие наказание вплоть до тюремного заключения.

— Опять мне тюрьмой грозишь? — сказал Уолт, но на этот раз без юмора, который присутствовал в их разговоре после посещения Трейси Кишан в больнице.

Лем был расстроен не только гибелью полицейского, но и тем, что в их отношения с Уолтом теперь был вбит клин.

— Я не хочу никого сажать. И поэтому хочу, чтобы все понимали, какие могут быть последствия.

— Ну-ка, выйдем, — скривившись, сказал Уолт.

Выйдя наружу, они подошли к патрульной машине, стоявшей перед домом. Уолт сел на водительское место, а Лем рядом с ним.

— Подними стекла, чтобы можно было спокойно разговаривать.

Лем было запротестовал, говоря, что они задохнутся, но, взглянув на Уолта, понял: достаточно небольшой искры, чтобы он взорвался. Поэтому не стал спорить и поднял стекло.

— О'кей, — сказал Уолт. — Мы здесь одни. Не начальник управления УНБ и не шериф. Простые старые друзья. Приятели. Давай рассказывай.

— Черт возьми, Уолт, я не имею права.

— Скажи мне все, и я отстану. Больше не буду вмешиваться.

— Ты все равно не можешь участвовать в этом деле. Тебе не положено.

— Черта с два, — сердито сказал Уолт. — Я могу пойти прямиком вон к тем шакалам. — Он ткнул пальцем в пыльное ветровое стекло, через которое были видны столпившиеся за ограничительной лентой репортеры. — Я могу им сказать, что лабораторный комплекс Банодайн занимался каким-то оборонным проектом, который в один прекрасный день вышел из-под контроля, в результате чего оттуда, несмотря на все меры предосторожности, сбежало что-то странное, и теперь оно бродит по округе и убивает людей.

— Давай, давай, — проговорил Лем. — Тебя не только посадят. Тогда ты — конченый человек.

— Не думаю. В суде я заявлю, что мне пришлось выбирать между интересами государственной безопасности и интересами избирателей, благодаря которым я нахожусь на своем посту. И я скажу, что в критическую минуту я был вынужден поставить безопасность местного населения над интересами бюрократов из министерства обороны в Вашингтоне. Я уверен, что любой суд присяжных меня оправдает. Никуда меня не посадят, а вот на очередных выборах за меня проголосует еще больше народу, чем в прошлый раз.

— Вот дерьмо, — произнес Лем, понимая, что Уолт прав.

— Если ты мне расскажешь все сейчас, убедишь, что твои люди лучше справятся с этим расследованием, тогда я уйду с дороги. В противном случае я предам это дело всеобщей огласке.

— Ты заставляешь меня нарушить секретность. Это все равно что самому сунуть голову в петлю.

— Никто же не узнает о нашем разговоре.

— Да? Ради Бога, Уолт, зачем тогда ставить меня в такое дурацкое положение? Только чтобы удовлетворить твое любопытство?

Уолт с обидой посмотрел на него.

— Не то ты говоришь, черт тебя возьми. Это не простое любопытство.

— А что?

— Один из моих людей мертв!

Откинувшись на сиденье, Лем закрыл глаза и вздохнул. Уолт должен знать, почему он не может расследовать это дело и мстить за убийство одного из своих людей. Его профессиональный долг и честь не позволят ему отступить, если он не узнает все. Лем почувствовал себя в безвыходном положении.

— Ну что, я пошел к репортерам? — спокойно спросил Уолт.

Лем открыл глаза и ладонью вытер пот с лица. В машине было душно, и ему хотелось опустить стекло. Мимо них, однако, снаружи все время сновали люди, и он не мог допустить, чтобы кто-нибудь услышал то, что Лем собирался рассказать Уолту.

— Ты был прав, ноги растут из Банодайна. В течение нескольких лет они занимаются там оборонными исследованиями.

— Биологическая война? — спросил Уолт. — Разведение нехороших вирусов?

— Возможно, и это тоже, — ответил Лем. — Но бактериологическое оружие не имеет ничего общего с этим делом, поэтому я буду говорить только о тех исследованиях, которые непосредственно относятся к нему.

Стекла в машине начали запотевать, и Уолт включил двигатель. Кондиционера не было, но даже слабый теплый воздух, начавший поступать от вентилятора, приносил некоторое облегчение.

Лем сказал:

— Работа велась по нескольким исследовательским программам под общим названием «Проект „Франциск“». В честь святого Франциска Ассизского.

Удивленно моргнув, Уолт спросил:

— Они назвали военный проект именем святого?

— С названием как раз все в порядке. Святой Франциск умел разговаривать с птицами и животными. А в Банодайне доктор Дэвис Вэтерби работал над проектом, цель которого — достигнуть определенного уровня общения между человеком и животными.

— Изучение языка животных, что ли?

— Нет. Идея заключалась в том, чтобы с помощью последних достижений генной инженерии создать животных с таким высоким уровнем интеллекта, который позволял бы им на равных общаться с людьми и думать на человеческом уровне.

У Гейнса от удивления отвисла челюсть.

Лем сказал:

— Там было несколько исследовательских групп, которые проводили различные эксперименты по проекту «Франциск». Все они финансировались на протяжении по крайней мере последних пяти лет. Так, например, группа Дэвиса Вэтерби занималась собаками…

Доктор Вэтерби работал со спермой и яйцеклеткой золотистых ретриверов, выбранных им для эксперимента, потому что эта порода имеет более чем столетнюю историю. Во-первых, в генетическом коде чистопородных животных ослаблено присутствие наследственных болезней, что давало Вэтерби здоровых и умных подопытных животных. Во-вторых, если в результате эксперимента рождались щенки с какими-нибудь отклонениями от нормы, Вэтерби было проще отличить естественные мутации от побочных эффектов его собственных манипуляций с наследственностью подопытных животных и, таким образом, учиться на собственных ошибках.

На протяжении нескольких лет, стараясь увеличить интеллектуальные способности породы, не производя изменений в физическом облике животных, Вэтерби искусственно оплодотворял сотни генетически измененных яйцеклеток ретриверов, а затем помещал их в матку самок, которым предстояло вынашивать потомство. Самки вынашивали потомство в течение полного срока, а затем Вэтерби изучал новое поколение на предмет выявления повышенного интеллекта.