Карпинский - Кумок Яков Невахович - Страница 47

Это место недостаточно ясно изложено и допускает разные толкования. По нашему убеждению, слова президента полемически направлены против некоторых идеологических учений начала века (в частности, толстовства), в которых настоящим тружеником, достойным истинного уважения, провозглашается мужик или заводской рабочий, а  с п е ц и а л и с т  (инженер-химик, например, геолог, биолог) почти барин, почти помещик, почти аристократ. Его труд  л е г ч е.  Его положение привилегированней.

Карпинский еще раз возвращается к этому. «Глубоко ложное понимание труда квалифицированного как труда привилегированного, антидемократического... легло тяжелою гранью между массами и работниками мысли и науки». Ясно, что не массы, не «трудящиеся» и не работники мысли и науки эту грань между собой положили. Тут отрыжка феодальной психологии. Общество не может успешно развиваться, относясь так к работникам мысли и науки. Себя Карпинский — мы уже писали о том — считал ровней мужику и рабочему в общем народном труде; того же требовал для философа, музыканта, бухгалтера. «Настоятельным и неотложным является поэтому для всех, кто уже сознал пагубность этого отношения к научным работникам, бороться с ним и создать для русской науки более нормальные условия существования».

«Чистая наука дожлна войти в тесное общение с техникой и прикладным знанием вообще, ибо для всякого ученого в настоящее время ясно, что подобное тесное общение плодотворно для обеих сторон и является истинным залогом настоящего, глубокого использования сил природы и сил человека для создания новой улучшенной во всех отношениях жизни».

В этих словах целая программа действий для работников науки — и она в дальнейшем развивалась в полном согласии с высказанным здесь пожеланием Карпинского. Возможно, не всем ученым в то время были ясны смысл и польза тесного общения чистой науки и прикладного знания. Возможно. Не для всякого. Куда важнее, что это понимал президент!

И наконец, добирается он до  р а з р ы в а  в преемственности традиций, который его глубоко заботит и который он считает «несчастьем русской жизни». К сожалению, по его наблюдениям, такой разрыв уже произошел...

Что же касается конкретных форм сотрудничества академии с Советской властью, Карпинский сторонник решения определенных, четко оговоренных задач, иначе «легко было впасть в теоретичность и прийти к построениям недостаточно жизненным... Долголетний рабочий опыт убеждает Академию, — пишет Карпинский, — в необходимости начинать с определенных реальных работ, расширяя их затем по мере выяснения дела». Е.Н.Городецкий в своих трудах «К истории ленинского плана научно-технических работ» и «Рождение Советского государства» убедительно показал, что предложения Карпинского были правильны.

Таким образом, письмо президента захватывает широкий круг вопросов, а впервые высказанный призыв сохранить культурный пласт «без разрывов» отражает святое беспокойство, понятное и в наше время.

Сопоставление его письма с запиской КЕПСа, копию которой он отправил Луначарскому, приводит к мысли, что последняя составлялась не без его участия — во всяком случае, преамбула. Она содержит близкие ему мысли, текстуально несущие отпечаток его стиля. «Спасение государства и русской культуры лежит в широком подъеме народного труда, — разве это не Карпинский? — планомерно продуманном использовании природных богатств и в бережном сохранении и охране работников свободной научной мысли и рассадников научного творчества русского народа».

Все это он не раз говорил в своих выступлениях. В преамбуле содержится любопытнейшая мысль, с которой согласились бы современные экономисты и экологи. Мало изучать природные богатства страны, утверждают авторы. Мало выяснять технические стороны отдельных отраслей народного хозяйства. Необходимо исследовать взаимоотношения, «которые устанавливаются жизнью между природой и ее трудовым использованием».

В своем плане авторы и пытаются найти такую увязку.

«Прошу Вас принять уверение в совершенном почтении и преданности. А.Карпинский», — заканчивает Александр Петрович письмо Луначарскому.

Глава 6

Весна 1918-го

Анатолии Васильевич получил его в конце марта; в начале апреля он едет в Москву.

Из протокола заседании ВЦИК IV созыва, стенографический отчет 11 апреля 1918 года.

«Л у н а ч а р с к и й. После моего приезда в Москву я в первый же день обратился к т.Свердлову с просьбой дать возможность хотя бы на короткое время выступить перед Центральным Исполнительным Комитетом специально для того, чтобы сделать ему доклад о моем письме к президенту Академии наук и ответе его на это письмо... Я прочту (письмо президента. — Я.К.) в некоторых выдержках...».

Луначарский держал в портфеле не только письмо президента, но и смету, разработанную академиками (он назвал ее «экономной и блестящей»), и проекты учреждения некоторых институтов. На следующий день, 12 апреля 1918 года, со всеми этими документами и имея уже одобрение ВЦИК его деятельности по установлению связей с академией, Анатолий Васильевич отправился на заседание Совнаркома. Председательствовал В.И.Ленин. Луначарский сделал доклад «о предложении Академией наук ученых услуг Советской власти...».

Впервые Совет Народных Комиссаров обсуждал вопрос об организации научных исследований. И касался он непосредственно перспектив развития академии.

Постановление СНК РСФСР о привлечении Академии наук к государственному строительству. 16 апреля 1918 года:

«Совет Народных Комиссаров в заседании от 12 апреля с.г., заслушав доклад Народного комиссара по просвещению о предложении Академии наук ученых услуг Советской власти по исследованию естественных богатств страны, постановил:

пойти навстречу этому предложению, принципиально признать необходимость финансирования соответственных работ Академии и указать ей как особенно важную и неотложную задачу разрешение проблем правильного распределения в стране промышленности и наиболее рациональное использование ее хозяйственных сил».

Этим постановлением академия была юридически признана советским учреждением и поставлена на государственный бюджет.

Вопрос о сумме, которую она испрашивала, обсуждался несколькими днями ранее на заседании Государственной комиссии по просвещению. Луначарский, как явствует из документов, настаивал на предоставлении сверхсметного кредита и заявил, что «Председатель Совета Народных Комиссаров В.И.Ленин заверил, что в случае реальных затруднений необходимая сумма будет предоставлена».

Она была предоставлена, и академия смогла развернуть работу.

В то время как Луначарский участвовал в Москве в работе заседаний, чрезвычайно важных для судьбы Академии наук, в Петроград для встречи с ее руководителями приехал секретарь Совнаркома Николай Петрович Горбунов. Он выполнял поручение Ленина и, как сам писал позже, «согласно общим директивам Владимира Ильича, вел переговоры с Академией наук и отдельными академиками о привлечении Академии наук к работе по восстановлению хозяйства страны».

Суть этих переговоров становится ясна из протокола заседания Отделения исторических наук и филологии академии, где после сообщения о приезде Горбунова следует:

«Совет Народных Комиссаров считает крайне желательным возможно широкое развитие научных предприятий Академии и приглашает Академию довести до сведения Совета об имеющихся предположениях экспедиции, предприятий и изданий Академии с тем, чтобы им могло быть оказано скорейшее содействие. Кроме того, т.Горбунов просил, чтобы Академия по этому же предмету снеслась с обществами и учеными учреждениями... Со своей стороны, он обещал принять все меры к тому, чтобы пожелания Академии и других ученых, учреждений получили скорейшее удовлетворение».

Это первое посещение академии представителем высшего правительственного органа, к тому же выполнявшего непосредственное поручение В.И.Ленина. Через Горбунова Карпинский устанавливает прямую связь с Совнаркомом — и представленной возможностью он немедленно пользуется! Как только Горбунов отбывает, Карпинский садится за письмо в Совет Народных Комиссаров. В исторической литературе оно получило название «Письмо А.П.Карпинского в СНК о нуждах Академии наук и работающих с ней учреждений». Датировано 17 апреля 1918 года.