Никто, кроме нас! - Верещагин Олег Николаевич - Страница 9

– Ну и давайте глянем, что у кого, – черноволосый мальчишка лет пятнадцати с глубоким свежим шрамом через всю левую сторону лица положил на стол крепкие худые кулаки и слегка исподлобья осмотрел всех присутствующих – председателей советов двух других отрядов, заведующих пионерскими мастерскими, складом продуктов, госпиталем и детским садом, редактора ежедневника «Русское знамя». – Давай, Димон, – он кивнул светловолосому худенькому пареньку, одетому в ушитую штатовскую куртку, с трофейным «кольтом» на поясе.

– У нас на сегодняшний день в отрядах сто двадцать семь человек, – сказал тот. – На попечении – семьсот сорок три штуки мелочи и триста одиннадцать инвалидов и стариков. Это последние данные, может, будут еще коррективы. – Он пожал плечами: – Капля в море. По моим данным, в городе еще не меньше двадцати тысяч человек так или иначе нуждаются в нашей помощи.

– Медицина? – кивнул черноволосый.

– По-прежнему нехватка всего на свете, – угрюмо доложил рослый блондин, больше похожий на героя боевика о подростках. – Стираные бинты… Вчера принесли упаковку промедола – двести доз. Я на ней сплю, – последнее заявление вызвало некоторое безадресное волнение. – Я на ней сплю! – с нажимом, повысив голос, повторил блондин, воинственно поглядев кругом. – Потому что я точно знаю минимум про троих – колются! И могу назвать имена, фамилии, сказать, у кого они… Ладно. Из наших в госпитале раненых трое. Один умирает – множественные ожоги, бутылки с коктейлем лопнули над головой… Семнадцать больных. Я вас прошу, черти, возвращайте сбежавших! Позавчера сбежал один – с температурой сорок… Вы знаете, кто и к кому! Верните добром, или с температурным бредом я его уже не приму. У меня все.

– Продукты? – продолжал темноволосый.

Поднялась худенькая, коротко остриженная девчонка, похожая на молодой вариант Хадакамы, в первый же день войны оперативно смывшейся в Японию. В подвале наступила опасливая тишина, даже сам спрашивавший как-то стушевался.

– Украли две пачки сухого крема, – индифферентно-неприятным голосом сообщила девчонка. – Украли, размешали с водой и съели. Нагло. Прямо за углом склада. И я знаю, кто это сделал, Золотце.

– М-м? – подняла золотистую бровь умопомрачительно красивая девчонка с лицом карающего ангела – еще в конце мая этого года известная всей области как «Мисс Воронеж Тин» года. – Ты хочешь сказать, что крем съела я? У меня диета.

– Не ты, но твои сопливые подопечные, – по-прежнему равнодушно уточнила стриженая. – Это саранча, а не дети.

– Растет смена, оперяется, – заметили из полутьмы.

В другом конце захрюкали от сдерживаемого смеха. Еще кто-то потребовал:

– Позитив давай, Лерка, позитив!

– Вот вам позитив. НЗ в кои-то веки укомплектован. Холодильная камера работает, так что с продуктами все будет в порядке.

– То есть их никто не получит, – уточнил блондин-«медик». – Ты бы хоть бульонные кубики на госпиталь отстегнула.

– Перетопчетесь, – отрезала «Хадакама». – У меня все.

– Детский сад? – продолжал темноволосый.

Золотце неспешно поднялась и оперлась о стол кончиками расставленных пальцев:

– Во-первых, я прошу возвращать всех младших, которые убегают «на линию». Чтоб ни единого там не было. Иначе буду скандалить вплоть до рукоприкладства. Дальше. Крем они правда съели, и я знаю, кто съел – они мне признались. Но не скажу. Еще. Проблема с игрушками. В городе полно игрушечных магазинов. Добывайте, где хотите, когда хотите – но чтоб игрушки были. Не хочу, чтобы малышня играла гильзами. И так от их «бу-бух, падай, убит, сбил!» сердце щемит.

– М-ммм… – промычал кто-то.

– Слушай, парнокопытное! – взорвалась Золотце. – Двенадцатилетние играют в войнушку с настоящими автоматами – я с этим смирилась, раз уж взрослые охерели до такой степени! Но у маленьких должно быть детство! Даже здесь! Особенно здесь!И еще – бумага и цветные карандаши, – уже спокойно добавила она. – И ночные горшки.

– Каски подойдут? – деловито спросил Димка. – Вернее, шлемы. Эй-си-эйч. С бумагой посмотрим.

– Подойдут. А с бумагой не смотреть, делать надо. И еще – пусть найдут моющее средство, какое угодно. А так у меня все.

– Техника и оружие? – подбадривал черноволосый.

Встал худощавый мальчишка в кожаной безрукавке. Сунув большие пальцы в брючные петли, он сообщил:

– Оружия и боеприпасов – полно. Любого. Если командующий захочет – танк пригоним.

– Не захочет, – нетерпеливо сказал черноволосый.

– Как хочет, – невозмутимо произнес «безрукавый». Среди пионеров царило оживление – благодаря в немалой степени их действиям добровольцы из гражданских получали трофейное оружие и достаточно боеприпасов, а обороняющиеся могли почти всегда восполнять потери. – Теперь о горючке. Дизтопливо почти все забрали военные. Если бы забирали бензин – я бы и слова не сказал, его больше, чем надо. Но у меня три дизеля – холодильник, операционка, резерв. Как без дизельного-то?.. Велосипеды. Износ в среднем – пятьдесят процентов. Даже у резервных – их у меня шестьдесят семь штук. За прошедший отчетный период, так сказать, накрылось пять машин, еще две откопали где-то и пригнали, итого – минус четыре. Ребята раскопали турмагазин, там полно снаряжения. Можно получать, кому что нужно. Все.

– «Русское знамя»? – кивнул черноволосый.

Встал печальный мальчишка с каштановой челкой над большими очками, за которыми грустили карие глаза. И душераздирающе вздохнул, прежде чем начать говорить, чем вызвал волну таких же вздохов вокруг стола.

– Не смешно, – грустно заметил очкарик. – У меня нет проблем. Еще нет бумаги и краски к принтерам. Предлагаю голосованием меня снять с должности и отправить в связисты или разведчики. А? – В голосе его прозвучала искренняя надежда.

– Будут тебе и краска, и бумага, – пообещал черноволосый.

– Только не в ущерб мне, – предупредила Золотце.

– Не в ущерб, не в ущерб… У тебя все?

– Нет, – заявил очкарик. – Мне батарейки нужны. И скажите Мазуте, чтобы не отключал резервный, когда мы работаем.

– А я отключал?! – истошно заорал «безрукавый». – И вообще – какая скотина «крокодильчики» к кабелю подкусывает?! Поймаю – кастрирую на хер!

Участники совещания захохотали…

До поворота на Циолковского Димка и Сержант ехали вместе, синхронно крутя педали. После дневного дождя было свежо, но небо уже очистилось полностью.

– Ты к своим, в «Старт»? – спросил Медведев, притормаживая ногой.

Черноволосый Сержант поправил галстук под джинсовой курткой, покачал головой:

– Не… Сначала попробую опять домой. Деда с бабкой уговаривать.

– Не уходят? – Димка вздохнул.

– Не… Бараны старые, – выругался Сержант. – Я им говорю – накроет вас бомбой или снарядом в вашей халупе – и ага. А дед в меня ковшом для воды… Ладно, поехал.

– Давай, – Димка оттолкнулся от бордюра. – Привет твоим!

…Прошлой ночью «писькоделы» не прилетали, и Лихач (в недавнем далеком прошлом Ленька Лихачев) вопреки всему начал надеяться, что и в эту их тоже не будет.

Ходили слухи, что откуда-то с неведомых складов Ромашову все-таки перебросили больше пятидесяти новеньких «мигарей», и они, взлетая с Авиастроителей, остановили «эфы» над Волгой, не дав им прорваться. Ребята выспались выше крыши, а под вечер принесли несколько ящиков с продуктами – пакеты риса, томатная паста, консервы из баранины… Все было иранское. В одном ящике нашли записку, безграмотно написанную по-русски печатными буквами – учащиеся какого-то медресе писали, что восхищаются нашим беспримерным героизмом, молят Аллаха покарать агрессоров и посылают нам продукты, купленные на собранные деньги. Девчонки начали хлюпать, а Леньке почему-то было смешно…

…В подвалах все было как весь последний месяц. Большинство раскладывалось спать. В дальнем углу шло родительское собрание. Любовь Тимофеевна на него не пошла и проверяла тетрадки своих младшеклассников. Лизка, собрав вокруг себя мелких, читала им про домовенка Кузьку. Еще две девчонки, сидя на открытых ящиках, вяло спорили, сколько банок открывать на завтрак. За арочным проходом, завешенным шторами, стонали и матерились, металлически позвякивало – шли операции…