Закон сохранения вранья - Куликова Галина Михайловна - Страница 17

Однако вместо того, чтобы разнюниться и сразу же расколоться, Татьяна неожиданно озлобилась.

– Блефуете, – презрительно сказала она. – Никто не знает, кто подложил эту дурацкую записку дурацкой Кире Коровкиной. Еще тогда, в редакции, была большая разборка, и она окончилась ничем. А теперь вы приходите и говорите о каких-то свидетелях. Нет никаких свидетелей. И записку я не писала. Ну, сами подумайте – за каким фигом мне это могло понадобиться?

– Кира считает, будто вы сразу распознали в ней будущего лидера и решили расчистить путь к собственной победе.

Татьяна Семенова фыркнула и ничего не ответила.

– Скажите, – зашла с другого боку Вероника. – А после возвращения из дома отдыха с вами не происходило ничего, хм, необычного?

– У меня украли кошелек, – ровным голосом сообщила та. – Разрезали сумочку в троллейбусе.

– Что же в этом необычного? – подал голос Рыськин. – Это как раз самое обычное дело.

Вероника пнула его ногой под столом и сказала:

– Я не просто так спрашиваю. На меня, например, охотятся. Это чтоб вы были в курсе. Сначала меня попробовали задушить в подъезде собственного дома. Но номер не прошел! Потом попытались сбить машиной.

– Почему? – заинтересовалась Татьяна, облизав губы острым, словно заточенным, кончиком языка.

– Потому что я слишком много знаю о прошлой ночи. Имеется в виду та ночь, когда умерла Нелли Шульговская.

– А что вы такого знаете? Что вы делали той ночью?

– Ну... Я довольно долго не ложилась. И в начале третьего вышла в коридор. Там я увидела странного лысого типа, который тайком выбирался из корпуса. Кстати, Кира Коровкина уверена, что это именно вы подложили ей записку. Она сказала, что, когда вы отпираетесь, вы врете.

– Сама она врет! – выплюнула Татьяна, которая при упоминании Киры напрягалась, словно бегун на старте. – Вы лучше спросите ее, где она сама была той ночью!

Поняв, что проговорилась, Татьяна полезла в ящик за сигаретами и принялась изводить спички, пытаясь прикурить.

– Продолжайте, продолжайте, – подбодрила ее Вероника.

– Ну, хорошо, – сказала та, выпустив двойную струю дыма из носа. – В ту ночь я тоже не спала.

– Тоже?

– Как и вы. Было без четверти два, когда я увидела за окном Киру. Она кралась мимо корпуса и все время оглядывалась, как будто боялась, что за ней кто-то следит. Как раз выглянула луна и осветила Киру.

– А вы заметили, когда она вернулась обратно?

– Нет, – покачала головой Татьяна. – Не заметила. Мне совершенно наплевать, сколько отсутствовала эта фифа.

Больше Татьяна Семенова не сказала ничего вразумительного. Разговор вертелся вокруг одних и тех же предметов, и она продолжала стоять на своем: о записке ничего не знает, из номера ночью не выходила, посторонних в корпусе не видела. Вероника посоветовала Татьяне проявлять осторожность в подъезде и на дорогах и раскланялась.

– Я думал, что после сегодняшнего покушения ты будешь вести себя, как мышь, побывавшая в кошачьих лапах, – недовольно сказал Рыськин, оттесняя Веронику плечом от выхода из подъезда. – Сначала я. Стой, кому говорю! Стой, пыль тебе под колеса!

– Да ладно, Ось! – отмахнулась Вероника. – Неужели ты думаешь, что следующая попытка последует так скоро? Моим убийцам надо посовещаться и выработать новый план.

На самом деле держать себя в руках Веронике помогала ярость. Только ее жизнь стала налаживаться, и вдруг – бац! – все разладилось в один присест. Матвей уехал в командировку непонятно куда и непонятно на сколько, свидание с его мамой сорвалось, а сама Вероника едва не стала жертвой преступления.

Ей не хотелось быть жертвой. Она решила, что, если начнет хныкать, опустит руки, убийцы обязательно с ней разделаются. Ей не хотелось, чтобы с ней разделались. Поэтому она наказала Рыськину быть готовым к дальнейшему расследованию. Рыськин сдал вахту ночному дежурному и уехал отсыпаться, а Вероника, наскоро поужинав, принялась размышлять.

Сейчас, когда она была отделена от покушений на свою жизнь событиями дня, встречами, разговорами, кое-что стало казаться ей странным. Так, самую малость. Зачем тот тип, который напал на нее в подъезде, сообщил, по какому случаю собирается ее задушить? Это было слишком любезно с его стороны. Конечно, он рассчитывал, что с его помощью она превратится в остывшее тело... Но стоило ли тогда расточать свое красноречие и тратить драгоценные секунды?

Еще осталось странное ощущение от того, что убийца бросил дело на полдороге. Сосед или соседка, которые спускались сверху, находились еще довольно далеко – было ясно по звуку шагов. Убийца вполне мог бы стянуть шнур и прикончить ее, что называется, одним движением. Но нет – он почему-то толкнул ее и убежал, не закончив начатого. Может быть, он просто пугал ее, а убивать-то вовсе не хотел? Почему? И кто он, в таком случае, этот таинственный человек в маске?

Зато женщина в зеленом совершенно точно собиралась расправиться с Вероникой. Если бы не расторопный дядечка в льняной рубахе, лежать бы ей, перееханной, в каком-нибудь морге на металлической каталке и пугать студентов-медиков ужасными ранами и отвратительной бледностью.

Кстати, о бледности. Женщина в зеленом была очень бледной. Хотя, возможно, она нервничала перед убийством. В сущности, ничего удивительного. Веронике почему-то казалось, что она где-то когда-то видела ее лицо. Но где? Когда? Какое-то смутное, неясное ощущение, не более того. Ах, если бы не темные очки!

Утром ей позвонил Каретников и трагическим голосом спросил, все ли в порядке.

– Все очень хорошо, Матвей! – бодрым тоном ответила Вероника. – Рыськин – просто зверь! За его спиной я как за каменной стеной! Можешь ни о чем не волноваться!

От «зверя» сегодня явственно попахивало перегаром. По аромату, висевшему в салоне автомобиля, было ясно, что он пытался залить предательский запах одеколоном, но цитрусовые добавки с заданием явно не справлялись.

– Как твоя ОРВИ? – спросила Вероника, устраиваясь на переднем сиденье.

– Неважно, – дернул тот плечом.

Он действительно выглядел неважно. Желтушное лицо его приобрело дополнительный сероватый оттенок, который его явно не красил.

– Куда мы отправимся сегодня? – спросил он сварливым тоном.

– В Химки, к учительнице математики Инне Головатовой, – объяснила Вероника. – Вот адрес.

Она протянула Рыськину бумажку, которую получила в редакции журнала «Женский досуг».

– Знаешь, как добираться?

– Соображу, – мрачно ответил тот.

Настроение у него было совершенно точно не боевое. Утро, кстати, выдалось таким же хмурым и желтушным, как и Рыськин. Воздух казался горьким, а над головой висели хворые тучи. Не такие, что несут дождь, – полные, набухшие от воды и сознания собственной значимости, – а плоские, вылинявшие и жалкие.

Инна Головатова на звонки не откликалась.

– Наверное, она уехала в отпуск, – высказал вполне здравую мысль Рыськин. – У школьников каникулы, финал конкурса, объявленного журналом, не удался. Что ей еще делать?

Веронике, однако, не хотелось уезжать несолоно хлебавши.

– Я должна знать совершенно точно, в городе Головатова или нет, – уперлась она. Потом повернулась к соседней двери и утопила кнопку звонка. Через некоторое время на пороге появилась женщина в деловом костюме и профессорских очках.

– Вам что, товарищи? – спросила она запредельным голосом и строго посмотрела на непрошеных гостей. – Вы по поводу канализации?

– Да, – тут же ответил Рыськин и бросил жалобный взгляд на Веронику. Вероятно, ОРВИ снова давала о себе знать.

Вероника безжалостно оттерла его плечом от двери и, в свою очередь, пояснила:

– Мы по поводу вашей соседки, Инны Головатовой. Не знаете случайно, где можно ее найти?

– Конечно, знаю, – раздраженно ответила профессорша. – В морге. На железной каталке.

Это было так неожиданно, так страшно, так созвучно кое-каким мыслям Вероники относительно собственного будущего, что она едва не села.