Тайна леди Одли - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 1

Мэри Элизабет Брэддон

Тайна леди Одли

Разработка серии Е. Соколовой

Оформление переплета Н. Ярусовой

В оформлении обложки использованы фрагменты работы художника Анри Лемана

© Евг. Фельдман, перевод, комментарии, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1. Люси Грэхем становится леди Одли

Место, где случилась эта история, находится в лощине, что славится многолетним строевым лесом и роскошными пастбищами. Направляясь туда, вы пройдете по липовой аллее, по обеим сторонам которой раскинулись деревенские луга. Когда вы появитесь в окрестностях, быки и коровы, глядя через высокие ограды, непременно устремят на вас пытливые взоры, как бы желая узнать, что вам нужно, потому что «проход воспрещен», и если ваш путь лежит не в Одли-Корт, то вам тут вообще делать нечего.

В конце аллеи возвышается древняя башня с аркой и часами – диковинными часами, способными сбить с толку кого угодно: на их циферблате красуется единственная стрелка, указывающая только часы, не размениваясь на секунды и минуты, но преодолевая одну двенадцатую часть окружности одним могучим рывком.

Пройдя под сводами арки, вы сразу попадаете в сады поместья Одли-Корт.

Перед вами – шелковистая лужайка. Там и сям – кусты рододендронов. Хороши они необыкновенно: других таких не найти во всем графстве. Справа – огороды, пруд для разведения рыбы, фруктовый сад, окруженный рвом без воды и полуразрушенной стеной. На стене – плющ, желтая заячья капуста и темный мох. Слева – широкая дорога, покрытая гравием, по которой много лет назад, когда здесь располагался женский монастырь, взявшись за руки, прогуливались смиренные монашки. По одну сторону стены высажены шпалеры, другую затемняют тени почтенных дубов, оживляющие своими очертаниями плоский ландшафт и окружающие дом и огороды сумрачной завесой.

Дом выходит фасадом на арку. Дом стар и построен безо всякого плана. Все окна – разные: какие побольше, какие поменьше; одни сочетают в себе массивные каменные средники[2] и ярко окрашенное стекло; другие прикрывают хрупкие решетки, стучащие при малейшем дуновении ветра; а третьи выглядят так современно, словно появились тут только вчера.

Дымовые трубы тянутся вверх в великом множестве. От возраста и долгих лет службы им давно бы уже пора надломиться и рухнуть вниз, и кажется, что только вездесущий плющ, добравшись до крыши, удерживает их в крепких зеленых объятьях и не дает свалиться на головы обитателей дома.

Парадная дверь втиснулась в башню, втиснулась как-то боком, под углом, словно бы прячась от недобрых гостей. Но при всем том это весьма благородная дверь, ибо сработана она из старинного дуба и укреплена громадными железными гвоздями с квадратными шляпками. Дверь такая толстая, что на удар крепкого деревянного молоточка она откликается лишь невразумительным глухим звуком, и тот, кто бывал здесь не однажды и знает это, не теряет времени понапрасну, но сразу же прибегает к помощи колокольчика, нашарив его среди зарослей плюща: никакой иной звук не пробьется сквозь гранитную твердыню.

Славное место, старинное место! Попадая сюда, не испытываешь ничего, кроме восторга и томительного желания, распростившись с прежней своей жизнью, поселиться здесь навсегда и, глядя на прохладные пруды, считать пузыри, когда плотвички и карпы подплывают к поверхности воды. Кажется, здесь обосновался сам Покой, возложивший ласковую свою руку на каждое дерево, на каждый здешний цветок; на тихие пруды и безмятежные аллеи; на тенистые углы старомодных комнат; на глубокие диваны, стоящие близ оков за цветными оконными стеклами; и даже на колодец с его стоячей водой, затерявшийся в кустарнике за огородами, с его праздной ручкой, которую давно уже никто не поворачивал, и веревкой, прогнившей так, что ведро, оторвавшись от нее, упало на дно зловонного сруба, обретя там свое последнее пристанище.

Благородное место, благородный дом, в котором вы заблудитесь тотчас же, если будете столь опрометчивы, что решитесь побродить по нему в одиночку. Дом, где всякая комната – в разладе со всеми остальными, где любое помещение внезапно переходит в другое – внутреннее – и через него выводит на узкую лестницу, приглашающую вас к дверям, которые, в свою очередь, возвращают вас туда, откуда вы начали свой обход. Дом, до какого не додумался бы ни один архитектор изо всех, что жили на грешной земле; дом, который сработал старый добрый строитель – Время, что в каком-нибудь году пристраивало новый флигелек и уже в следующем году сводило на нет другой флигелек; что рушило камин, ровесник Плантагенетов[3], и возводило на его руинах камин в стиле Тюдоров[4]; что вот здесь разрушало стену, помнившую еще времена саксонского владычества[5], но вот там щадило арку, возведенную во времена норманнов[6]; что оставляло пустые провалы от узких высоких окон времен королевы Анны[7] и к трапезной, возведенной во времена Вильгельма Завоевателя[8], пристраивало столовую в стиле ганноверца Георга I[9]; что за одиннадцать столетий соорудило такое жилище, с которым – обыщи хоть весь Эссекс[10] – невозможно было сравнить ни одно здание графства.

Конечно же, в этом доме были и потайные помещения, и дочь нынешнего его владельца, сэра Майкла Одли, как-то в детстве случайно обнаружила секретную комнату. Она играла в детской, и в углу комнаты половицы вдруг подозрительно затрещали у нее под ногами, и она, выяснив, что несколько досок тут не закреплено, отодвинула их и увидела лестницу, ведущую в крохотную каморку между полом детской и потолком комнаты, что находилась прямо под ней. Пиратских сокровищ девочка не нашла. В каморке стоял дубовый сундук, а в нем лежало полное облачение католического священника, припрятанное здесь в те ужасные времена, когда принадлежность к этой профессии каралась смертной казнью[11].

За широким внешним рвом, заросшим травой, – о нем я уже упоминала – на всю длину сада раскинулся пруд для выращивания рыбы. Липовая аллея, примыкавшая к пруду, была так плотно прикрыта со всех сторон кронами деревьев, что казалось, будто сама природа устроила здесь место для тайных свиданий. И хотя отсюда до дома было всего каких-нибудь два десятка шагов, здесь с равным успехом и равной безопасностью можно было составить государственный заговор и сплести любовную интригу.

Старый колодец – о нем я тоже упоминала – стоял как раз в конце аллеи. В свое время, надо полагать, он хорошо потрудился, и не раз хлопотливые монашки извлекали из его недр студеную воду, чтобы омыть в ней свои прекрасные руки. Но сейчас он был заброшен, и едва ли кто в Одли-Корт помнил, жив ли ручей, питавший его, или давно высох.

Нынешние хозяева не усматривали в колодце ничего романтического. Часто по вечерам сэр Майкл Одли, дымя сигарой, выходил в аллею, и собака вертелась у него под ногами, и прелестная молодая жена плыла рядом с ним, держа его под руку, но проходило каких-нибудь десять минут, и окружающая обстановка – старый сломанный колодец в том числе – начинала утомлять супругов, и они возвращались домой, в гостиную с белыми стенами, где миледи начинала играть мечтательные мелодии Бетховена и Мендельсона[12], и играла она до тех пор, пока супруг ее не засыпал в своем кресле.