Винтервуд - Иден Дороти - Страница 34

— Я вижу, это не свойственное вам от природы занятие. Шарлотта, как могло случиться, что вы взяли в гувернантки женщину, не блещущую истинно женскими талантами? Может, у мисс Херст лучше обстоят дела с арифметикой?

Уязвленная, Лавиния подняла голову, чтобы взглянуть на него, но вместо этого перехватила устремленный на нее взгляд Дэниела. Сердце у нее упало. Она впервые увидела в его глазах вопрос.

— Мисс Херст не гувернантка, — спокойно возразил он. — И к тому же она не на суде.

При этом злосчастном слове лицо Лавинии залилось краской, но, слава Богу, непредсказуемой Шарлотте не понравилось даже то сомнительное внимание, которое было уделено Лавинии. Она стремительно прошла через всю комнату, спросив на ходу, не пожелает ли Джонатан сыграть партию в безик. Сэр Тимоти любит эту карточную игру, да и она тоже.

Лавиния воспользовалась случаем, чтобы, пробормотав какие-то извинения, выскользнуть из комнаты. Она не пошла наверх, так как была слишком взволнована и возбуждена. Она направилась в длинную галерею, освещенную только светом луны, и стала быстро ходить по ней взад-вперед, пытаясь успокоиться. Когда-нибудь она не совладает со своим вспыльчивым характером, и тогда со всем будет покончено: ей придется распроститься с Флорой, в ее новеньких туфельках, в которых она должна начать ходить, с бедной умирающей леди Тэймсон, с таинственной роскошью этого дома, с очаровательным синим садом, полным никем не нарушаемой тишины...

Только раздумывая обо всех этих вещах, она сознавала, как много они для нее значат... даже Флора с присущим только ей набором дурных манер, чрезмерной патетики и неуловимой прелести.

Лунный свет неяркими кругами лежал на полу. В темноте ей приходилось обходить мебель и две закованные в латы фигуры, стоявшие возле двери. Они словно наблюдали за ней. И вдруг, когда она опять оказалась рядом, одна из фигур заговорила:

— Что случилось, мисс Херст? Почему вы так взволнованы?

Не будь она так погружена в свои мысли, она заметила бы его раньше. Его белая манишка отчетливо виднелась в темноте и ничуть не походила на закованную в латы грудь.

— Зачем вы так пугаете меня, мистер Мерион?

— Простите. Хотите, я позвоню, чтобы зажгли свет?

— О нет, нет. Я пришла сюда на минутку, чтобы побыть одной.

— Вас тревожит мистер Пит?

Он сам сказал, что она не на суде. Не собирался ли он теперь предать ее суду и подвергнуть перекрестному допросу?

— Он, пожалуй, слишком фамильярен, но не мне критиковать ваших гостей.

Дэниел энергично пробормотал какое-то слово, но тут же прикусил язык.

— Вам подобная скромность не к лицу. Почему, черт побери, вы считаете нужным скромничать?

Она удивленно взглянула на него:

— А что мне еще остается?

— Не знаю. Меня интересует только одно — как долго вы способны разыгрывать эту шараду.

— Если вы хотите сказать, что я не подхожу...

— Да нет же, вы слишком хорошо подходите. У вас есть теплое отношение к людям, есть сердце. Потому мы вас используем. Совершенно беспощадно.

— Беспощадно?

— Быть может, мне следовало бы сказать вам, мисс Херст, что вам лучше уехать от нас. Но я не могу, потому что Флора нуждается в вас. Как видите, я ставлю интересы своей дочери выше ваших. Вот это я и имею в виду, говоря о нашей беспощадности.

— Я что-то не совсем вас понимаю. Разве мне грозит какая-то страшная беда, если я здесь останусь? — Когда он ничего не сказал в ответ, она с тревогой в душе рассмеялась. — Если вы имеет в виду мистера Пита, то я привыкла отваживать тех, кто проявляет ко мне нежелательное внимание.

— Я не имел в виду мистера Пита.

— Тогда...

— Ваши глаза при лунном свете сияют — вы знаете об этом?

Она знала, так как его глаза тоже сияли. Ее поразило, насколько они успели сблизиться с того памятного дня в палаццо контессы. А между тем они даже не разговаривали, не было ничего, кроме случайных встреч. И обмена ничего не значащими репликами. В Венеции это ощущение близости было скорее интуитивным, теперь оно переросло в уверенность. На какой-то головокружительный миг ей показалось, что он сейчас ее поцелует. Она даже, можно сказать, мысленно просила его сделать это. Она стояла неподвижно, страстно, до боли желая, чтобы он обнял ее.

Однако она еще не совсем утратила способность рассуждать здраво. Разум подсказывал ей, что Джонатан Пит, по крайней мере, не скрывал, чем продиктовано его внимание. А вот у Дэниела есть жена, к которой он постоянно проявлял заботу и нежность, он покупал ей прелестные дорогие подарки, он любил ее. Тогда что же означала нынешняя сцена, как не еще один вариант торопливой возни барина с прислугой в темноте?

Она заставила себя отстраниться, сказав:

— Я нахожу этот разговор совершенно бесполезным, мистер Мерион. Простите меня, но я удалюсь.

Он последовал за ней в освещенный коридор. Теперь, когда они избавились от предательской игры лунного света и теней, к нему тоже вернулся здравый смысл. Его голос зазвучал почти так же официально:

— Разумеется, мисс Херст. Надеюсь, вы будете спать спокойно.

Повернуться к нему, чтобы сказать «до свидания», было ошибкой. Ибо она увидела: лицо его выражает муку,

Тебе следует оставить Винтервуд... Но ты не можешь бросить Флору. Ее молодая жизнь важнее твоей... Ты знаешь, что не можешь оставить Дэниела, но как Долго тебе удастся избегать встреч с ним, чтобы не очутиться в его объятиях? Как долго?

«Надеюсь, вы будете спать спокойно, мисс Херст», — сказал он. Издевательство. Лицемерие. Он любит свою жену. Да и как он может ее не любить? Она так красива, так весела и при этом так неуверенно балансирует на грани между счастьем и горем, то и дело под, даваясь головной боли и страшной слабости и постоянно нуждаясь в его нежности и понимании.

В конце концов Лавиния все-таки заснула, но ее разбудил смех Шарлотты. Она подумала, что игра в карты, вероятно, только закончилась и они поднимаются наверх, чтобы лечь спать.

Поскольку смех не прекращался, она отыскала на столике у постели свечу и чиркнула спичкой. Свет упал на циферблат часов, которые показывали четыре часа утра. Почему же Шарлотта все еще бродит в такое время?

Смех затих, потом послышался снова, да так близко, что показалось, будто смеются прямо за дверью. Раздался шепот, а затем Шарлотта совершенно отчетливо произнесла:

— Нет, меня расстроил не мой кузен. Я нахожу кузена забавным, а его общество приятным, и я не собираюсь никого прогонять.

Неожиданно она вновь залилась хохотом. Без всякой на то причины Лавиния почувствовала, что ее пробирает дрожь. Она услышала голос Дэниела:

— Тише!

А затем голос Шарлотты, заявивший:

— Не останавливай меня. Если я перестану смеяться, я сойду с ума.

Наверное, в этот момент Дэниел взял ее за руку, потому что Лавиния расслышала слова: «Шарлотта, прими одну из своих пилюль» — после чего голоса замерли вдали. Хлопнула дверь. Странная прогулка, происходившая столь ранним утром, закончилась.

На следующее утро Флора не смогла завтракать. Она заявила, что совершенно здорова, но ей просто не хочется есть. Когда Лавиния начала массировать ей ноги, что стало уже привычным делом, она сказала:

— Зачем вы притворяетесь, мисс Херст? Вы знаете, что я никогда не смогу ходить.

Лавиния вдруг догадалась о причине такого настроения. Флора, наверное, слышала ночной шум в коридоре.

— Ты хорошо спала? — спросила она. — Я в этом сомневаюсь. Люди расхаживали кругом до самого поздно часа. Мистер Пит очень долго держал твоих родителей за картами.

Флора приподняла заплаканное лицо:

— Если я не выйду замуж, маме придется вечно возиться со мной.

— Не обязательно. Ты можешь поселиться совершенно отдельно, в собственном доме.

— Каким образом? Папа недостаточно богат. Он говорит, Винтервуд поглощает все его доходы.

Лавинии очень бы хотелось иметь право сказать Флоре о том, какой богатой она станет.

— Давай не будем впадать в отчаяние.