Сумасшедший домик в деревне - Куликова Галина Михайловна - Страница 25

Никифоров вошел внутрь и присвистнул. Все здесь было перевернуто вверх дном. Ни одного гвоздика не осталось на своем месте. Призванные к ответу близнецы Дякины пришли в неописуемое волнение.

– Полиночка, клянусь! – заверил ее Николай Леонидович. – Мы даже близко не подходили к вашему жилищу!

– Мы бы никогда не сунулись туда без спросу! – добавил Иван. – Вы и так разрешили нам больше того, на что мы могли рассчитывать!

– И вы не видели, кто тут лазил? – хмуро поинтересовался Никифоров.

– Возможно, набег произошел ночью, – предположил Николай. – Наверное, мы крепко спали.

– Зачем здесь вообще охрана, если можно так легко вскрыть дом и устроить в нем погром? – вопросила Полина.

– Если бы злоумышленник приехал на машине, охрана его засекла бы. То есть отсюда не вынесли ничего крупного. Некто пришел пешком и что-то тут искал. Возможно, тот самый конверт? – предположил Никифоров.

– Какой конверт? – заинтересовались было близнецы, но Андрей спохватился и немедленно выставил их, любезно при этом улыбаясь.

– Куда ты его положила? – поинтересовался он, уже почти уверенный в том, что документов не найти.

– На камин, вон туда, – пальцем показала Полина.

Конверт лежал, сложенный пополам и прижатый подсвечником. Никифоров поднял свою добычу и подошел к окну. Полина пошла следом и с тревожным любопытством глядела, как он выбрасывает из брелка крошечный нож и вскрывает конверт.

– Что это? – спросила она удивленно, потому что ожидала увидеть выписку из истории болезни или, на худой конец, какое-нибудь письмо.

Однако это был список, состоявший из пятнадцати пунктов, озаглавленный «ЧК, 25 %». Каждый пункт представлял описание картины какого-нибудь художника. Некоторые фамилии Полина слышала, некоторые нет.

– Понятия не имею, – пробормотал Никифоров. – Ни подписи, ни даты, ни мало-мальски внятного вступления. Вероятно, твоя сестра была в курсе того, что все это значит.

– Надо отдать конверт следователю, – сказала Полина. – Только как я объясню, почему он открыт?

– Скажешь правду. Вспомнила о конверте, нашла его и открыла.

– Так надо было брать его носовым платком!

– Думаешь, следователь немедленно сообразит послать его на экспертизу? Вероятнее всего, он сначала сам захватает его руками, пока решит, нужна эта экспертиза или нет.

– Ты же не знаешь, как они расследуют! – укорила его Полина.

– И знать не хочу, – высокомерно заявил Никифоров. – Я сам все распутаю, я же обещал.

Он действительно обещал отвести от нее угрозу, и Полина втайне надеялась на него больше, чем на всех следователей вместе взятых.

– Что такое ЧК? – пробормотала она. – У меня только политические ассоциации.

– По отношению к картинам это может означать частную коллекцию. В принципе реально выяснить, где находятся нижеперечисленные полотна – в музеях или у кого-то на руках. Я этим займусь. Возможно, речь идет действительно о частной коллекции, и мы выйдем на коллекционера.

– Ага! – насмешливо подхватила Полина. – И тогда уже за нами двумя будут гоняться люди со шприцами.

– Да-да, шприцы! – встрепенулся Никифоров. – Знаешь, на какую мысль ты меня натолкнула? Уколы умеют делать не только врачи, но и родственники больного человека. Они вынуждены этому научиться, если хотят помочь, допустим, своей бедной бабушке. И это письмо тоже от гипотетического пациента. Так что у нас прорисовывается связь врач – пациент.

– Ну и что? – осторожно поинтересовалась Полина.

– А то, что у меня появилась версия! – заявил Никифоров. – Пойдем отсюда. В моем коттедже гораздо спокойнее.

– Знаешь, я совсем не хочу ночевать на природе, – напряженным голосом сообщила та. – Давай вернемся в город.

– Ладно, – он не стал упираться. – Хотя я не люблю город летом – над ним висят килограммы вредных выхлопов, и они обожают задерживаться в легких.

– Ты ведь куришь!

– Смею заметить, что табак я курю по собственной инициативе, а выхлопные газы лезут в меня без разрешения.

В дороге Никифоров слушал громкое радио. Полина до отвала накушалась популярной музыки, перемежавшейся запредельными комментариями ди-джеев, и в тихую квартиру вошла оглохшая.

– Музыка помогает мне сосредоточиться! – заявил ее спутник, наклонившись и почесав кошку, которая царственной походкой вышла им навстречу.

Мирандолина села и принялась с независимым видом умываться. Будто она просто так вышла, а не их встречать.

– Ты сказал, что у тебя появилась версия, – напомнила Полина, когда они устроились на кухне и поставили на стол разворчавшийся чайник.

Никифоров не стал морочить ей голову долгим предисловием, а сразу же изложил самую соль:

– Я думаю, в отделении у Максима Анохина умер больной. Лечащим врачом была твоя сестра. И безутешные родственники обвинили их обоих, ну... скажем, в попустительстве. Или во врачебной ошибке. И приговорили к смерти.

Полина некоторое время смотрела в чашку, потом подняла глаза и возразила:

– Но, Андрей! В этом отделении только тяжелые больные. Наверное, там многие умирают.

– Безутешным родственникам все равно, смею тебя уверить.

– А при чем здесь я?

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Никифоров. – Тут у меня какая-то неувязка.

– Я Машковой Екатерине Ивановне, которая конверт передавала, сказала, что вместе с Людой работаю! – воскликнула Полина. – Меня ведь вот-вот должны были устроить в регистратуру! Я и сказала... Что уже работаю.

– В мою версию погоня за тобой все равно не укладывается. Если умер больной, ты никак не можешь быть виновата, работаешь ты в этой клинике или нет. Но, все равно, я не хочу пока сбрасывать ее со счетов, потому что другой версии у меня нет.

– А как можно проверить твою версию? – призадумалась Полина.

– Мне нравится, что ты не причитаешь, а мыслишь конструктивно, – похвалил Никифоров. – Во-первых, нам нужна статистика. Список пациентов, которые умерли в больнице, скажем, за последние три месяца. И тех, которые выздоровели и выписались, – тоже. Если чьи-то родственники действительно подняли шум, больные могли что-то слышать.

– Может, стоит узнать об этом у подруги Люды, Наташи Скворцовой? Она показалась мне необыкновенно приятной женщиной...

– Если был скандал, Наташа вряд ли о нем расскажет. Корпоративная этика! А бывшие пациенты клиники запросто проговорятся. Допустим, кто-то из пациентов умер, а родственники умершего угрожали врачам. Что-нибудь в этом роде.

– Но если ты считаешь, что Скворцова ничего нам не расскажет, то как же добыть такой список? Кроме нее, в больнице у нас нет знакомых.

– Зато там наверняка проходят практику студентки. Лето же! – огорошил ее Никифоров.

– И что? – Что-что! Студентки покупаются. Если не деньгами, то комплиментами и конфетами.

– Планируешь отправиться в клинику и заигрывать с будущими медсестрами? – с деланным равнодушием спросила Полина. Она-то думала, что Никифоров намерен шевелить мозгами, и только!

– Я не гожусь для столь сложного дела, – вздохнул тот. – Не хватает обаяния. Думаю, мой друг Бунимович подойдет. Там и рост, и вес, и подобающая физиономия. Когда Костя видит женщин, у него внутри включается ядерный реактор, и они это чувствуют. Кроме того, он знает массу анекдотов, которые разят слабый пол наповал.

– Про прапорщиков, – подсказала Полина, и Никифоров пробормотал:

– Вон до чего дело дошло!

Явившийся Костя подлил масла в огонь. Он пришел с букетиком цветов для Полины, чем немедленно испортил Никифорову настроение.

– Что это ты... раздухарился? – ревниво спросил он, прижав Костю к стене в коридоре. – Цветочки таскаешь?

– Я уже понял твою тактику, – ехидно заметил тот. – Ни себе, ни людям. Такая девочка пропадает!

– Ей сейчас не до того, чтобы с тобой кадриться!

Бунимович ухмыльнулся:

– Математика отбила у тебя вкус к жизни. А твой словарный запас, я вижу, не пополнялся с шестого класса. Кадриться!

Насупленный Никифоров усадил приятеля строго напротив себя и принялся давать ему инструкции.