Похождения соломенной вдовы - Куликова Галина Михайловна - Страница 36

Елена Бориславовна была дамой утонченной и, как говаривал Егор, местами экзальтированной. Когда она шила или готовила, то не подходила к телефону. Не подходила к телефону она и в тех случаях, когда мылась, ела, читала или просто предавалась мечтам. Иными словами, большую часть дня. Кроме того, выведать у нее что-нибудь заочно представлялось мне невозможным, поэтому я решила, что ей нужно нанести визит. Завтра так и сделаю.

Бурно проведенный день взвинтил меня невероятно. Сон не шел, а если еще точнее, то шел куда-то в обратную сторону. Я отправилась на кухню, прихватив с собой письмо тетки Натальи, которое тоже внушало определенные надежды. Зажгла газ и, трепеща от предчувствий, поднесла бумагу к огню. Бумага мгновенно нагрелась, но никакие письмена на ней не проступили. Я опустила лист ниже. Он тут же вспыхнул, причем как-то сразу весь, и обжег мне пальцы. Я взвизгнула и разжала их. Лист упал прямо на конфорку, и пламя взвилось вверх жадными языками. Я отпрянула и, вместо того, чтобы повернуть ручку, схватила кухонное полотенце и попыталась сбить пламя. Полотенце тоже загорелось. Я снова взвизгнула и бросила его в раковину.

На пороге кухни появился заспанный лже-Туманов. Волосы у него на голове стояли ежиком, придавая ему комичный вид.

– Что ты тут делаешь? – с подозрением спросил он.

– Что-что! Готовлю, не видишь? – огрызнулась я, не желая признаваться в том, что занимаюсь расследованием.

– А почему визжишь? Неужели от нетерпения? Так проголодалась?

Я посчитала, что отвечать – выше моего достоинства, и промолчала.

– И почему здесь пахнет горелой бумагой? – не отставал он, заглядывая в раковину и морщась. – Ты что, пыталась жарить обертку от колбасы? Или пакетик из-под печенья? Неужели тебе не нравится рыба?

– Можешь продолжать спать, – гордо сказала я. – Просто у кухонного полотенца оказалась слишком длинная бахрома.

– Если ты подожжешь квартиру, – заметил «муженек», удаляясь, – я сдам тебя капитану. Навсегда.

Я тоже в самое ближайшее время собиралась доказать, что он мошенник, и сдать его навсегда правоохранительным органам. Итак, письмо тетки Натальи оказалось пустышкой. Кроме того, оно безвозвратно потеряно. Открыв ненадолго окно и разогнав дым, я снова погрузилась в изучение записки из кулинарной книги. Ничего умного, впрочем, в голову мне не пришло. Туманов номер два в комнате громко всхрапнул и затих. Вот ведь загадка природы! Зачем он здесь? Что ему нужно? Тут же вспомнились мне мой сбежавший муж и два исчезнувших трупа – профессора Усатова и почтальона. Что между ними может быть общего?

Тут меня внезапно посетила совершенно свежая идея. А что, если всем этим людям нужна не я как таковая, а доступ в мою квартиру? Возможно, тут спрятан клад? Тогда становится понятным, зачем лже-Туманову необходимо прикидываться моим мужем! Чтобы в мое отсутствие простукивать стены и отдирать кафель без риска быть пойманным! А профессор Усатов намылился искать в квартире аномальные зоны. Его за это и кокнули. Почтальон, возможно, был ненастоящим почтальоном. Он нанялся на эту работу совсем недавно, его еще оформить не успели. Может, он вообще хотел оглушить меня и проникнуть в квартиру! За что и поплатился. Да, но зачем тогда кто-то прислал мне странную записку? И почему мой настоящий муж сбежал в Питер?

Внезапно я замерла, выразительно ахнув. Потому что кое-что вспомнила. Пару лет назад я собственноручно делала ремонт на кухне. А что? В те времена я была еще девицей с небольшими доходами и стойким нежеланием соглашаться на помощь каких бы то ни было ухажеров. Не люблю быть обязанной. Одним из самых утомительных занятий было оклеивание обоями внутренностей узкого встроенного шкафчика – в него я теперь складываю консервы. Так вот, верхняя полка была значительно короче остальных. Постучав по деревянной перегородке, я услышала глухой звук, но решила, что там проходит какая-нибудь труба. А что, если на самом деле там не труба, а сундучок с сокровищами?

Схватив табуретку, я с энтузиазмом принялась за дело. Выгребла с верхней полки все банки и соскребла обои с перегородки. Потом взяла гвоздодер и буквально вгрызлась в дерево. Когда до заветной цели оставалось всего ничего, случилась неприятность. Я размахнулась, но рука скользнула немного вбок, я потеряла равновесие и, издав звук, похожий на предсмертное утиное кряканье, полетела вверх тормашками. Табуретка с грохотом последовала за мной. Через некоторое время я поняла, что лежу под кухонным столом, прижимая двумя руками гвоздодер к бурно вздымающейся груди.

Второй Туманов не замедлил появиться на пороге кухни.

– У нас что, сломалась открывалка? – спросил он, окидывая взором гвоздодер в моих руках и кучу консервных банок, громоздившихся на столе. – Вижу, твой голод принял угрожающие размеры.

– Чего тебе надо? – потирая спину, спросила я.

– Ровным счетом ничего. Просто ты слишком шумно добываешь себе пищу.

Тут он поднял голову и увидел сломанную перегородку: щепки лежали горкой на верхней полке кладовки вместе с кусками содранных обоев.

– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал он и полез на табуретку.

– Не смей! – взвизгнула я, схватив его за резинку трусов. В сущности, схватить было больше не за что. Туманов больно стукнул меня по руке, продолжая лезть вверх и вытягивать шею. Стыдно признаться, но в какой-то момент он даже лягнул меня правой пяткой. Встав на цыпочки, он неожиданно замер и медленно повернулся ко мне, глядя с невероятной жалостью.

– Лера! – сдавленно воскликнул он, спрыгивая на пол. – Прости, я не знал о твоей проблеме. Ты могла бы довериться мне! Ведь я не чужой человек все-таки...

Я оттолкнула его и сама влезла на табуретку. В тайнике за сломанной перегородкой стояла наполовину пустая бутылка водки, а рядом лежал кусок газеты, в который была завернута высохшая вобла и приложенные к ней тридцать рублей, давно вышедшие из обращения. Я поняла, что обнаружила ни больше ни меньше как чью-то заначку.

– Это не мое, – поспешила сообщить я Туманову. – От бывших жильцов осталось.

– А я-то думал! – не слушал меня Туманов, падая на табуретку и запуская пальцы в волосы. – Этот бесконечный кофе с утра до вечера, эти мятные подушечки и отвратительные духи!

– Отвратительные?! – подскочила я. – Да ты знаешь, сколько они стоят?

– Знаю, ровно столько, сколько твоя глупость.

Я смотрела на него вприщур, испытывая чувство, близкое к ненависти.

– Кто-нибудь должен тебе об этом сказать, – повел бровями лже-Туманов. Когда он опустил руки, на голове у него образовался гребень ирокеза. Наверное, это было смешно, но я даже не улыбнулась. – Духи отвратительные, – еще раз повторил он. – Сладкие и душные. Когда тебе исполнится семьдесят лет, они очень подойдут к твоим подсиненным волосам. А пока я советую выбросить их в помойку.

– Ты, кажется, претендуешь на роль любящего мужа? – источая яд, спросила я, подбоченясь. – Вот возьми и подари мне что-нибудь подходящее.

– И подарю.

– Надеюсь, это будут не «Огни Москвы».

– Надейся-надейся. Когда у тебя день рождения?

– А! – воскликнула я. – Ты не знаешь! Аферист!

Выбросив вперед обличающую руку, я внезапно поняла, что больше не могу шевельнуться: в ушибленной пояснице что-то щелкнуло, и меня заклинило в той позе, в какой я оказалась в этот момент, – похожая на памятник Ленину в натуральную величину. Лицо мое сразу же сделалось до такой степени несчастным, что Туманов не выдержал и спросил:

– Что случилось?

В голосе его не было заботы, одно только раздражение.

– Я... Меня... Я не знаю, что такое...

– Зато я знаю. Ты упала с табуретки на пол. И как только голова осталась целой? Я давно уже заметил, что только алкоголики выходят сухими из всех передряг.

– Ты считаешь меня алкоголичкой?!

– Не ори так, а то оставлю тебя здесь на ночь. У тебя есть какая-нибудь мазь от ушибов или для массажа?

– А у тебя? – Я постаралась, чтобы сквозь стиснутые зубы все-таки просочилось ехидство.