Бедная Настя. Книга 5. Любовь моя, печаль моя - Езерская Елена - Страница 48

— Уверен, услышав все это, полицейские лишь обрадуются, — едва заметная улыбка промелькнула на лице Корфа. — Но если ты действительно желаешь мне помочь — уезжай из Парижа, немедленно! Пока о твоем визите не стало известно, и полиция, кроме польского, не раскрыла еще и русский заговор, а «мои товарищи» по борьбе не усмотрели во мне предателя.

— Но… — вздрогнула Анна.

— Возвращайся в Петербург, — Владимир говорил, казалось, совершенно беззвучно, — береги себя и детей. Бог даст — свидимся!..

Сказав это, он вдруг оттолкнул ее и крикнул опять по-французски в сторону двери:

— Эй, кто там! Уведите меня, я не понимаю, чего хочет эта женщина!..

Решение Владимира поставило Анну на грань отчаяния, но пока фиакр вез ее обратно, она поклялась, что не даст обстоятельствам бессердечно вмешаться в ее жизнь. Анна вернулась к дому де Морни и попросила принять ее.

— Знаете, мадам, — граф как-то странно посмотрел на свою гостью, — я уже начинаю вас бояться. Едва вы возникаете передо мной, что-нибудь непременно случается. То ваш супруг решит вызвать меня на дуэль, то я услышу от вас обвинения в его убийстве, то вдруг выясняется, что на меня готовится покушение, а не далее, как сегодня днем, меня едва не отравили! А потом я узнаю, что вы были здесь в мое отсутствие! Так чего же мне ждать сейчас?

— Вас пытались отравить? — удивилась Анна.

— Да, — кивнул де Морни. — Неловкий слуга пролил шампанское, и его не сразу успели убрать. Увы, мой песик оказался проворнее слуг, и вот — он лежит в земле, а я уж и не знаю, что думать.

— А вы не подумали отблагодарить того слугу, что пролил ваше шампанское? — с вызовом спросила Анна.

— Лучшее, что я мог сделать для него, — не требовать компенсации за испорченный ковер и напрасные надежды на приятное времяпрепровождение в обществе очаровательной дамы, — самодовольно ответил ей де Морни.

— Лучшее, что вы могли бы для него сделать сейчас, — спасти ему жизнь, — резко парировала Анна.

— О чем вы, не понимаю? — граф с удивлением посмотрел на нее.

— Человек, который не дал вам выпить отравленное шампанское, уберег вас от неминуемой гибели! Так отплатите ему добром за добро!

— Вы хотите сказать, что слуга сделал это намеренно? — догадался де Морни. — Но почему? Откуда он мог знать?

— Я не уполномочена объяснить вам это. Но уверяю вас — так оно и было. И теперь этот человек, пытаясь наказать ту, что покушалась на вас, сам стал жертвой полицейской ошибки. Он арестован и находится в тюрьме, помогите же ему!

— Откуда в вас такая склонность к благотворительности? — пожал плечами де Морни. — Или это все — широкая русская душа?

— Человек, о котором я говорю… — Анна сделал паузу, решая, стоит ли произносить это имя, и не слишком ли она рискует, но потом все же выдохнула: — Это мой муж, барон Корф.

— Вот оно что, — прошептал де Морни. Так, значит, русские не просто содействовали ему, выполняя свое обещание, но и приставили к нему своего человека для защиты?

— В какой тюрьме он находится, надеюсь, вы знаете?

— В Сен-Жак. Но он вынужден скрывать свое настоящее имя, и числится там, как некий Ян Корчак, поляк.

— Хорошо, — кивнул граф. — Езжайте сейчас домой и оставайтесь там, пока не получите от меня письмо, исходя из которого, вы будете знать, что и как вам делать дальше. Многого я обещать не могу, но знаю, что независимо от тяжести преступления, после декрета двадцать седьмого июня новая власть больше не приговаривает заключенных к казни. Всех арестованных по политическим мотивам высылают без суда в наши океанские колонии…

— Ах!.. — вскрикнула Анна.

— Советую вам сохранять благоразумие и быть готовой действовать, едва я дам вам понять, что это время пришло. — Де Морни взглянул на нее понимающе и вместе с тем жестко. Что поделаешь — быть в центре политических баталий все равно, что сражаться на войне. — И прошу вас больше не приходить ко мне. Это уже становится опасным и для меня, и для вас. Прощайте, баронесса…

Анна вышла из дома де Морни, с трудом держась на ногах. Она была готова разрыдаться еще в присутствии графа, но его холодность удержала ее в рамках благоразумия. Ей больше ничего не оставалось — только вернуться домой и ждать.

Ждать и надеяться…

Однако ждать слишком долго не пришлось — уже назавтра к вечеру неизвестный передал ей конверт от де Морни. В письме тот сообщал, что по решению трибунала некий Ян Корчак приговорен к бессрочным каторжным работам в одной из заморских колоний и будет доставлен вместе с другими заключенными этапом в Марсель, откуда на кораблях осужденных морем отправят к месту отбывания наказания.

«Советую вам тотчас ехать самой, дабы застать отплытие судна, — писал де Морни. — В этом же конверте вы найдете письмо к моему родственнику в Марселе, он служит комендантом гавани. В его власти перевести заключенных на берег под предлогом перегруженности судна. Уверен, он поймет, для чего. Остальное — в вашей власти и расторопности…»

— Я сделаю все, что будет в моих силах! — воскликнула Анна и, захватив небольшую дорожную сумку из гобелена, покинула дом — на этот раз навсегда.

Она купила билет на ближайший дилижанс до Марселя и всю дорогу спрашивала, который час, у своих попутчиков. Анна была взволнована и тревожилась, успеет ли к сроку, но дилижанс по расписанию прибывал еще до вечера, а корабль на Антильские острова отправлялся утром следующего дня. Все складывалось удачно, но Анна все равно мысленно поторапливала кучера. Ей хотелось, чтобы эта колымага летела вперед так же быстро, как и ее душа.

Приехав в Марсель, Анна взяла от станции коляску и велела возчику немедленно доставить ее в гавань. Возчик кивнул и лихо взял с места. Этот ритм был Анне по сердцу, и она все нетерпеливо приподнималась на сиденье, словно пытаясь подбодрить возчика — вперед, вперед!

Она не знала только одного — грузчик у склада, расположенного вверху по проулку, согнувшись под тяжестью мешка, случайно сдвинул колесо телеги с камня-опоры. И когда он вошел в здание, телега быстро поехала под уклон, подскакивая на булыжной мостовой и врезаясь в углы и стены домов. При съезде на улицу телега затормозила и опрокинулась, задев тележку лавочника, торговавшего апельсинами. Яркие мячики фруктов запрыгали по улице, а за ними врассыпную бросились игравшие на улице ребятишки.

Возчик увидел мальчика, поднимающего с дороги апельсин, слишком поздно, но все же успел затормозить — лошадь вздыбилась, легкая коляска стала заваливаться набок. Анна, в этот момент приподнявшаяся, чтобы посмотреть на дорогу, едва не вылетела из коляски, схватившись за поручень слева. Но возчик не смог удержать коляску от падения — она рухнула на мостовую, накрыв собой его пассажирку.

Когда Анна пришла в себя, она не сразу вспомнила, что произошло, и не поняла, где находится. Анна попыталась встать, но от резкого движения закружилась голова, и чьи-то руки поддержали ее. Выпив поданной ей воды, Анна, наконец, разглядела свою сиделку — пожилую темноволосую женщину с добрым взглядом, в котором было столько сердечности и заботы, что Анна разрыдалась.

— Поплачьте, поплачьте, мадам, — улыбнулась женщина. — Вы, наверное, сильно испугались. Ничего, скоро все пройдет. Вы даже ничуть не пострадали, только ушиблись слегка. Вот придете в себя и поедете дальше. Возчик сказал, что вы очень спешили.

— Конечно, я спешила… Я и сейчас спешу! — воскликнула Анна. — Пожалуйста, помогите мне встать — мне срочно надо в гавань. Сколько же я здесь пролежала?

Анна взглянула за окно и с ужасом поняла, что уже наступило утро. По ее лицу женщина догадалась об отчаянии Анны и помогла ей подняться и спуститься вниз. Оказалось, что коляска разбилась напротив мастерской оптики, и сердобольная жена хозяина приютила ее на эту ночь…

— «Ла Фелис»? — спросил комендант гавани, когда Анна подала ему письмо де Морни. — Что вы так припозднились, мадам? Корабль на рассвете ушел в плавание. Думаю, вы даже парусов его сейчас уже не увидите. Да что с вами, мадам?! Мадам! Куда вы, мадам?!