Юрьев день - Куликов Геомар Георгиевич - Страница 10

— Постой, Степанида, — вмешалась бабушка. — Не торопись. Не помрем с голоду. Успеем поесть. — И Митьке: — Ты на материи вопрос чего не ответил? Каков он, Рытов-то? И как на его земле крестьянам живется?

Митька затылок поскреб.

— Трофим сказывал — шесть деревень у Рытова, — спросил дед. — Так ли?

— Так-то оно так...

— Что ж тогда?

— Все деревни-то вроде этой. В иных по одному-два жилых двора. Другие вовсе впусте стоят. Избы развалены, земли не паханы, людей нет.

Треньке такой разговор — не в разуменье. Велика ли важность, сколько у Рытова дворов ? А взрослые и так невеселы были, а тут совсем сумрачными сделались.

А Митька продолжал:

— Мужиков с двух дворов, как на охоту поехал, Рытов в цепи поковал, чтоб не сбежали. Однако один из них и от цепей освободился, да уйти далеко не смог — пес, по кличке Урван, настиг и загрыз до смерти.

— Мы про этого Урвана уже наслышаны, — заметил дядька Никола. — Приказчик Трофим сказывал. Я думал, стращает просто. Стало быть, правда?

— Истинная, — подтвердил Митька.

Тетка Настасья, с самого начала не одобрявшая затею дядьки Николы, с сердцем швырнула в костер корягу:

— Не сиделось за князем. Дождались вот!

Дядька Никола оборвал:

— Чужого малого князь на собаку променял, не твоего. Ждать бы, когда Тишкин черед пришел, так, что ли?

Шмыгнул носом Тишка, уцепился за мамкину юбку — того гляди, заревет.

Тетка Настасья платок на лоб натянула, отвернулась.

Вздохнул дядька Никола:

— Худые дела, ребята. Угодили, как кур во щи. С чего начинать и что делать — неведомо...

Встрепенулся Митька.

— Забыл вовсе. Приказчик Трофим велел передать, чтоб отец с дядькой Николой немедля в барскую усадьбу шли. И Тренька тоже.

— Л Тренька зачем? — испугалась мамка.

— Трофим сказывает, на псарном дворе помогать будет.

Обрадовался Тренька:

— Вместе с тобой, стало быть?

— Нет, Треня, — ответил Митька. — Для Рытова охота — баловство.

На псарне у него людей мало. Я на пашню и другие работы по хозяйству определен.

— Завтракать надо да идти. Кабы не прогневался Рытов-то, — забеспокоился отец.

Поели наскоро. Митька вместе со всеми — торопливо и с жадностью, видать, не досыта кормился на новом месте. И отправились спорым шагом в рытовскую усадьбу Осокино. Тренька сначала впереди поскакал, а как показались крыши да дымки над ними, Митьку дождался и дальше пошел рядом со старшим братом.

Когда ж открылось Осокино полностью из-за леса, хмыкнул разочарованно Тренька:

— А еще сказывают, Рытов царю — близкий человек...

И впрямь, не могло сравниться с богатой княжьей вотчиной маленькое сельцо с господским двором да полдюжиной людских и крестьянских изб.

Митька пояснил словами, должно быть чужими и Тренькой уже слышанными:

— Землей царь Иван Васильевич слугу своего одарил щедро, а крестьяне царю самому надобны. Оттого, из-за малолюдства, в ветхости и запустении стоит барское поместье.

Собаки залаяли — Тренька к брату прижался.

— Ты чего? — удивился Митька.

— Урван не выскочит?

— Не бойся. Он всегда с Иваном Матвеевичем ходит. А когда того нет, с его сыном старшим — Филькой.

Вошли на барский двор — в ветхом, однако просторном господском доме двери захлопали. Из тех дверей головы повысовывались: интересно и старому и малому поглядеть, что за люди пожаловали.

С высокого крыльца — легкой походкой сам Иван Матвеевич Рытов.

В полушубке коротком, с хлыстом в руке. Позади два парня. Один Митьке, другой Треньке ровня. А впереди всех, уши прижав — легок на помине! — здоровенный пес Урван.

Пришедшие торопливо скинули шапки и хозяину новому низкий поклон.

Тот кивнул в ответ и весело:

— Как ночевали, мужички?

Дед за всех:

— Твоими молитвами, Иван Матвеевич.

— Завтракали?

— Чем бог послал.

— От господского угощенья, поди, не откажетесь?

Дядька Никола, не ожидавший, должно, такого приема, приметно обрадовался:

— Кто ж от угощенья, да еще господского, отказывается?

— Коли так, айдате в людскую.

В людской избе, где дворовые холопы жили — и Митька теперь вместе с другими, — стол накрыт.

Не богато потчевал своих новых крестьян Рытов, однако все же не та скудная еда, что была в дороге.

Возвращались в тесную баньку веселей, чем из нее шли.

А дед, захмелевший от господского винца, пришел и вовсе в благодушное расположение духа. Говорил назидательно:

— Не хлеб-соль барские дороги, а привет и ласка. Такой людей своих на собак менять не будет.

На что дядька Никола, тоже, впрочем, подобревший после господского угощения, заметил:

— Он их, людей-то своих, собаками до смерти травит.

Дед, нахмурившись, возразил:

— Первое — тот мужик от барина хотел уйти не по праву. А второе — без Рытова то случилось. Виной и причиной Филька был.

В баньке дед первому дню подвел черту:

— Ладно. Поживем — увидим...

Глава 10

БАРСКАЯ МИЛОСТЬ

Наутро, как было договорено, подъехал на санях приказчик Трофим.

Выскочили все из баньки и застыли, уставившись на лошаденку, которую прислал Рытов своим новым крестьянам, — маленькую, понурую, вислоухую, с боками запавшими, словно ее отроду досыта не кормили.

А приказчик, точно ничего не замечая, молвил степенно:

— Государь-батюшка Иван Матвеевич свою барскую милость явить изволил: кобылу прислал, дабы могли вы, мужички, отстроиться и хозяйство повести как надобно.

Дядька Никола лошаденку обошел, в зубы заглянул:

— А что? Худого не скажешь. Животное почтенное. Поди, деду нашему ровесница будет. Али постарше?

Приказчик на насмешку ответствовал холодно:

— На крестинах не был, потому годов ее не знаю. Только кобылка справная. И за пользование ею десять копен сена на господских лугах поставите и по три пуда зерна, да по пять пудов овса дадите.

Переглянулись отец и дядька Никола с дедом. Дядька Никола острословие свое забыл:

— Бога побойся, Трофим. За лошадку и половины того много.

На что приказчик отчужденно:

— Такова воля господская, не моя. — Голос опять возвысил: — Государь-батюшка Иван Матвеевич и другую милость выказал: из рощицы за озерком дозволил лес на избы и на иные постройки и надобности взять.

И за то должно вам для господских хором по десяти подвод дров заготовить и доставить.

Дед в бороду полез озадаченно:

— Однако...

А приказчик Трофим продолжал:

— Теперь укажу землю, которая барской милостью вам предоставлена.

Молча гуськом по нехоженому снегу последовали за приказчиком новые рытовские крестьяне. Правду сказать, недалеко отошли, когда Трофим руку протянул:

— Вот она, землица для тебя, старик, — к деду обернулся, — с семьей отведенная. Паши здесь, сей, урожай собирай да государя-батюшку Ивана Матвеевича добром поминай!

Тут даже Тренька глаза вытаращил: заросль кустарниковая расстилалась впереди, осиновая да березовая. Почитай, в жердь толщиной иные деревца.

Дед сокрушенно бородой затряс:

— Неужто у господина твоего землицы пригодней не нашлось?

— Землица добрая, старик, — возразил приказчик. — Позаросла малость, в запустении пребывая. Так на то вы и есть крестьяне помещичьи, чтобы ее в порядок привести и жито возрастить обильное.

На земле, ему отведенной и столь же запущенной, попытался было спорить дядька Никола. Что толку? У приказчика Трофима на все один сказ: господская воля.

Наступил и Тренькин черед.

Стал собираться в обратный путь Трофим, приказал Треньке:

— Пойдешь со мной. — И Тренькиному отцу: — Батюшка Иван Матвеевич милость свою барскую и тут явил: мальчишку на псарный двор велел взять. Лишнего рта в доме не будет, и полезному делу научится.

Маманя по первости в слезы:

— Нешто сыночек-то — лишний рот?

А Тренька обрадовался:

— Я, маманя, недалече от Митьки буду!