Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич - Страница 35

Приползли по рву бойцы первого отделения. Адамчук, да и все, кто не первый день участвует в боях, знали, что ночью немцы не сунутся в атаку. Во взводе стало веселее: слышался сдержанный, но бодрый разговор, обмен шутливыми приветствиями, репликами.

Что значит самая маленькая победа в бою!

Еще не разбит враг, – ничего, все равно он не прошел дальше. Притих, затаился. И поэтому маленькая победа кажется большой и значительной. Рождается уверенность, что живет она не только тут, в своем подразделении, среди небольшой группы людей, а будет и дальше жить на всей советской земле, в каждом подразделении, в каждой части великого советского фронта! Конечно, впереди горячие, трудные бои, и завоеванная взводом передышка может оказаться очень короткой, и все же от этого радость не становится меньше.

Пусть будут бои, даже самые тяжелые, – они уже не страшны.

Можно взяться за оружие хоть сейчас, пока еще не остыл ствол пулемета.

К Андрею подошел Адамчук.

– Как быть с Александровым? – спросил он.

– Что? Ах, да… – командир взвода опустил глаза: Александров убит, четверо ранены.

Вот она – война. Вот горькая цена этой маленькой победы…

И помрачнела недавняя радость. Андрей молча пошел туда, где лежал Александров.

Под охраной сумерек Адамчук вывел первое отделение на склон взгорья. Теми же лопатками, которыми недавно рыли боевые окопы, бойцы теперь выкопали небольшую, по росту Александрова, могилу. И когда опустили в нее своего фронтового товарища и друга, когда накрыли шинелью, вокруг могилы собрался весь взвод. Сняли пилотки, в молчании постояли несколько минут. Потом Андрей первым бросил в могилу горсть земли. За ним каждый тоже бросил по горсти, несколько раз кинул лопаткой, и над могилой вырос свежий холмик земли. Четверо бойцов вернулись в овраг, принесли оттуда большой плоский камень и положили сверху. Пускай лежит этот камень до тех пор, пока идет война. Придут сюда после войны, после нашей победы советские люди и поставят Александрову настоящий, вечный памятник бессмертной славы!..

Взвод редкой цепочкой двинулся на взгорье. Двое легкораненых шли сами, двоих бойцов вели под руки. За взгорьем построились и направились в сторону прежних своих позиций. Андрей шел впереди. Время от времени он непроизвольно оглядывался. Ничего не было видно, кроме бойцов, в молчании шагавших следом за ним, однако Сокольному казалось, что в сизой мгле вечера он все еще различает овраг, который недавно был местом взводной обороны и спас взвод, видит могилку Александрова с серым плоским камнем на ней.

И хоть недолго пришлось пробыть тут, а стало место это близким и дорогим на всю жизнь. Дорогим памятью о товарище, боевом друге, который жизнь свою отдал во имя победы.

III

После полуночи уже на третью позицию взвода приехал Зайцев верхом на приблудной армейской кобылке. Трудно было сказать, чья она, немецкая или наша. Скорей всего немецкая, потому что недавно наши артиллеристы метко обстреляли вражеский обоз. Но седло на кобылке было наше.

Зайцев ездил верхом неплохо, но в седле сидел, неуклюже пригнувшись, совсем по-деревенски. Андрею это сразу бросилось в глаза, едва он подошел к неожиданно вынырнувшему из темноты всаднику. Кобылка тяжело дышала и недовольно пожевывала удила. По привычке кавалериста Андрей просунул руку под потник седла, проверил подпруги.

– Слазь! – коротко приказал он вестовому, а сам отпустил подпруги, разнуздал кобылку. И его неудержимо потянуло в седло, захотелось проехаться по-настоящему, по-кавалерийски: и Зайцеву показать, как нужно держаться в седле, и самому насладиться ощущением быстрой езды. Ведь давно уже не ездил, а за годы службы привык все-таки к лошадям, даже сам себе не верил, что временами скучал по ним.

Только ехать-то некуда, да и темно. Все равно никто не увидит. Вдруг стало стыдно от таких мыслей: «Как маленький, захотелось похвастаться».

Вокруг кобылки собрался чуть ли не весь взвод. Бойцы поглаживали ее по горячей шее, по ровной спине с черной полоской посередине. Стоило поднять руку, и кобылка доверчиво вытягивала шею, тянулась к руке губами.

– Чем бы ее покормить? – озабоченно спросила из темноты Мария.

Словно почувствовав упрек в голосе санинструктора, бойцы разбежались, через несколько минут у ног кобылки лежала свежая, влажная от росы трава, зеленый, а ночью казавшийся черным овес, налитые колосья ржи. Но кобылка не хотела есть, видимо, успела напастись, прежде чем Зайцев поймал ее. Мария поднесла ей на ладони кусочек хлеба. Лошадь прижала уши, пошевелила губами и, взяв хлеб, принялась жевать. А когда Мария попыталась уйти, кобылка, помахивая хвостом, двинулась следом за нею.

Новое место взводной обороны находилось километрах в двух от прежнего: небольшой лесок между двумя дорогами. Росли тут молодая ольха, орешник и крушинник, кое-где дубки, кленик, а по краям – самый обычный вишняк. Быть может, когда-то на этом месте были хутора, а то и деревня. Бойцы наскоро окопались, но глубоких траншей пока не делали: никто не знал, здесь или в другом месте доведется встречать рассвет. В леске нашли обмурованную яму, нечто похожее на разрушенный подвал. Связисты протянули к нему телефон. Учитывая, что первый взвод становится почти самостоятельной боевой единицей, – оборона его теперь находилась далеко от командного пункта, – комбат распорядился дать Сокольному наилучшую связь.

Летняя ночь коротка: не успеешь оглянуться – уже рассвет. Выставив постовых, Андрей разрешил бойцам отдых, и только собрался вздремнуть сам, как его срочно вызвал командир роты. Срочно-то срочно, но КП – не близко!

– Возьмите кобылку, – посоветовал Зайцев.

Андрей и сам об этом подумал.

– Где она?

…Усевшись в седло и держа повод левой рукой, он нащупал правой ногой стремя, проверил, хорошо ли оно подогнано под его рост.

Почувствовав на себе настоящего седока, кобылка задрала голову, закружилась, затанцевала на месте.

От легких шпор она сразу взяла в галоп, и Сокольный исчез в темноте, – только топот копыт, постепенно замирая, доносился издали.

– Вот это кавалерия! – восхищенно воскликнул Зайцев и пошел к яме смотреть, как связисты устанавливают телефон.

Вернувшись, Сокольный привязал лошадь к дереву и молча направился к своему импровизированному блиндажу. Оттуда доносился веселый и звонкий смех Марии. «С кем это она так развлекается?» – подумал Андрей и решил немедленно оборвать неуместное веселье. Но, спустившись в блиндаж, увидел, что Мария, отбросив на плечи пышные волосы, держит возле уха телефонную трубку, дует в нее и кричит чуть ли не изо всех сил. Скажет фразу и рассмеется, услышав ответ, а то и сама говорит и хохочет, казалось бы, беспричинно.

Увидев командира, девушка понизила голос, однако разговора не прекратила и даже не изменила интонации. Наконец попрощалась с собеседником на высокой ноте, положила трубку и сказала, будто оправдываясь перед Сокольным:

– Подружка там у меня, Галя. Такая веселая…

– И не спит? – равнодушно спросил Андрей.

– Ну кто теперь спит?

– А вот вам-то и нужно поспать. До рассвета.

– Посплю еще. Успею.

Андрей повернулся к Зайцеву:

– Бойцы отдыхают?

– Так точно.

Сокольный глянул на ручные часы:

– Еще сорок минут и – подъем.

– Есть!

Андрей присел на полусгнившую, с метр длиною доску, которую где-то нашел и приспособил под скамейку Зайцев. Телефон стоял на каком-то чурбаке. Под ним и везде возле стен толстым слоем были настелены скошенный зеленый овес, чебрец, ромашка, папоротник. Смесь самых разнообразных запахов наполняла блиндаж приятным ароматом луга, сенокоса, несмотря на то что был он почти весь открыт. Только над телефоном виднелись покрытые плесенью плиты, то ли из бетона, то ли остатки кирпичного свода, – в темноте не разобрать. Зато совсем не ощущалось сырости, будто не в подвале находишься, а где-нибудь на травке среди деревьев.