Спящая невеста - Иден Дороти - Страница 18

Крышка на дверной щели для почты опять загромыхала. Лидия, изо всех сил сохраняя самообладание, вышла в прихожую. И тут она в самом деле чуть не закричала: она увидела в щели корявые, как-то странно укороченные пальцы.

Было в них что-то жалкое, беспомощное и очень зловещее. Но единственное, что она могла сделать, — это поднести ладонь к губам и не дать вырваться крику. Все равно ведь никто ей не поможет, даже Джун Берч.

Придется заставить себя открыть дверь, — это она понимала. Собравшись с духом, Лидия взялась за ручку двери.

И тут она услышала, как кто-то громким шепотом сказал в щель:

— Мисс Хоукинз! Я вижу свет. Я знаю, что вы тут. Пожалуйста, откройте и впустите меня.

Лидия распахнула дверь, и в квартире очутилась, чуть не упав при этом, пожилая женщина. Восстановив равновесие, она радостно засмеялась:

— А вот и вы, дорогая. Спасибо, что вы позволили мне застать вас дома. Надеюсь, я не слишком поздно явилась — иначе не могла.

Напряжение разом спало. Лидия как-то вдруг почувствовала, что непрочно стоит на ногах. Ей захотелось сесть. И в то же время почему-то захотелось смеяться. Гостья имела вид странный и несколько нелепый. Одета убого, почти нищенски, но при том и не думает как-то извиняться за свое довольно экстравагантное поведение. И все-таки было в этом существе что-то непонятно располагающее.

— Я не мисс Хоукинз, — сказала Лидия. — Я ее сестра. Но все равно, входите и объясните, что стряслось.

Женщина отшатнулась, увидев незнакомое ей лицо.

— Конечно, вы не мисс Хоукинз. Теперь я вижу. Как глупо с моей стороны! Я не знала, что у нее есть сестра. Она мне об этом не говорила. Странно.

— Что же странного в том, что она вам об этом не сказала?

Круглые голубые, выцветшие от старости глаза с детской открытостью смотрели на нее.

— Потому что, понимаете ли, мы постоянно говорили о сестрах. Всякий раз. Я свою сестру тоже потеряла.

— Очень вам сочувствую.

— Да нет, она не умерла. Потеряла не в этом смысле. Она попросту пропала. Выехала из своего отеля, не уведомив меня, и с тех пор не вернулась и ни разу мне не написала. А между тем я нахожусь в чрезвычайно бедственном положении.

Старушка слегка пошатнулась; Лидия бросилась к ней, поддерживая под руки, проводила в гостиную и усадила на кушетку.

— Вы вконец измотаны, мисс Уилберфорс. Ведь вы — мисс Уилберфорс, не правда ли? Я сейчас приготовлю вам чай.

Женщина разместилась между диванными подушками. Она была похожа на толстую старую бездомную кошку, благодарную за то, что ее приютили. Свою сумку, большую, черную, очень поношенную и набитую чем-то до отказа, хозяйка заботливо поставила рядом с собой.

— Чай — это было бы восхитительно. Да еще в такое странное для чаепития время. Но так вот сложились обстоятельства. Да, я Клара Уилберфорс. Как вы узнали?

— Догадалась. Дело в том, что я прочла ваше письмо, адресованное Авроре, потому что… — Лидия замялась, странное совпадение — две пропавшие сестры, — пронеслось у нее в голове. — Обозначает ли оно что-то существенное? — Потому что, — закончила она фразу, — я решила, что прочесть его необходимо. Вы сказали, что моя сестра до сих пор вам помогала.

— Да, морально она меня поддерживала и была очень со мной добра. Заверила, что Бландина вернется. Но она не вернулась, — вот в чем дело. Я не получила от нее ни словечка. Ни единого словечка.

Лидия сосредоточенно глядела на маленькое, круглое, потревоженное личико, похожее на розовое и сморщенное райское яблочко, как видно, всегда готовое расплыться в улыбке, но в данный момент скорбное и очень усталое. «Почему же, — вдруг подумала она, — Аврора, как утверждает Джун Берч, иногда отказывалась открывать ей дверь? Ведь не могла же она бояться такого вот крохотного существа. Впрочем, конечно, если гостья всегда являлась в подобный неурочный час, можно понять, что в конце концов Авроре это надоело».

— Вот приготовлю чай, и тогда мы с вами потолкуем. Вы сможете все мне рассказать, — сказала Лидия. Но, когда она вернулась в гостиную с чаем на подносе, ей стало смешно, и она ощутила к своей гостье почти нежное чувство: старушка уснула. Она уютно устроилась в своем гнезде из диванных подушек, голова свесилась на сторону, ветхое черное пальтишко подоткнуто со всех сторон, маленькая пухлая рука все еще крепко сжимает битком набитую сумку, а сама хозяйка спит, как дитя.

Лидия поставила поднос на столик и сходила в спальню за пледом, которым заботливо укрыла маленькую круглую фигурку. После этого она снова заперла дверь на цепочку, исключила всюду свет и спокойно возвратилась в постель.

Было уже совсем светло, когда она проснулась от того, что кто-то настойчиво теребил ее за плечо. Открыв глаза, она увидела сидящую физиономию мисс Уилберфорс.

— Дорогая! Почтальон пришел. Вам письмо. Мне, увы, ничего.

Лидия села и взяла из ее рук письмо. На вид оно походило на обычный конверт с рекламной листовкой.

— Но как вы можете ожидать, чтобы почтальон принес письмо вам? Вы ведь здесь не живете.

— Нет, конечно. Это я понимаю, но дело в том, что всякий раз, покидая свой дом, я оставляю указание — по какому адресу пересылать мою почту. И знаете, редко бывает, чтобы со мной не посчитались. У меня куча писем, — сказала она и похлопала рукой по сумке, объяснив тем самым, чем она так туго набита. — У меня широчайшая корреспонденция, — с гордостью добавила старушка.

— Надеюсь, вы хорошо спали, мисс Уилберфорс?

— Благодарю вас. Очень хорошо! Вы были очень добры, разрешив мне переночевать здесь. Вы не поверите, но иначе я очутилась бы в подъезде. Это в самом деле так. А может, даже и не в подъезде, а на кладбище. Квартирная хозяйка выставила меня на улицу. Откровенно говоря, мы с ней крупно поговорили. Я как раз собиралась вчера вечером все это вам объяснить, но вместе этого самым невежливым образом заснула. Но сейчас уже утро, и я могу от всего сердца вас поблагодарить.

Лидия мысленно прокрутила эту тираду, но ничего ценного из нее не вынесла.

— Давайте попьем кофейку, — беспомощно предложила она. — Или, может быть, вы предпочитаете чай? А потом вы обязательно должны рассказать мне всю вашу историю с начала и до конца.

Рассказ оказался весьма странным, и когда гостья его закончила, сердце у Лидии колотилось как сумасшедшее. Ведь ей предстояло в скором времени позвонить Арманду Валлетту, а между тем она была охвачена каким-то глупым, необъяснимым страхом.

Зазвонил телефон. Оказалось, это Миллисент. Она спросила, нет ли у Лидии каких-либо новостей, и начала подробно рассказывать о том, в какое неудобное положение поставлены они с Джефри и как они страдают. Приходится объясняться со священником, убирать с глаз долой приданое Авроры, волноваться. Никаких писем больше не было, и они по-прежнему как в лесу.

Лидия объяснила, что она и Филип тоже до сих пор ничего не знают. Однако она не упомянула о своей гостье. Рассказать, как та здесь очутилась, было вообще сложной задачей, да еще по телефону и так, чтобы Миллисент поняла все правильно. В общем, пожалуй, лучше будет, если Миллисент и Джефри какое-то время останутся в неведении.

Вот Филип — это дело другое. Стоило ему позвонить и заговорить с ней (она почувствовала — он рад слышать ее голос), как тяжкий страх, сдавивший ее душу, несколько отступил. Она заглянула в кухню, убедилась, что мисс Уилберфорс занята полезным делом — моет посуду, убирает, и после этого начала свой рассказ.

— Видите ли, ее сестра, Бландина, всегда выплачивала ей определенную сумму на расходы. Никаких других средств у нее нет. Бландина, по-видимому, была очень богата и не разрешала мисс Уилберфорс ходатайствовать о пенсии. Конечно, сейчас она может это сделать, но на это требуется время, да и вообще — разве мыслимо жить и платить за квартиру на пенсию по старости?

— Не отвлекайтесь от главного, — напомнил ей Филип.

— Да, так вот, главное состоит в следующем: в один прекрасный день деньги от Бландины не поступили (она всегда досылала их наличными, обычным почтовым переводом, потому что так было проще для мисс Уилберфорс). А когда мисс Уилберфорс пришла в отель, где жила сестра — он находится в районе Бэйсуотер, она может точно указать, где именно, — ей сообщили, что ее сестра уехала несколько дней назад, захватив свои вещи. Она сказала, что не знает, когда вернется и вернется ли вообще.