Перворожденный - Томпсон Пол - Страница 52

Ниракина подняла взгляд на Ситаса.

– Это случилось более чем за двести лет до твоего рождения, – успокоила она сына. – Раньше у него бывали приступы, но не такие сильные.

– Отец, надо послать за жрицей, – угрюмо посоветовал Ситас. Пророк вопросительно поднял брови. – Необходимо продолжать переговоры с гномами и людьми, и только сильный, здоровый правитель может установить справедливость.

– Ситас прав, – поддержала его Ниракина. Она приложила маленькую руку к горячей щеке мужа. – Прикажи выпустить Мирителисину.

Пророк вздохнул – из горла его вырвался сухой, дребезжащий звук.

– Ну, хорошо, – смирившись, проговорил он. – Пусть будет по-вашему.

Тем же утром, позже, раздался стук в дверь. Ниракина крикнула посетителю, чтобы он входил. Появился Таманьер, опустив взгляд в пол.

– Великий Пророк, я говорил с Мирителисиной, – подобострастно произнес он.

– И где же она? – резко спросил Ситас.

– Она… она отказывается прийти, мой принц.

– Что?! – воскликнул Ситас.

– Что? – эхом отозвалась Ниракина.

– Она не придет к тебе, Высочайший, и не соглашается покинуть тюрьму, – объяснил Таманьер, покачав головой.

– Она что, ума лишилась? – фыркнул Ситас.

– Нет, господин. Мирителисина считает, что ее страдания в тюрьме привлекут всеобщее внимание к тяжелому положению бездомных.

Несмотря на свою слабость, Пророк начал тихо смеяться.

– Ну и характер! – сказал он. Смех грозил перейти в кашель, и Ситэл умолк.

– Да это же вымогательство! – злобно воскликнул Ситас. – Она уже диктует нам условия!

– Не обращай внимания, сын. Таманьер, прикажи, чтобы открыли дверь ее камеры. Скажи охранникам, пусть не дают ей ни еды, ни питья. Когда она достаточно проголодается, то выйдет.

– А что ты сделаешь, если она не придет? – в смятении спросила Ниракина.

– Буду жить дальше, – был ответ. – А теперь оставьте меня, вы все. Я хочу отдохнуть.

Таманьер отправился исполнять поручение. Ситас и Ниракина выскользнули из спальни, поминутно оглядываясь на Пророка. Ситас был поражен тем, насколько маленьким и слабым выглядел его отец, лежавший на огромной кровати.

Оставшись в одиночестве, Ситэл медленно поднялся. В висках у него стучало, но через некоторое время сознание прояснилось. Он поставил ноги на пол, и прохладный мрамор успокоил его. Поднявшись с кровати, Пророк осторожно двинулся к окну. Перед ним раскинулся Сильваност. Как он любил его! Не сам город, который был лишь скопищем зданий, но народ, каждодневное биение тысяч сердец, которое делало его живым.

Буря утихла еще вчера, и воздух стал кристально чистым, хоть и слегка прохладным. Высоко в небе, от горизонта к зениту, протянулись похожие на кружево облака, словно пальцы, стремящиеся достичь жилища богов.

Внезапно Ситэла пронизала дрожь. Белоснежные облака и сияющие башни завертелись перед глазами. Он ухватился за занавесь, чтобы не упасть, но руки не слушались его, и ткань выскользнула из пальцев. Колени Ситэла подогнулись, и он рухнул на пол. Никто не видел, как упал Пророк. Он неподвижно лежал на мраморе, и луч солнца путешествовал по его телу.

Ситас спешил по залам дворца, разыскивая Герматию. Он заметил, что жена не осталась с Пророком, она боялась, что болезнь свекра заразна. Какое-то предчувствие привело Ситаса на верхний этаж, где находилась его старая холостяцкая спальня. К своему удивлению, принц обнаружил, что священная свеча горит, а на столе у кровати лежит свежая алая роза, цветок, посвященный Матери. Ситас представить себе не мог, чьих это рук дело. У Герматии не было причин приходить сюда.

Вид розы и свечи несколько успокоил озабоченного принца. Он опустился на колени перед столиком и погрузился в медитацию. Наконец он вознес молитву Матери, прося послать отцу выздоровление и надоумить его самого, как найти примирение с женой.

Шло время. Ситас не знал, как долго пробыл здесь, когда комнату заполнил какой-то стук. Вначале Ситас не обратил на него внимания. Стук стал громче. Подняв голову, принц поискал источник странного звука и увидел на крючке, вбитом в стену, свой меч, который он носил так редко, точную копию оружия Кит-Канана. Меч дрожал в бронзовых ножнах, издавая бряцание.

Ситас встал и подошел к оружию, в изумлении глядя, как железо сотрясается, точно живое. Он вытянул руку и схватил меч за рукоять, чтобы заставить его утихнуть. Руку пронизала дрожь, проникла во все тело. Ситас схватил эфес обеими руками.

В одно мгновение он словно оказался на месте своего брата и испытал его чувства. Великий гнев, великую скорбь, душевную боль и смертельный удар.

Громкий треск раздался в его ушах, и меч перестал дрожать. Онемевшей рукой Ситас извлек его из ножен. Клинок был сломан в пяти дюймах от эфеса.

Принца охватил страх. Страх за Кит-Канана. Он не знал, каким образом он понял это, но, держа в руке обломок меча, Ситас уверился, что Кит находится в страшной опасности, возможно на краю смерти. Нужно сообщить кому-то – отцу, матери. Ситас поспешил к двери из темного дуба, распахнул ее и, содрогнувшись от ужаса, увидел снаружи очертания какой-то фигуры. Кто-то скрывался в тени массивного каменного выступа, венчавшего дверной проем.

– Кто ты? – потребовал ответа Ситас, выставив перед собой обломок меча. В фигуре было что-то зловещее.

– Твой меч сломан, – осадил его незнакомец. – Успокойся, благородный принц. Я не желаю тебе зла.

Он выступил вперед, в круг света, отбрасываемый свечой Ситаса, по-прежнему горевшей на столе. На нем была серая одежда неопределенного вида, голову покрывал капюшон. Атмосфера вокруг него была насыщена силой, которую Ситас ощущал кожей, подобно жару от огня.

– Кто ты? – с опаской повторил принц.

Незнакомец, от которого исходила смутная угроза, подняв тонкие розовые пальцы, отбросил с лица капюшон. Под серой тканью скрывалось круглое добродушное лицо. Он был почти лыс; над висками торчали остатки серо-коричневых волос. Маленькие уши были заострены.

– Я тебя знаю? – спросил Ситас. Он немного успокоился, так как незнакомец, по-видимому, был просто нищим жрецом.

– Давным-давно на обеде у правителя ты видел эльфа с длинными светлыми волосами, который представился как Камин Олуваи, второй жрец Голубого Феникса. Это был я. – Казалось, странный эльф наслаждается явным удивлением принца.

– Ты Камин Олуваи? Но ты совсем на него не похож, – недоумевающе сказал Ситас.

– Простая маскировка, – пожал тот плечами. – На самом деле Камин Олуваи – одна из моих личин. Мое настоящее имя – Ведведсика, и я к услугам твоей светлости. – Он низко поклонился.

Это было северное имя, такие были в ходу у Сильванести в областях неподалеку от Истара. Говорили, что северные эльфы очень сведущи в ворожбе. Ситас осторожно оглядел Камина Олуваи – или Ведведсику.

– Я очень занят, – резко ответил принц. – Что тебе нужно?

– Я явился на Зов, великий принц. В течение нескольких лет я приносил некоторую пользу твоему отцу, помогал ему кое в каких щекотливых вопросах. Пророк болен, верно?

– Это иногда случается с ним при перемене погоды, – жестко ответил Ситас. – Говори прямо, чего ты хочешь, или убирайся с дороги.

– Пророку требуется лекарь, чтобы избавить его от лихорадки.

Ситас не мог скрыть изумления, когда Ведведсика так точно сообщил причину недомогания Пророка.

– Я лечил твоего отца и раньше, изгонял хворь; могу сделать это и сейчас.

– Ты не жрец Квенести Па. Кому ты служишь?

Ведведсика с улыбкой продвинулся еще дальше в маленькую комнату. Ситас автоматически отступил, сохраняя дистанцию между ними.

– Ты, Высочайший, – эльф большого ума и учености. Тебе известно, как несправедливы законы Сильванести, дозволяющие поклоняться лишь…

– Кому ты служишь? – режущим голосом повторил свой вопрос Ситас.

Эльф в серой мантии раскрыл свое инкогнито:

– Мой господин – Гилеан, Серый Странник.

Ситас с облегчением швырнул обломок меча на стол. Гилеан принадлежал к богам Равновесия, но не Зла, и хотя служение ему не было официально принято в Сильваносте, но в то же время и не преследовалось.