Перворожденный - Томпсон Пол - Страница 40

– А кто такие эти Девар? – осведомилась Герматия. – Похоже, они грубияны.

– Девар – один из самых крупных кланов народа гномов, – невозмутимо объяснил Ситэл. Он гордился знанием жизни и политики Торбардина. – А сам ты принадлежишь к клану Хилар, не правда ли, лорд Дунбарт?

Голубые глазки посла хитро сверкнули.

– Ты, Высочайший, превосходно осведомлен обо всем. Да, я из рода Хилар и прихожусь родственником многим королям Торбардина. – Он грубо хлопнул по спине сидевшего справа секретаря. – А вот наш Дролло наполовину Тейвар, поэтому он такой чернокожий и со странностями.

Дролло, не отвечая, продолжал пристально изучать свою тарелку.

– Значит, у гномов не принято брать жен из своего рода? – полюбопытствовал Ситас.

– Вообще-то такое случается, но редко, – нехотя ответил Дунбарт. – Кстати, если уж мы заговорили о подобных вещах – я слыхал, будто некоторые эльфы вступают в брак с людьми.

В зале внезапно воцарилась тишина. Ситэл, откинувшись на высокую спинку стула, провел пальцем по губам.

– К сожалению, это правда, – коротко согласился он. – В наших диких западных провинциях некоторые из Каганести сходятся с людьми. Несомненно, все это из-за скудного выбора супругов среди эльфов. Это разлагающе действует на нацию – подобные браки запрещены законом.

Дунбарт склонил голову, но не в знак согласия, а восхищаясь удивительным самообладанием Ситэла. Вопрос о смешанных браках являлся уязвимым местом, и гном отлично это понимал. Его народ гордился чистотой крови – не было случаев брака гнома с представителем другой расы.

– Среди беженцев, что в последнее время наполнили город в поисках убежища от разбойников, я видела много полукровок, – мягко произнесла госпожа Ниракина. – Они так печальны, и многие из них ведут себя вполне достойно. Мне кажется, что несправедливо преследовать их за легкомыслие их родителей.

– Их существование мы поощрять не можем, – с заметной горячностью возразил Ситэл. – Вот ты говоришь, что они мрачны, и это как раз делает их опасными. Они часто совершают преступления и жестокости. Полуэльфы ненавидят Сильванести, потому что в наших жилах течет чистая кровь, а они, подобно людям, неуклюжи и тленны. Вы в Торбардине, наверное, слышали о мятеже, случившемся у нас в конце лета?

– Да, ходили какие-то слухи, – осторожно согласился Дунбарт.

– А все это из-за злобного нрава некоторых людей и полуэльфов, которым мы необдуманно позволили проникнуть на остров. Но восстание было подавлено, и зачинщики изгнаны.

Ниракина многозначительно вздохнула. Ситэл, не обращая внимания на жену, продолжал развивать мысль:

– Между Сильванести и людским родом никогда не установится мир, если мы не будем стеречь наши границы и наши постели.

Дунбарт потер красный бесформенный нос. На каждом пальце он носил по кольцу, и украшения засверкали в свете канделябров.

– Ты это собираешься сказать послу из Эргота?

– Да, именно это, – страстно произнес Ситэл.

– Твоя мудрость велика, Ситэл Дважды Благословенный. Мой государь поручил мне передать тебе почти те же слова. Если мы объединимся против людей, Эрготу ничего не останется, как подчиниться нашим требованиям.

Обед быстро закончился. Были подняты тосты за здоровье короля Торбардина и гостеприимство Звездного Пророка. После этого Дунбарт и Дролло удалились.

Ситас шагнул к дверям, затворившимся за послом.

– Ох уж этот старый лис! Он пытался заключить с нами сделку, когда люди даже не прибыли! Он хочет организовать заговор!

Ситэл омочил руки в чаше с розовой водой, поданной прислужником.

– Сын мой, Дунбарт – мастер своего ремесла. Он проверял, готовы ли мы пойти на соглашение. Если бы он так не поступил, я бы счел глупцом его властелина, короля Вольдрина.

– Все это так странно звучит для меня, – пожаловалась госпожа Ниракина. – Почему бы вам всем не начать с того, чтобы сказать правду?

С Ситэлом случилась необычайная вещь – он разразился смехом.

– Чтобы, дипломаты говорили правду! Моя дорогая Кина, если послы начнут говорить правду, то звезды посыплются с небес, а боги попадают в обморок от ужаса!

Поздней ночью в дверь Ситаса постучали. Вошел промокший до нитки воин, поклонился и звенящим голосом произнес:

– Прости меня за вторжение, Высочайший, но я принес вести от посланника из Эргота!

– Вот как? – коротко отвечал Ситас. Столько говорили о предательстве – он уже начал опасаться, что люди попали в какую-то ловушку.

– Высочайший, посол и его свита ожидают на берегу реки. Посол требует, чтобы его встретил представитель Королевского Дома.

– Что это за человек? – поинтересовался Ситас.

– Он назвался Ульвеном, первым претором императора Эргота, – отвечал воин.

– Первый претор, надо же! Как там, буря усиливается? – спросил Ситас.

– Все хуже, Высочайший. Моя лодка чуть не перевернулась, когда я пересекал Тон-Талас.

– И тем не менее этот Ульвен настаивает на том, чтобы прибыть немедленно?

Солдат подтвердил:

– Да будет мне позволено заметить, господин, что он очень заносчив, даже для человека.

– Я встречу его, – просто ответил Ситас. – Это мой долг. Я встретил лорда Дунбарта, и будет только справедливо, если я также выйду приветствовать претора Ульвена.

Принц и солдат покинули дворец, но прежде Ситас послал просьбу жрецам Эли начать магическим способом усмирять бурю. Странно, что такой мощный шторм пришел еще до наступления зимы. Встреча и без того обещала быть трудной.

Глава 16

Пока свирепствовала буря

Какое замечательное время, думал Кит-Канан. Мысли его занимала не только растущая любовь к Анайе – самое прекрасное, что ему доводилось переживать, – но и его дружба с Макели. Теперь они стали одной семьей – Анайя, его жена, и Макели, бывший ему вместо сына.

Но все же жизнь их оставалась нелегкой. У них было много работы, но находилось время и посмеяться, и искупаться в пруду, и отправиться на прогулку верхом на Аркубаллисе, а вечерами рассказывать истории, сидя у огня. Кит-Канан начинал понимать эльфов Сильванести, покинувших Сильваност в поисках новой жизни в лесах. Здесь время текло иначе. Здесь не было ни часов, ни календарей. Не существовало общественного положения: ни бедных, ни богатых. Ты охотился и сам добывал себе пропитание. И никто не стоял между эльфами и богами. Глядя на лесное море, опустившись на колени у ручья, Кит-Канан острее чувствовал присутствие богов, чем когда-либо в холодных мраморных залах храмов Сильванести.

Ни жрецов, ни пожертвований, ни обрядов. Долгое время Кит-Канану казалось, что в день расставания с Сильваностом его жизнь кончилась. Теперь он понял, что это было только начало.

Недели проходили за неделями, и охотиться становилось все труднее. Анайя отлучалась иногда на два-три дня, а возвращалась лишь со связкой кроликов, белок или другой мелкой дичи. Однажды ей пришлось ограничиться голубями – скудное вознаграждение за дни, проведенные на охоте. По словам Макели, раньше такого никогда не случалось. Обычно Анайя выходила в лес и расставляла силки или ловушки, в которые попадалась хоть какая-нибудь добыча. Но теперь не было видно никаких зверей. В надежде пополнить скудную добычу Кит-Канан усердно трудился, совершенствуя свои охотничьи навыки. Он часто выходил на промысел, но до сих пор ему не удавалось ничего принести.

В тот день по лесу медленно брел одинокий олень, утопая ногами в опавших листьях. Черный нос подергивался, чуя доносившиеся издалека запахи.

Кит-Канан, притаившийся в развилке липового дерева в десяти футах над землей, замер. Он молил богов, чтобы олень не заметил, не учуял его. Затем как можно медленнее принц натянул тетиву и выстрелил. Стрела попала в цель. Олень отскочил, но всего на несколько ярдов, а затем рухнул на опавшие листья.

Кит-Канан издал победный клич. Восемь месяцев он провел в лесу, и вот наконец-то удача посетила его. Соскользнув с дерева, он подбежал к поверженному животному. Да! Стрела поразила оленя прямо в сердце.