Мутант - Кук Робин - Страница 3

– Где Дэвид? – спросила Маша.

– В доме, – ответила Дженис, не отрывая взгляда от лица Виктора-младшего.

– Дэвид! – позвала Маша.

В дверях появился мальчик со стареньким плюшевым мишкой в руках. Это был молчаливый пятилетний ребенок с темными вьющимися волосами.

– Иди сюда, посмотри на своего братика.

Дэвид послушно подошел к воркующей группе.

Дженис нагнулась и показала новорожденного брату. Дэвид взглянул на младенца и сморщил нос.

– От него плохо пахнет.

Виктор усмехнулся, а Маша, поцеловав мальчика, объяснила, что, когда Виктор-младший немножко подрастет, от него будет так же приятно пахнуть, как от Дэвида.

Маша взяла Виктора-младшего и пошла в дом. Дженис вздохнула. Такой радостный день! Она любила грудных детей.

Дэвид взял ее за руку. Она взглянула на мальчика. Он тоже поднял на нее глаза.

– Лучше бы его не было, – сказал он.

– Тихо, не надо так, – Дженис привлекла Дэвида к себе. – Нехорошо так себя вести. Он еще совсем маленький, а ты уже большой мальчик.

Держась за руки, они вошли в дом. Маша и Виктор уже были наверху, в заново отделанной детской. Дженис повела Дэвида в кухню, где уже были начаты приготовления к обеду. Мальчик взобрался на кухонный стул, усадив мишку рядом с собой. Дженис стояла у раковины.

– Кого ты больше любишь, меня или его? – с тревогой в голосе спросил Дэвид.

Оставив овощи, которые она мыла, Дженис взяла Дэвида на руки. Она уперлась лбом в его лоб и прошептала:

– Я люблю тебя больше всех на свете.

И крепко обняла его. Дэвид тоже обвил ее руками.

Они не знали, что им оставалось жить всего несколько лет.

1

19 марта 1989 года

Воскресенье, конец дня

Длинные кружевные тени, отбрасываемые голыми кленами на подъездную дорогу, медленно перемещались по широкому мощеному двору, отделявшему вытянутый особняк в колониальном стиле от амбара. Ветер, поднявшийся с наступлением сумерек, волнообразно шевелил тени, делая их похожими на гигантскую паутину. Хотя по календарю была уже весна, зима не торопилась покидать Норт-Андовер в штате Массачусетс.

Маша стояла у раковины в большой деревенской кухне, глядя в окно на сад. Движение на дорожке привлекло ее внимание, и она стала смотреть, как Виктор-младший подъезжает к дому на велосипеде.

Она почувствовала, как перехватило дыхание. Вот уже пять лет, с тех пор как умер Дэвид, она не воспринимала свою семью как нечто постоянное, само собой разумеющееся. Она никогда не забудет тот день, когда врач сказал ей, что желтуха была вызвана раком. Лицо Дэвида, пожелтевшее и иссохшее за время болезни, навсегда врезалось ей в память. Маша до сих пор помнила, как перед самой смертью его маленькое тельце цеплялось за нее. Она была уверена, что мальчик пытался что-то ей сказать, но из его груди вырывались только судорожные вдохи – он пытался удержать жизнь, не желая отпускать ее.

С того момента все изменилось. А через год стало еще хуже. Чрезмерная озабоченность Маши здоровьем Виктора-младшего объяснялась отчасти потерей Дэвида, но частично и теми ужасными обстоятельствами, при которых умерла Дженис. У обоих была исключительно редкая форма рака печени. Несмотря на все заверения врачей, что эти случаи никак между собой не связаны, страх не покидал Машу: ударив дважды, молния могла сверкнуть и в третий раз.

Смерть Дженис невозможно было забыть, она была ужасна.

Это случилось осенью, сразу после дня рождения Виктора-младшего. Листва уже опадала, воздух был по-осеннему прохладным. Еще до своей болезни Дженис начала вести себя как-то странно. Она ела исключительно то, что готовила себе сама, и использовала продукты только из упаковки. Она стала фанатически религиозной. Годы, проведенные с Фрэнками, сделали ее фактически членом их семьи, и только это удерживало Машу и Виктора от того, чтобы отказаться от нее.

В последние, самые трудные месяцы жизни Дэвида, казалось, сам Бог послал ее. После смерти Дэвида Дженис стала постоянно носить с собой Библию, прижимая ее к груди, как щит, закрывавший ее от невидимого зла. Она откладывала ее, да и то неохотно, только во время работы по дому. Кроме того, она стала мрачной и замкнутой, а на ночь запирала у себя в комнате дверь.

Но хуже всего было ее отношение к Виктору-младшему. Она категорически отказывалась присматривать за мальчиком, которому в тот год исполнилось пять лет. И хотя Виктор-младший был самостоятельным ребенком, время от времени ее помощь все-таки требовалась.

Маша несколько раз беседовала с ней, но безуспешно – Дженис делала все, чтобы избежать общения с ним. Иногда Маша все же настаивала, и тогда Дженис бормотала что-то о дьяволе среди них и прочую религиозную чепуху.

Когда же она заболела, Маша чуть не сошла с ума. Виктор первый заметил, что глаза Дженис стали желтыми, и обратил на это внимание Маши. Маша была в ужасе – все начиналось точно так же, как при болезни Дэвида. Виктор помчался с Дженис в Бостон на обследование. Диагноз был ударом для них: та же редкая разновидность рака печени, от которой умер Дэвид.

Два случая этого странного заболевания за год в одном доме указывали на необходимость эпидемиологических исследований. Однако результаты были отрицательные. Не было ничего вокруг, что могло бы представлять какую-то угрозу здоровью. Компьютерный анализ показал, что это редкое случайное совпадение.

Во всяком случае, болезнь Дженис объясняла ее странное поведение. Врачи сказали, что метастазы уже могли проникнуть в мозг. После того как был поставлен диагноз, она стала быстро и страшно угасать. Она стремительно теряла в весе, несмотря на лечение, и за две недели превратилась в скелет. Особенно тяжелым был последний день ее пребывания в доме, перед тем как ее увезли в больницу.

Виктор, только что вернувшийся с работы, находился в ванной. Маша готовила обед в кухне. Внезапно раздался душераздирающий крик. Виктор выскочил в коридор.

– Ради Бога, что это? – крикнул он.

– Это из комнаты Дженис. – Маша побледнела.

Супруги понимающе посмотрели друг на друга и, выскочив из дома, помчались через гараж по узкой лестнице, ведущей в комнату Дженис. Еще до того как они добрались туда, тишину потряс второй вопль. Казалось, от его первобытной силы задребезжали оконные стекла.

Виктор первым влетел в комнату, Маша – за ним.

Дженис стояла на постели, сжимая в руках Библию. Это было ужасное зрелище. Ее всклокоченные волосы, ставшие ломкими, придавали ей демонический вид. Лицо было осунувшимся, под пожелтевшей кожей проступали кости, неподвижные глаза напоминали желтые неоновые огни.

На мгновение Маша оцепенела: ей показалось, что Дженис походит на гарпию. Она проследила за ее взглядом. Около второй двери в комнату стоял Виктор-младший. Он спокойно, не мигая, смотрел на Дженис.

Маша поняла, что произошло. Видимо, Виктор-младший тихо зашел в комнату через заднюю дверь и напугал Дженис. Этот испуг больной женщины и был причиной ее страшных криков.

– Он дьявол! – злобно бормотала Дженис сквозь сжатые зубы. – Он убийца! Уберите его от меня!

– Успокой ее, – крикнула Маша мужу, схватив своего шестилетнего сына на руки, и выскочила из комнаты. Вбежав в общую комнату, она ногой захлопнула за собой дверь. Маша прижимала сына к груди, ругая себя за то, что разрешила психически больной женщине оставаться у них в доме. Наконец она выпустила его из своих объятий. Виктор-младший отодвинулся от нее и поднял свои кристально чистые глаза.

– Дженис вовсе не имела в виду то, что она сказала, – проговорила Маша. Она надеялась, что впечатления от этого ужасного момента скоро пройдут.

– Я знаю, – ответил Виктор-младший как-то не по-детски взвешенно. – Она очень больна и сама не понимает, что говорит.

С этого дня Маша уже не могла радоваться жизни, как раньше. Она боялась, что Бог опять накажет ее, а случись что-нибудь с Виктором-младшим, она этого не перенесет.

Как детский психиатр, она понимала, что не может заставить сына вести себя так, как ей хотелось бы. Но очень часто она ловила себя на том, что ей было бы приятней, если бы Виктор-младший был более нежным и открытым ребенком. Еще с младенческого возраста он был необычайно независимым. Он терпел ее объятия, но ей хотелось, чтобы он забирался к ней на колени и сворачивался клубочком, как когда-то это делал Дэвид.