Провалившийся в прошлое - Абердин Александр М. - Страница 44

Знал Митяй и о том, что древние собаки выглядели как хаски, только были крупнее их, а Крафт самым наглядным образом доказал, что он и Мунга одной крови, и это доказательство в количестве восьми щенков уже неуклюже бегало по кухне, куда он чуть ли не приказал Тане привести суку, чтобы та щенилась там, а не во дворе. Прекрасно знал он и то, что лошади и коровы появились на свет божий самостоятельно, а вовсе не благодаря селекционной работе, и тоже намного раньше, чем человек их одомашнил. Короче, всё сводилось к одному: ведловство выжгли в человеке раньше, чем оно смогло стать решающим фактором в жизни всего человечества.

Выгрузив траву, Митяй подошёл к Тане, нежно обнял и крепко поцеловал свою очаровательную ведлу. Та осталась возиться с домашней живностью, а он отправился с обходом по цехам и мастерским. По ним же словно Мамай с мешком прошёлся. Танины сородичи упёрли на себе даже две большие кособокие керамические ванны, надо сказать жутко тяжеленные, килограммов под сто каждая, которые он так и не удосужился перемолоть на шамот, потому что они совершенно не годились для установки в ванных комнатах. Слишком уж ванны повело во время обжига, но в принципе их вполне можно было использовать для засаливания мяса или замачивания в моче шкур. Утащили Танины соплеменники и весь прочий железный, керамический, деревянный и каменный брак, включая расколотые наждачные круги. Ну, с ними было ясно, на них можно и вручную отлично точить ножи, топоры и острия копий и стрел. Да, буквально всё, что у него получилось далеко не таким, каким он хотел видеть, но вместе с тем можно было пустить в дело, они прихватили с собой. Даже не погнушались взять самую первую партию мыла, три здоровенных горшка на семьдесят пять литров. Мыло в принципе было неплохим, только очень уж страшным на вид, почти чёрного цвета и довольно вонючее, хотя он и пытался облагородить его спиртовым раствором живицы.

Здорово научившись в Африке разбираться в следах, Митяй довольно быстро вычислил, что в гостях у Тани побывало не менее шестидесяти человек, и облегчённо вздохнул, ведь это означало, что никто из них наверняка не заработал себе грыжу, толкая здоровенный лодкотелегодом. Таня ещё вчера вечером сказала, что дух реки Марии передал такой заказ от её сородичей: изготовить ещё двадцать семь комплектов «матёрый охотник», желательно с луками и стрелами; обязательно отлить хотя бы десять чугунных котлов; выковать тридцать лопат и десять кирок; пятнадцать больших двуручных пил, шесть очень больших для пилки досок и двадцать пилножовок; тридцать плотницких топоров и тридцать молотков, а к ним по четыре стамески разного размера, а также как можно больше гвоздей; ну и ножи-ножницы, иглы-крючки и прочий мелкий шурум-бурум.

Митяй, выслушав её, почесал макушку и сказал, что всего в один заход точно не успеет изготовить, но постарается из заказанного сделать очень многое. Правда, ему придётся смотаться на каменную охоту. И тут Таня вспомнила, что она уже была, оказывается, на каменной охоте и даже поколола все белые и красные камни на кусочки и почистила домну, в которой оказалось совсем мало шлака, и через все дырочки можно просунуть прутик. Представив себе, какая это была адова работа – аккуратно скалывать зубилом шлак с футеровки, – Митяй кивнул и сказал, что ежели так, то они обязательно проведут с ней в самое же ближайшее время большую огненную охоту, но после неё футеровке точно наступят кранты, какой бы прочной и огнестойкой та ни была. Поэтому, дойдя до литейки, он спустился по верёвочной лестнице в домну и, осветив её лампой, сразу же убедился, что Танины друзья поработали на славу. Была видна рука мастеров по камню. Всю футеровку они действительно очистили от шлака, и перекладывать её не имело никакого смысла. Да и шихты они заготовили немало, тонн сорок одной только железной руды, а древесного угля у него и так имелось с запасом.

Проверив, как работает воздуходувная машина, Митяй сделал капитальную ревизию тем формам, в которые отливал котлы. Выплавленный им чугун имел малый коэффициент объёмного сжатия и потому формы – а он изготовил их двенадцать штук двух размеров, большого и среднего, – хорошо отдавали изделия, как и все остальные, двухразъёмные. Некоторыми из них он так и не успел воспользоваться, ушатался в хлам, так что мог спокойно отлить не только котлы для двух племён сразу, причём в искомом количестве, но и многое другое. Топоры, наконечники копий, кинжалы, кирки, молотки и весь прочий простой инструмент, его он тоже отливал из стали в двухразъёмные формы, причём в многоразовые, так что с этим проблем не должно было возникнуть, только и дел, что вкладывать закладные детали. Ему предстояло помучиться только с пилами – насекать зубья и потом их затачивать – муторная работа, и с лопатами – это ковка и сварка в горне. Так что он весь день занимался тем, что стаскивал пригодные формы – а таких оказалось большинство – к литейной яме и устанавливал их, чтобы потом залить в них чугун и сталь. С луками у него была напряженка, на них закончились заготовки, так что и наконечники для стрел отливать было незачем. Зато он решил отлить наконечники для острог. Их формами, как и некоторыми другими, он так пока и не воспользовался. Самое главное, что ему не было нужды возиться с фасонным литьём. Им он сможет заняться позднее, отлив как можно больше чугунных чушек.

Покончив с формами, Митяй два дня заменял кое-где керамические трубы на металлические, после чего принялся загружать шихту в домну. В этом деле ему помогала Таня, оставшаяся чуть ли не в чём мать родила: почти всю свою одежду она отдала Шашембе, даже любимые ботиночки, и потому до вчерашнего дня навоз убирала босиком. Митяй немедленно велел девушке обуть его офицерские воскресные парадно-выгребные хромачи и не снимать их нигде, даже в хлеву. У него было ещё две пары отличных новеньких хромовых сапог, лёгких и очень удобных, кроссовки и несколько пар солдатских кирзачей. Сам он носился по латифундии в стоптанных кирзачах, чай не на танцы пришёл.

В четыре руки они быстро загрузили в домну шихту, и на следующее утро, помолясь Святой Троице, святому Архимеду и богам Перуну и Гефесту, Митяй запалил в домне уголь и встал на горячую вахту, объяснив Тане, когда та должна приходить, чтобы подменить его на несколько часов. На этот раз плавка длилась восемь дней, но её продуктивность оказалась вдвое выше прежней по объёму выплавляемого в час металла, и мастер выдал добрых двадцать три тонны стального и чугунного литья, после чего, не так уж сильно и уставший, помылся, поужинал и лёг спать.

Как всегда говорил его дед – глаза пугают, руки делают, а потому Митяй уже очень скоро понял, что сможет не только выполнить, но и значительно перевыполнить заказ Шашембы. Поэтому каждый вечер, начиная сшести часов, на кухне начиналась большая работа по завершению земляной охоты Тани. Когда по возвращении он заглянул на огород, то не увидел там ни одного красного помидора, подросшего огурца, кабачка или болгарского перца. Родня выкосила всё подчистую, но то была первая завязь, и вскоре огород снова стал радовать глаз. Зато Таня никому не дала прикоснуться к нескольким дюжинам созревших абрикосов и примерно такому же количеству вишни и черешни, на цветущие деревца которых Митяй смотрел чуть ли не со слезами на глазах, и девяти ягодам спелой тёмно-красной клубники. Ей же он всё и скормил, попробовал лишь несколько плодов, бережно собрав косточки. Ведла-охотница и не представляла себе, что добыча на земляной охоте окажется такой сладкой и приятной на вкус. Она тут же сделалась самой преданной и старательной внучкой дедушки Мичурина и только что не кудахтала над своими любимыми фруктовыми деревцами и клубникой, с яростью набрасываясь на каждую травинку, осмелившуюся вырасти рядом с ними. Большой сад отвечал на её любовь и заботу полновесной монетой. Деревца пёрли из каменновековой земли, как на дрожжах, и Митяй, озабоченно цокая языком, уже прикидывал, как на будущий год станет формировать пальметты. Особенно поразила его айва. Эти деревца вымахали высотой уже больше трёх метров, да и пять ранних персиков, которые едва-едва созрели к его отъезду, в доме чахлые и болезненные, преобразились прямо на глазах, но их предстояло укрыть на зиму самым основательным образом, хоть шубу надевай, а то ведь вымерзнут. Однако больше всего Митяя порадовали французские чёрные шпалерные груши. Эти деревца высотой всего в полтора метра уже в первый же год выбросили вбок по три-четыре побега длиной чуть ли не в два с половиной метра. Эдак глядишь и на следующий год груши зацветут, чтобы к зиме дать тёмно-коричневые плоды такой сладости и сочности, что мёд может смело брать отпуск и ехать на Канары. Навсегда. Приятно удивило Митяя и то, что к их саду, а теперь и к огороду проложили тропу пчёлы. Он даже хотел было сбегать и посмотреть, откуда они прилетают, но решил отложить это дело на будущий год и сначала изготовить для них ульи и инвентарь для пасеки.