Провалившийся в прошлое - Абердин Александр М. - Страница 40

Да, похоже, они не раз и не два охотились всем своим дружным коллективом на шерстистого носорога. Неандертальцы бодро разбежались в стороны, чтобы пропустить Шишигу, и, когда Митяй поехал в разрыв цепи, принялись швырять в неё копья. Незадачливый охотник за солью услышал несколько глухих ударов по будке, а затем громкие воинственные крики. Поглядев в зеркала заднего вида, он увидел, что, во-первых, неандертальцы бегут за ним с завидной прытью, а во-вторых, что в будке и, самое неприятное, в понтоне торчит несколько их копий, а точнее, целых семь штук. Видимо, именно поэтому они и побежали следом, полагая, что большой вонючий зверь смертельно ранен и уже вот-вот откинет колёса, а может быть, просто хотели, чтобы им отдали их копья, чай они немалой работы стоят. Митяю тотчас захотелось отъехать на пару километров, вылезти на крышу с «тигром» и перестрелять их всех до одного, а ещё он пожалел, что с ним нет «корда». Хотя, с другой стороны, ребята ведь просто решили поохотиться на Шишигу.

Парень быстро доехал до берега Кубани, остановился на берегу и вылез из Шишиги. Четыре неандертальских копья пробили дубовые досточки, что не страшно, а три пробили куда более толстые доски понтона, но и это было не смертельно, хотя Митяй и подивился чудовищной силе этих неказистых хлопцев и особенно их прыти. Он забрался в будку, втащил в неё примитивные копья с довольно острыми кремнёвыми наконечниками, они выглядели ничуть не хуже тех, которые изготавливали куда более продвинутые алары, выбросил их из машины и принялся осматривать повреждения, нанесённые понтонам, из которых он тоже повыдёргивал копья. Въезжать в воду так было смертельно опасно, а потому он достал паяльную лампу, короткие доски, гвозди, молоток, бадейку и мастику, сваренную на базе гудрона. С канифолью она сделалась куда более тугоплавкой, а тщательно просеянная зола придала ей большую прочность. Через полтора часа он наложил пластыри на все три дыры и стал думать, как бы ему насолить неандертальцам. В конце концов он поступил очень просто: раскалил паяльной лампой железку и выжег на каждом копье всё, что он думает о его хозяине. Причём исключительно одним только матом. Хотя читать те не умели, лейтенант запаса, верный себе, поквитался с обидчиками таким образом.

После этого Митяй составил копья в пирамиду и положил под него большой мешок с колбасой и овсяными лепёшками, а рядом с ним поставил четыре пятилитровые бутыли со сладким арбузным сиропом. Помимо этого он положил рядом с мешком четыре копья, четыре больших топора и четыре ножа, припрятанные от ведлы Танши. Наделил он их, раз уж попались на глаза, рыболовными крючками, железными скребками, небольшими хозяйственными ножами, стальными иглами и даже нитками, сложив всё в замшевый вещмешок. А чтобы неандертальцы знали, что Крейзи Шутер – это очень серьёзно и связываться с ним крайне опасно, присел и навалял возле пирамидки такую кучу, что ему и самому в это не сразу поверилось. Впрочем, со вчерашнего утра он ведь так ни разу и не сходил до ветра.

Через четверть часа Митяй, стоя в будке и сжимая в руках громко дырчащее рулевое колесо, форсировал Кубань. Он так и не увидел, как уже через три часа к берегу реки примчались доисторические хлопцы и, увидев огромную кучу человеческих экскрементов, а в этом деле они толк знали, несказанно удивились и даже схватились за головы, видимо смекнув, что внутри зверя, на которого они охотились, сидел куда более великий охотник, чем они сами. Неандертальцы совершенно безбоязненно взяли в руки копья, топоры и ножи, и вскоре один из них с восторгом показывал своим кентам, что порезал палец о своё копьё. Главарь охотничьей бригады тотчас отвесил ему звонкую затрещину и чуть было не отобрал копьё.

Сырокопчёная колбаса и лепёшки тоже понравились охотникам на Шишигу, но они схарчили всего одну палку и одну лепёшку, а в узкогорлые бутыли с густым, словно мёд, арбузным сиропом, вытащив деревянные пробки, лишь засунули свои пальцы и облизали их, после чего подхватили подаренный им хабар и бодро потопали к своему стойбищу, расположенному на берегу Кубани километрах в тридцати ниже по течению.

Митяй же, хохоча во всё горло над своей шуткой, уже ехал по холмам, круто забирая к западу. Рассматривая карту, он давно уже понял, что через Кубань ему нужно переплывать ниже Армавира, где правый берег пологий. Выше него берега реки были крутыми, а с понтонами у Шишиги значительно ухудшилась проходимость. Ещё засветло он добрался до Большого Солёного озера, расположенного рядом с Малым Солёным озером. Они и в каменном веке находились всё там же, но на самом деле Малое было гораздо больше Большого и лишь слегка солоноватое, а вот Большое оказалось куда меньше, и на вкус его воды оказались рапа рапой. Более того, метров на двести от воды лежал чуть ли не полуметровый пласт соли, и вокруг него выстроилась целая толпа всяких жвачных животных.

Убедившись в том, что это именно поваренная соль, то есть хлористый натрий, Митяй отъехал подальше от озера, чтобы всякие быки, то и дело приходившие на озеро полизать соль, не беспокоили его, и принялся устраиваться на ночлег. Утром его ждала работа, и он был к ней полностью готов. На этот раз он спал в будке, и ночью его никто не потревожил.

Едва только рассвело, охотник за солью уже был на озере и собирал искомый продукт большим совком и скребком, стараясь отбирать только самую чистую, кипельно-белую, искрящуюся на солнце и совершенно сухую соль, а такой на берегу было полно. Работал он не спеша, так как обещал Тане, что вернётся только через две недели, и даже показал на своей календарной доске, сколько рассветов солнца девушка встретит без него. Он надеялся, что тайная охота Танши в его латифундии на этом не закончится и девушка дождётся его, чтобы обеспечить своё племя множеством других полезных вещей, которые были ей обещаны. В частности, лопатами и пилами, гвоздями и прочными, просмолёнными кожами для палаток. Он многое был готов изготовить для Таниных соплеменников, лишь бы та осталась жить с ним.

Митяй обложил тонкими досками две трети будки, из более толстых досок собрал перегородку и принялся вёдрами затаскивать соль в Шишигу. Всего он хотел увезти с собой ровно три кубометра соли, чтобы не перегружать машину, поскольку мог съездить за ней ещё пару раз за лето. Когда ящик был заполнен солью доверху, практически под окно в будке, он перекрыл его заранее подогнанными досками и накрыл просмолённой кожей. Всё, вопрос с солью был улажен, и удовлетворённый охотник решил отправиться в обратный путь, а поскольку управился очень быстро, то поехал не назад, а вперёд, чтобы, проехав по верхотуре, спуститься к Кубани перед Недреманным хребтом, а затем подняться вверх по реке до станицы Барсуковской и уже оттуда спокойно сплавляться до Белой. Передвигаясь по реке, он мог хорошенько изучить её берега, и вообще Митяя одолел новый зуд – построить большую самоходную баржу, установить на неё запасной движок от Шишиги, назвать Решишигой – Речной Шишигой – и плавать по всем рекам региона вплоть до Азовского моря и как-нибудь подняться вверх по Дону и затариться там каменным углем, чтобы не переводить зря лес, выплавляя чугун и сталь.

До Барсуковской он доехал всего за день и в месте слияния Кубани и реки Барсучки обнаружил такой шикарный галечник, что застрял на нём на три дня и даже хотел выбросить половину соли, так как нашёл на нём галенит, свинцовую руду, графит, а также серебро и даже самородок золота. Хотя глаза у Митяя больше всего загорелись как раз при виде свинцового блеска и графита, он всё равно тут же изготовил промывочный лоток и целый день стоял в воде раком, как заправский золотоискатель где-нибудь на Клондайке. Надо сказать, не зря, так как намыл граммов тридцать золотого песка, но что самое смешное, просто разгуливая по галечнику, обильно засыпанному почти белым кварцевым песком, нашёл ещё четыре золотых самородка, и в итоге у него лежало в замшевом мешочке добрых триста граммов самородного золота. Взяв себя в руки, Митяй затащил в будку четыре графитовые булыги, общим весом килограммов триста, представив, какой здоровенной каждая из них была изначально, и въехал в реку. Понтон погрузился в воду больше чем наполовину, и судоводитель решил не перегружать Шишигу, а то та, чего доброго, пойдёт на дно.