Провалившийся в прошлое - Абердин Александр М. - Страница 29

Это немного помогло, и он продолжил наполнять большую ванну водой. Хотя та и была довольно горячей, он всё же метнулся наверх и зажёг горелку под десяти-кубовой ёмкостью, к счастью, наполненной водой доверху, после чего увеличил пламя в горелках всех четырёх печей, чтобы в доме сделалось ещё теплее и по нему можно было разгуливать голяком. Обычно Митяй поддерживал температуру не выше плюс восемнадцати на первом этаже и только в спальне было теплее, плюс двадцать пять, но в ней-то он как раз проводил меньше всего времени. Думая о том, что теперь-то в спальне точно сделается намного веселее, он вернулся в ванную комнату. Сквозняк и освежитель воздуха сделали своё дело, и запах, точнее, вонь сделалась не такой противной и тошнотворной. Ну ничего, лиха беда начало. Грязь и вонь немытого тела – дело ведь временное, их и смыть недолго, а потом он как-нибудь приучит девицу к чистоте.

Между тем его находка, полулежавшая на нартах, кажется, задремала. Личико её показалось Митяю совершенно очаровательным, а может быть, он просто слишком долго не видел девушек. Во всяком случае, кожа у неё на лице на вид была очень нежной. Поглядывая на дремлющую девушку через плечо, он продолжил подготовку к мытью доисторической красавицы, предмету своего пока что только мысленного, но отнюдь не физического вожделения.

Глава 7

Ведла Танша

Налив в ванну воды на две трети, а она у него была большая – два двадцать в длину, метр тридцать в ширину и целый метр глубиной, – Митяй решил искупать свою гостью по высшему разряду и достал из шкафчика импортный шампунь и туалетное мыло, которыми никогда не пользовался. Их он берёг именно для этой цели, моясь тем мылом, которое сварил сам и облагородил спиртовым экстрактом из сосны, отчего то пахло совсем как в древнем бородатом анекдоте, но мылилось и отмывало грязь с тела и вещей просто замечательно. Переодеть свою гостью он решил для начала в новенькую тельняшку, а уже потом думать, во что её одеть, хотя будь на то его воля, она бы у него разгуливала по дому в одном только голом виде. Он уже и так изрядно настрадался без женщин, так что ничего плохого ни с ней, ни с ним не случилось бы, тем более что в доме было уже очень тепло и поддерживать такую температуру ему не составит особого труда.

Насвистывая арию герцога из оперы «Риголетто» и разложив на столике под настенным шкафчиком банные принадлежности, Митяй наконец подступил к дремлющей девушке, решительно протянул руку к её плечу и ухватился за конец мехового обмотана. Та мгновенно проснулась, поняла, что он намеревается сделать, нахмурилась и громким, сердитым голосом воскликнула, постучав для вящей убедительности себя кулачком по груди:

– Ведла Танша! Ма ведла, олрод!

Митяй гадал недолго. Судя по всему, Танша – это имя девушки, ведла – её роль в племени, скорее всего, она была охотницей, раз шастала по заснеженной лесостепи с копьём, а олрод, стало быть, это какой-то никчёмный мужичок или юнец. Ну а поскольку он совсем недавно, трёх дней не прошло, как скосил под ноль электрической машинкой на голове всю растительность, то без бороды, вероятно, не вызывал к себе особого почтения, несмотря на то что имел большую, тёплую и ярко освещенную, трёхэтажную, многокомнатную пещеру, о которой эта девица даже и не мечтала в своём доисторическом каменном веке. Правда, в ней явственно попахивало керосином и солярой, отчего Танша постоянно крутила носиком и даже пару раз чихнула, но ничего не поделаешь, хочешь жить в тепле – терпи некоторые неудобства. Или топи печи дровами, но и от них вони тоже хватает.

Догадавшись о значении слова «ведла», Митяй немедленно ответил девушке не менее громко и даже с притворным возмущением, стуча в грудь:

– А я ведл Митяй, Танша! Понятно? Ма ведл, Танша, и я сейчас буду тебя отмывать от грязи и вонючего сала. Так что дай я тебя раздену, и не вздумай скандалить. По попе нашлёпаю.

Вряд ли Танша хоть что-либо поняла, кроме слов «ма ведл», но речь Митяя произвела на неё большое впечатление. Открыв рот, она посмотрела на него удивлённым взглядом, закивала, развязала кожаные ремешки на запястьях и принялась сама снимать с себя меховые обмотки. Их у неё оказалось всего пять: две меховые ленты – рукава, ещё две – штаны, они же онучи без подошв, а одна, самая длинная и широкая, служила в качестве куртки. Под этими меховыми обмотками на ней было надето что-то вроде длинного пончо из лысой шкуры, которую Митяй не рискнул бы назвать замшей или лайкой. Это пончо, перевязанное в поясе кожаным ремешком, выполняло роль боди и воняло особенно сильно.

Не прошло и получаса – Танша очень уж аккуратно скатывала свои драгоценные меха в рулоны, – как доисторическая охотница сидела на нартах совершенно голая. У Митяя даже в глазах потемнело. Разумеется, не от крепкого амбре, хотя как раз от него-то его просто выворачивало наизнанку и он чуть не исполнил арию Рыголетто на иной лад. Ни лёгкий сквозняк, ни освежитель воздуха уже не справлялись с этим мощным духом, которому позавидовал бы любой, даже самый вонючий бомж. Однако это была только одна сторона медали, да и то невечная, а временная, преходящая, от которой он вскоре надеялся избавиться раз и навсегда, чтобы она ему уже никогда не мешала. Дело ведь нехитрое при наличии горячей воды и мыла.

Зато девушка была молода и отлично сложена, имела поджарую, крепкую, спортивную фигуру, но при этом ещё и пышную грудь. Кожа у неё, в самых чистых местах, была красивого розовато-кремового цвета, излишней волосатостью она не отличалась и, хотя была жительницей Кавказа, неснимаемых колготок с начёсом не носила, что его обрадовало. Никаких шрамов на теле девушки Митяй не заметил, и это говорило либо о её исключительной ловкости и охотничьем мастерстве, либо о редкостной везучести, а может быть, и о том и другом вместе. Немного опухшая лодыжка не в счёт. Ещё Митяй понял, что Танша была уже не девушкой, а молоденькой, лет восемнадцати-девятнадцати, женщиной, которая, раздевшись, глядела на него пристальным, настороженным взглядом и не предпринимала ровным счётом никаких действий.

Он склонился над Таншей, стараясь не дышать, подхватил её на руки своими сильными руками с мозолистыми ладонями и погрузил в ванну. Кожа охотницы оказалась хоть гладкой и упругой, но до безобразия липкой. От неожиданности девушка громко завопила, но быстро умолкла, вода была не такая уж и горячая, чтобы ошпариться.

Митяй быстро побросал её вонючие меха на нарты, вынес их из дома, отбежал подальше и забросил в самый дальний угол двора. Крафт уже подружился с сукой, и они вовсю играли друг с другом. Вернувшись в ванную комнату, парень ещё раз хорошенько её проветрил, потом закрыл окно и дверь, зажёг три десятка парафиновых светильников и попшикал в воздух освежителем. Атмосфера в ванной комнате сразу же изменилась самым радикальным образом. Парафиновые светильники, как и любой другой живой огонь, мигом очистили воздух от тошнотворных ароматов, и Митяй повеселел. Он разделся по пояс, вооружился импортным французским мылом, шампунем с кондиционером от того же производителя, шампунем от блох, мочалкой и подошёл к ванне.

Танша лежала в горячей воде, опустившись в неё по самые брови, и блаженствовала. Девушка основательно продрогла и теперь быстро отогревалась. У неё даже выступила на лбу испарина. Митяй встал перед ванной на колени, поставил свои орудия банного труда на противоположный бортик и, поливая голову девушки горячей водой, быстро осмотрел её тело. Кроме пары синяков на правом бедре и того, что у неё опухла правая лодыжка, видимо, она вывихнула ногу, он ничего опасного не заметил и решил заняться ногой потом, когда отнесёт охотницу на кровать. Он развязал кожаный шнурок, распустил волосы, слегка вытащил Таншу из воды и, обильно намыливая голову шампунем от блох, моя ей голову, внимательно следил за тем, чтобы пена не попала той в глаза. Весёлым, жизнерадостным голосом он сказал:

– Вот что, Танша, стану-ка я тебя звать Таней. – Ткнув её пальцем в грудь, он добавил: – Ты – Таня, я – Митяй.