Грань риска - Кук Робин - Страница 9

Оставив тщетные попытки призвать к порядку волосы, Ким совершенно успокоилась и вновь предстала перед распорядительницей, сообщив ей, что она пришла на встречу с господином и госпожой Стентон Льюис.

— Почти все участники вашего вечера уже здесь, — ответила ей женщина.

Пока Ким шла вслед за распорядительницей через зал ресторана, она снова разволновалась. Ей не нравилось само слово «вечер». Она лихорадочно соображала, кто еще будет среди приглашенных.

Распорядительница провела Ким на обрамленную ажурной решеткой террасу, заполненную посетителями. В углу за столиком, накрытым на четверых, сидели Стентон и его жена Кэндис.

— Прошу прощения за опоздание, — сказала Ким, подойдя к столу.

— Ты нисколько не опоздала, — заверил Стентон.

Он поднялся и с картинным радушием обнял Ким. Объятие было таким крепким, что она едва не опрокинулась на спину. Она даже слегка покраснела, испытав сильное смущение, ей казалось, что все присутствующие внимательно смотрят исключительно на них. Как только ей удалось освободиться от медвежьей хватки Стентона, она быстро уселась на услужливо подставленный распорядительницей стул и постаралась поплотнее вжаться в него.

В присутствии Стентона Ким обычно испытывала неловкость. Хотя они приходились друг другу двоюродными братом и сестрой, Ким всегда рассматривала его как свою полную противоположность. В то время, как себя она считала немного застенчивой, временами даже неуклюжей, Стентон в ее глазах был эталоном уверенности в себе, прожженным, агрессивно-напористым урбанистом. Стентон был высок, прям и сложен, как первоклассный лыжник. Он представлял собой образчик современного предпринимателя. Даже его жена Кэндис, несмотря на ее скромную улыбку, заставляла Ким чувствовать себя социально неполноценной.

Ким опасливо оглянулась по сторонам, нечаянно толкнув при этом распорядительницу, которая как раз в этот момент пыталась положить салфетку ей на колени. Обе одновременно начали смущенно извиняться.

— Сестричка, расслабься, — проговорил Стентон, как только распорядительница отошла. Он потянулся через стол и налил Ким бокал белого вина. — Ты, как всегда, напряжена, словно гитарная струна.

— Когда ты говоришь «расслабься», я начинаю нервничать еще больше, — возразила Ким, отхлебнув немного вина.

— Странная ты девушка, — игриво заметил Стентон. — Я никогда не смогу понять, почему ты так застенчива, особенно сейчас, когда сидишь с близкими родственниками в зале, где полно людей, которых ты видишь первый и последний раз в жизни. Дай своим волосам спокойно улечься, они же у тебя дыбом стоят.

— Мои волосы меня никогда не слушаются. Они сами знают, что и когда им делать, — пошутила Ким. Она начала понемногу успокаиваться. — То, что ты не можешь понять, почему я так напряжена, вполне объяснимо. Ты так уверен в себе, тебе трудно представить, что существуют люди, которые в себе не уверены.

— Почему бы тебе не дать мне возможность это понять? — спросил Стентон. — Я требую, чтобы ты объяснила мне прямо сейчас, почему ты постоянно испытываешь неловкость. Мой Бог, женщина, да у тебя руки дрожат.

Ким поставила стакан на стол и положила руки на колени.

— Чаще всего я нервничаю оттого, что теряюсь и плохо представляю себе, как я должна поступить, — пояснила она. — Вот, например, когда ты позвонил мне сегодня вечером, я совершенно растерялась, у меня почти не осталось времени на то, чтобы принять душ, я с большим трудом сообразила, что мне надеть. И если тебе это интересно, могу сказать, что меня положительно сводят с ума мои патлы.

Ким попыталась поправить волосы.

— У тебя совершенно потрясающий наряд, — заверила Кэндис.

— В этом нет никакого сомнения, — подтвердил Стентон. — Кимберли, ты воплощенная женственность.

Ким рассмеялась.

— Я достаточно умна, чтобы понимать, что комплимент, на который напрашиваешься, всегда бывает фальшивым.

— Ты городишь чушь, — сказал Стентон. — Вся ирония этой дискуссии заключается в том, что ты — сексуально привлекательная женщина, к тому же замечательно красивая, несмотря на то, что ведешь себя так, словно уверена в обратном. Впрочем, это придает тебе особое очарование. Сколько тебе сейчас лет? Двадцать пять?

— Двадцать семь, — ответила Ким, отпив еще немного вина.

— Тебе двадцать семь, и ты хорошеешь с каждым годом, — продолжал Стентон. Он ехидно улыбнулся. — За такие скулы другие женщины отдадут полжизни, у тебя кожа гладкая, как у младенца, у тебя фигура, как у балерины. Взгляд твоих изумрудных глаз способен расшевелить греческую статую.

— Правда же состоит совсем в другом, — возразила Ким. — В строении моего лица нет ничего исключительного, кроме того, что у меня скулы выступают, как у лисы. Моя кожа отличается тем, что совершенно не воспринимает загара. А, сказав, что у меня фигура, как у балерины, ты назвал меня тощей и угловатой.

— Ты несправедлива к себе, — вмешалась Кэндис.

— Думаю, нам надо сменить тему, — проговорила Ким. — От таких разговоров я никогда не расслаблюсь. Наоборот, вы заставляете меня чувствовать себя еще более неловко.

— Я приношу извинения за свои искренние и правдивые комплименты, — парировал Стентон, на лице его вновь появилась ехидная улыбка. — Так какую тему разговора ты предпочитаешь?

— Как насчет того, чтобы объяснить, зачем вдруг потребовалось мое присутствие на этом великосветском обеде? — спросила Ким.

Стентон придвинулся поближе к Ким.

— Мне нужна твоя помощь.

— Моя? — переспросила Ким. Она принужденно рассмеялась. — Великому финансисту потребовалась моя помощь. Это что — шутка?

— Вовсе нет, — ответил Стентон. — Через несколько месяцев начнет работать моя биотехнологическая компания со скромным названием «Дженетрикс».

— Вряд ли я стану твоим инвестором, — пошутила Ким. — Тебе досталась неподходящая родственница.

Теперь рассмеялся Стентон.

— Я не собираюсь вымогать у тебя деньги, — заверил он. — Нет, дело совсем другого рода. Совершенно случайно я сегодня разговаривал по телефону с тетей Джойс и…

— Хватит! — нервно прервала его Ким. — Что на этот раз поведала тебе моя мать?

— В разговоре она обмолвилась, что недавно ты рассталась со своим другом, — ответил Стентон.

Ким побледнела. Ее вновь охватило чувство неловкости.

— Моей матери следовало бы научиться держать язык за зубами, — раздраженно заметила она.

— Джойс не распространялась насчет душераздирающих подробностей, — поспешил добавить Стентон.

— Это не имеет значения, — огрызнулась Ким. — Она рассказывает всем подряд о наших личных отношениях с Киннардом в течение последних десяти лет.

— Она сказала лишь то, что Киннард тебе не пара. Мне пришлось с этим согласиться — зачем он тебе нужен, если вечно где-то болтается, проводит время с друзьями, катается на лыжах и ловит в горах форель.

— Такие вещи я и считаю подробностями! — простонала Ким. — К тому же это сильное преувеличение. О рыбалке я впервые слышу от тебя, а на лыжах он катается один раз в год.

— Честно говоря, все эти подробности очень мало меня занимали, и я слушал их в пол уха, пока тетя Джойс не спросила, смогу ли я найти для тебя кого-нибудь более подходящего.

— Боже милостивый! — воскликнула Ким с нарастающим раздражением. — Это невероятно. Она что, действительно попросила тебя свести меня с кем-нибудь?

— Знаешь, сватовство — это не мое амплуа. — На его лице появилась самодовольная улыбка. — Но я предпринял мозговую атаку, и не успела тетя Джойс повесить трубку, как я уже знал, с кем тебя познакомлю.

— Не вздумай сказать, что именно для этого ты и пригласил меня сюда, — с тревогой в голосе произнесла Ким, она ощутила сердцебиение. — Я бы ни за что не пришла, если бы хоть на минуту…

— Успокойся, — прервал ее Стентон. — Перестань трястись, и все будет хорошо. Положись на меня.

— Все это слишком быстро, — возразила Ким.

— Быстро не бывает слишком. Мой девиз — нынешний день завтра станет днем вчерашним.