Таинственный цилиндр - Куин (Квин) Эллери - Страница 23

Следующий пункт моего рассуждения, который может подтвердить его правильность: даже если бы убийца по каким-то причинам не желал оставлять подменной шляпы, он непременно подготовился бы к тому, чтобы вырезать то, что содержалось в шляпе. В таком случае ему бы пришлось заранее запастись каким-либо острым предметом, скажем, перочинным ножом. Шляпа со вспоротой подкладкой – даже наспех, неаккуратно – не создала бы и десятой доли тех сложностей, которые создает шляпа отсутствующая. Убийца, вне всякого сомнения, предпочел бы такой вариант развития событий, знай он о содержимом шляпы заранее. Но именно так он и не поступил. Как представляется, этой доказывает в значительной мере, что убийца до того, как прийти в Римский театр, не знал, что ему придется взять с собой шляпу, либо ее содержимое. Что и требовалось доказать.

Прокурор, поджав губы, смотрел на Эллери. Инспектор Квин под действием этих логических рассуждений, казалось, впал в полную летаргию и совершенно оцепенел. Его рука так и застыла на полдороге от табакерки к носу.

– О чем, собственно, ты рассуждаешь, Эллери? – осведомился Сампсон. – Почему для тебя столь важно, что убийца не знал заранее о назначении цилиндра?

Эллери улыбнулся.

– Но ведь это так просто. Преступление произошло после начала второго акта. Я хотел прийти к убеждению, что убийца, поскольку он не догадывался о значении шляпы, не мог использовать первый перерыв, включив его каким-то образом в свой план… Разумеется, где-нибудь в здании театра шляпа Фильда тоже может обнаружиться, и тогда все мои логические рассуждения утратят свою ценность. Но… Я не верю, что это произойдет.

– Твой анализ, возможно, мог быть немного проще, мальчик мой, но мне он представляется, бесспорно, логичным, – кивнул Сампсон. – Тебе следовало пойти в юристы.

– Интеллект Квинов не знает поражений, – вдруг рассмеялся инспектор. – Но позволю себе обратить внимание еще на один след, который, возможно, как-то связан с загадкой цилиндра. Тебе не бросилась в глаза этикетка на пальто Фильда? Не вспомнишь, где оно было сшито?

– Нет ничего легче, – ответил Эллери. Он достал один из небольших томиков, которые были рассованы у него по карманам, открыл его и показал запись на внутренней стороне обложки. – «Братья Браун». Не более и не менее.

– Верно! И я рано утром пошлю Велье, чтобы проверить эту линию, – сказал инспектор. – Ты, вероятно, обратил внимание, что одежда Фильда – исключительно высокого качества. Его вечерний костюм стоит не менее трехсот долларов. А «Братья Браун» как раз та фирма, которая отлично шьет, но и заламывает соответствующие цены. В этой связи отмечу еще один пункт: вся одежда покойного была с этикетками той же фирмы. Для человека богатого в этом нет ничего удивительного: у «Браунов» клиента одевают с ног до головы. А если так, то напрашивается предположение, что…

– Что Фильд покупал там и свою шляпу! – воскликнул Сампсон так, будто был необыкновенно горд своим открытием.

– Верно, о великий Тацит, – сказал, ухмыляясь, Квин. – Велье займется проверкой этой версии с одеждой и, если возможно, закажет точную копию цилиндра Фильда. Мне уже просто не терпится взглянуть на него. Сампсон вдруг раскашлялся.

– Наверное, мне лучше будет лечь в постель, – сказал он. – Я, собственно, явился сюда лишь затем, чтобы помешать тебе посадить в кутузку мэра города. Ох, старина, до чего же разозлился мой друг! Мне это еще не раз аукнется.

Квин поглядел на него, как-то неуверенно улыбаясь.

– Прежде чем ты уйдешь, Генри, я бы очень хотел услыхать твое мнение о том, как я действовал сегодня вечером. Наверное, я превысил полномочия, но ведь ты должен признать, что это было необходимо. Может, ты хочешь, чтобы за расследование взялся кто-то из твоих людей?

Сампсон уставился на него.

– С чего это ты решил, что я недоволен тем, как ты ведешь расследование, старина? – проворчал он. – Я никогда не давал тебе строгих предписаний и не собираюсь давать после стольких-то лет. Если уж ты не сможешь успешно завершить это дело, то я не знаю, кто сможет. Мой дорогой Квин, валяй в том же духе. Можешь арестовать хоть половину Нью-Йорка, если сочтешь нужным. Я тебя поддержу.

– Спасибо, Генри, – сказал Квин. – Я просто хотел лишний раз убедиться. А теперь, раз уж тебе так нравится, как я веду дело, можешь полюбоваться на мой следующий шаг.

Он быстро прошел по кабинету и, приоткрыв дверь приемной, крикнул:

– Мистер Панцер! Зайдите на минутку! Когда директор театра появился в кабинете, Квин представил ему прокурора Сампсона. Мужчины пожали друг другу руки.

– Ну, мистер Панцер, – продолжал Квин, – у меня есть еще одно поручение для вас. Я хочу, чтобы театр пока был закрыт. Заприте его так, чтобы и мышь не проскочила.

Панцер побледнел. Сампсон пожал плечами, как бы говоря – я тут ни при чем.

– Но… Но, инспектор! Именно сейчас, когда у нас каждый день полный аншлаг! – простонал директор. – Это так уж необходимо?

– Это настолько необходимо, дорогой мой, – холодно ответил инспектор, – что я оставляю двух полицейских для непрерывного наблюдения за зданием.

Панцер в отчаянии заломил руки и умоляюще поглядел на Сампсона.

Но прокурор повернулся к ним спиной и погрузился в созерцание висевшей на стене картины.

– Это ужасно, инспектор! – жалобно вскричал Панцер. – Я представляю, что будет с Гордоном Дэвисом, нашим продюсером… Но, разумеется, если вы распорядились, так все и будет.

– Выше голову, не стоит впадать в уныние! – сказал Квин, смягчаясь. – У вас в результате всего этого будет такая реклама, что можете накинуть цены, когда откроетесь снова. Я думаю, что театр останется закрытым всего несколько дней. Я дам своим людям все указания. Как только вы закончите сегодня вечером свою обычную работу, дайте им знать и идите домой. Я извещу вас, когда можно будет открывать театр снова.

Панцер печально покачал головой, подал всем на прощание руку и вышел. Сампсон тотчас же бросился к Квину и воскликнул:

– Бог мой! Квин, а не перегнул ли ты палку? Почему ты распорядился закрыть театр? Ты и так уже все поставил вверх дном! А? Как считаешь?

– Верно, Генри, – задумчиво ответил Квин. – Но ведь цилиндр до сих пор не нашли. Людей обыскивали, когда выпускали из театра, и у каждого был только один головной убор. Разве это не означает, что шляпа, которую мы ищем, где-то здесь, поблизости? А если она здесь, то я никому не дам возможности прийти и забрать ее. И если кто-нибудь заполучит ее, то это буду я!

Они вышли из кабинета в зал. Несколько полицейских обыскивали передние ложи. Сержант Велье стоял у главного входа в зал и о чем-то тихо беседовал с Пиготтом и Хагстремом. Детектив Флинт наблюдал за работой группы полицейских в передней части зала. Уборщицы толкали перед собой раскалившиеся от их усердия пылесосы. Чуть дальше, в углу, в задней части зала полная женщина в полицейской форме разговаривала с другой, пожилой – той, которую Панцер назвал миссис Филипс.

Все трое двинулись к главному выходу. Эллери и Сампсон созерцали слегка гнетущую обстановку опустевшего зала молча, а Квин на ходу вполголоса давал Велье какие-то инструкции. Потом он обернулся к своим спутникам и сказал:

– Ну, а теперь, господа, можно сказать, что на сегодняшнюю ночь все закончено. Мы можем идти.

Перед театром несколько полицейских обнесли веревкой довольно большое пространство. За ограждением скопилась толпа любопытных.

– Даже в два часа ночи этих сов полон Бродвей, – проворчал Сампсон. Он помахал рукой на прощание и сел в свою машину, потому что Квины вежливо отказались от предложения подвезти их. Сквозь толпу прорвались несколько бойких репортеров и окружили инспектора с Эллери.

– Ну! Ну! Что за дела, господа? – неласково спросил старший Квин.

– Как насчет того, чтобы поделиться точными сведениями, инспектор? – спросил в ответ самый назойливый из репортеров.

– Всю информацию, которая вам нужна, парни, вы получите у сержанта-детектива Велье – там, внутри здания.