Человек для особых поручений (Серый экспресс) - Демченко Антон - Страница 3

Ну профессор, ну кот ученый, гэбня кровавая, пицот мильёнов честно замученных! Или это из другой оперы? А, один черт! А я-то еще удивился, с чего бы на меня такая говорливость напала? Чуть по именам заказчика с дочкой не назвал. Да сроду за мной такого не водилось. А он, оказывается, мне местную сыворотку правды подсунул, «для оживляжу разговора»! И ведь не обидишься. Действовал-то он не из корыстных побуждений, а исключительно «на благо Родины». То есть, обидеться-то, можно. А смысл? Что мне это даст, в нынешних, фиговых обстоятельствах?

— Виталий Родионович, — Грац, явно почувствовавший мое состояние, поднялся с кресла и всучил мне в руки открытый бумажник с укрепленной в нем бляхой в виде красного щита, на котором был изображен глаз под короной. Профессор вытянулся передо мной по стойке смирно, и лицо его при этом было абсолютно серьезно. — Я приношу вам извинения, за свои действия. Но если вы посчитаете это недостаточным, я готов выйти на хольмганг по прибытию в столицу, с любым угодным вам оружием или без оного.

Если я правильно понял, господин профессор готов биться со мной на дуэли. Правда, насчет оружия, точнее его отсутствия, как-то недотямкал. Вроде бы дуэли всегда проводились на чем-нибудь остром или громко стреляющем. А вот без него… Смерив сухощавую фигуру профессора оценивающим взглядом, я вздохнул. Соплей такого, конечно, не перешибешь, но и на тренированного бойца, господин Грац явно не тянет, как и меня не тянет начинать новую жизнь с избиения местного научного светила… А в том, что начинать новую жизнь придется обязательно, я уже не сомневался. Да и вообще, лучше бы сохранить дружеские отношения с профессором. Все же я в здешних реалиях ни бум-бум, а устраиваться как-то нужно будет. В этом мой визави абсолютно прав, и помощь его может оказаться очень кстати, значит…

— Господин адьюнкт-профессор, — я кое-как поднялся на ноги, оказавшись выше своего собеседника на целую голову, и даже попытался принять такой же строгий вид, как и у него. Впрочем, мне это не слишком-то удалось. Может, сказался тот факт, что я в отличие от господина Граца был не в сюртуке, а в шелковой пижаме? Ну и ладно. — Меклен Францевич, я принимаю ваши извинения, поскольку вы действовали, не по собственной прихоти, но лишь по долгу службы. А посему, я не считаю себя в праве, требовать от вас сатисфакции.

Эк завернул! Могем, когда хотим. Не зря же я, в свободное время, зачитывался историческими и не очень, романами! Пригодилось. Вон и профессор расслабился. Даже улыбнулся чуть-чуть.

— Я рад, что вы не держите на меня зла, Виталий Родионович. Знаете, сейчас редко можно встретить такое понимание. Благодарю вас. — Проговорил Грац.

— Да полно вам. — Пожал я плечами, протягивая руку своему собеседнику. — Забудем об этом.

Профессор с готовностью пожал мою руку, и тут же собрался уходить. Я пытался его остановить, уж очень хотелось узнать что-нибудь об этом мире, но Грац отвертелся. Пользуясь своим авторитетом врача, профессор настоял на том, что бы я немедленно лег спать, но клятвенно пообещал удовлетворить мое любопытство за завтраком.

— В пределах моих скромных познаний, разумеется. Покойной ночи, Виталий Родионович. — Уже будучи за порогом купе, произнес профессор и ушел. А мне не осталось ничего иного, как погасить свет и отправиться на боковую. Но перед этим, я все-таки обследовал заинтересовавшие меня двери, обнаружив за левой, отделанную деревом и латунью, уборную с душем, а за правой, гардероб, в котором висел одинокий темно-серый костюм, да удивительно легкое, шерстяное пальто, того же оттенка. Тут же, на полке лежала сорочка, а внизу стояли лаковые штиблеты… Обалдеть. Только котелка и трости не хватает. Впрочем, заглянув на верхнюю полку, я нашел и «котелок». А вот с тростью, облом. Ну да ничего. Обзаведусь при первой же возможности. «Дабы являть вид», как было написано в наставлениях по ассамблеям Петра Первого.

Представив себя упакованным в такой наряд, я хрюкнул от смеха, захлопнул дверь гардероба, и завалился спать, без каких-либо терзаний, кусаний подушки от невозможности вернуться домой и прочих душевных метаний. Некуда мне возвращаться. И незачем. Там я мертв, и оплакивать меня некому, а здесь я жив, и это здорово!

Глава 2

Мыслительный процесс и Столичные штучки

Нас утро встречает прохладой… М-да. Насчет прохлады, это в самую точку. Утром, не успел я выбраться из-под одеяла, как хорошо отдохнувшее тело, послушно доложило, что температура «за бортом», едва ли выше пятнадцати градусов, по земному Цельсию. Впрочем, наверняка здесь был свой «дядюшка Андэрс», кстати, надо не забыть узнать у профессора, о местной системе мер, да и не только. А то вляпаюсь ненароком в какие-нибудь непонятки с ярдометрами, а это не есть гуд… Так, скрипя интеллектом, я добрался до душа, по пути глянув в окно, за которым проплывал достаточно унылый равнинный пейзаж. Судя по желтеющей листве проносящихся мимо редких деревьев, здесь царила осень. Причем, скорее всего ранняя, потому как трава в отличие от деревьев, продолжала нагло зеленеть, на зависть сородичам-великанам. Вздохнув, я закрыл за собой дверь уборной, где, за каких-то минут сорок, привел себя в порядок. Долго? А вы попробуйте побриться опасной бритвой… лично я, таким агрегатом, пользовался всего несколько раз, на даче у давнего приятеля. Так что, полчаса и всего один порез, это, можно сказать, рекорд.

В тот момент, когда я закончил одеваться и старательно наводил последние штрихи, поправляя перед зеркалом пластрон (спасибо все тому же приятелю; на его свадьбу мне пришлось нарядиться во фрак, посему разобраться с предоставленным мне нынче костюмом, труда не составило), в дверь купе кто-то настойчиво постучал. Оказалось, профессор Грац пришел пожелать доброго утра и пригласить на завтрак. При упоминании последнего слова, мой желудок предвкушающее заурчал, заставив Меклена Францевича понимающе улыбнуться, и мне не осталось ничего иного, кроме как с радостью согласиться.

Ресторан расположился в трех вагонах от нас, и пока мы до него добирались, я пришел к выводу, что: а) этот поезд поражает меня своей чистотой, б) радует плавностью хода (впрочем, этот факт я отметил еще вчера), и в) здешние вагоны, значительно длиннее и шире, чем на моей далекой родине.

По раннему времени, в ресторане было пусто. Только мялся за стойкой некий господин в накрахмаленной куртке. Впрочем, увидев нас, он тут же перестал безучастно пялиться в противоположную стену и двинулся навстречу. Остановившись в двух шагах, сей господин констатировал доброту утра, и предложил нам устраиваться за любым приглянувшимся столом.

Завтрак… Судя по всему, англичан в этом мире нет (раз английского языка никто не знает), но их принцип: «завтрак — самая главная пища дня», здесь явно в фаворе. Увидев, количество блюд, мисочек, салатниц и прочей посуды наполненной соответствующим содержимым, принесенных нам стюардом в безупречно белоснежной форме (язык не повернется назвать эту чопорную морду, гарсоном или официантом), я немного офигел. КАК все это можно сожрать?

Ну, все не все, но половину тарелок я опустошил, вполне прилично орудуя многочисленными столовыми приборами. Это только поначалу, количество сияющего серебра на столе, привело меня в легкий шок. Но, присмотрелся к действиям сидящего напротив меня профессора, и оказалось, что это не такая уж хитрая наука. Так что, к середине завтрака я уже не особо напрягаясь, управлялся с этим «хирургическим набором» и, вовсю разглядывал окружающую нас обстановку. Это, доложу вам, да-а. Благородное темное дерево, хрусталь плафонов и бокалов, белоснежные скатерти — салфетки, и никакого пластика. Шик! Про качество еды и предупредительность стюардов, я вообще молчу. Эх. А ведь это обычный поезд, как я понимаю, а вовсе не выпендреж перед иностранцами, как пресловутый «Золотой Орел».

— А что, Виталий Родионович, — заговорил Грац, когда многочисленные блюда были унесены прочь, — вы с таким интересом разглядываете вагон… неужели у вас ТАМ нет чугунки?