Сэру Филиппу, с любовью - Куин Джулия - Страница 31

— Осторожно! — призывала Элоиза не потому, что всерьез беспокоилась за детей, а потому, что должна была играть роль строгого взрослого. Эта роль была непривычной для нее — племянники и племянницы, во всяком случае, воспринимали Элоизу как тетю, которая разрешает им многое из того, чего не велят родители, — можно даже сказать, что они считали ее почти равной. — Оливер! Не дергай Аманду за волосы!

Оливер послушался, но тут же потянул сестру за ворот купального костюма. Для Аманды это было еще хуже — она начала задыхаться и кашлять.

— Оливер! Прекрати немедленно!

Оливер, как ни странно, снова подчинился, Аманда же, мгновенно воспользовавшись этим, опять влезла брату на спину, увлекая его под воду.

— Аманда! — забеспокоилась Элоиза. Аманда словно и не слышала ее.

Элоиза поняла, что единственный способ прекратить драку — это не кричать на детей, а подплыть к ним и разобраться на месте. Но тогда, разумеется, платье ее промокнет до нитки.

— Аманда! Прекрати немедленно! — предприняла Элоиза последнюю попытку уладить все словами.

Аманда на этот раз подчинилась, и на этом все бы и закончилось, если бы Оливер не завопил:

— Аманда Крейн, сейчас я тебя…

— Нет, ты этого не сделаешь! — строго перебила его Элоиза. Она не знала, что именно собирается сделать Оливер с сестрой, но интуиция подсказывала ей, что наверняка ничего хорошего. — Прекратите немедленно драку!

Суровый тон приказа подействовал на детей. Они присмирели.

— Ну вот и отлично! — подытожила Элоиза.

— Во что же нам тогда играть? — шмыгнул носом Оливер. Элоиза задумалась. Как ни пыталась она вспомнить, во что же она сама в детстве играла с братьями и сестрами в воде, в памяти всплывало только одно — подобного рода драки.

— Может быть, отдохнем на берегу? — предложила она. — Я обещала мисс Эдвардс, что время пройдет с пользой для вас. Так что можем заняться арифметикой.

Дети дружно запротестовали.

— Хорошо, — сказала Элоиза. — Что предлагаете вы?

— Не знаю, — проговорил Оливер. Аманда же и вовсе промолчала, лишь пожав плечами.

— Придумайте что-нибудь! Не стойте в воде без движения — вы можете замерз…

— Немедленно выйдите из пруда!!!

Элоиза была так напугана грозным ревом, что, оступившись, свалилась в пруд. Все ее надежды не замочить платье тут же улетучились. Слава Богу, падая, Элоиза успела опереться о дно руками, иначе не избежать бы ей новых травм.

— Сэр Филипп? — удивленно проговорила она, выплевывая воду.

— Немедленно выходите из пруда! — Филипп с разбегу влетел в воду.

— Сэр Филипп, — проговорила Элоиза, поднимаясь на ноги, — зачем… — Голос ее сорвался.

Но Филипп, схватив обоих детей под мышки, уже тащил их к берегу. Элоиза с ужасом наблюдала, как грубо он бросил их на траву.

— Я, кажется, говорил вам, — свирепо прорычал он, — никогда, ни при каких обстоятельствах не подходить к пруду?! Говорил или нет?!

Филипп вдруг замолк, захлебнувшись собственным гневом. Таким Элоиза его еще не видела.

— Но это было в прошлом году, — робко попытался возразить Оливер.

— Разве я брал свои слова назад?

— Нет, но я думал…

— Что ж, ты думал неправильно. Возвращайтесь в дом — вы, оба. Немедленно!

Весь вид Филиппа красноречиво говорил о том, что спорить с ним сейчас бесполезно. Перепуганные насмерть, дети побежали к дому. Филипп неподвижно смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду. Лишь тогда он повернулся к Элоизе. Под его взглядом она невольно попятилась.

— Что вы себе позволяете, черт побери? — прорычал он. На какое-то время Элоиза утратила дар речи.

— Мы позволили себе небольшой отдых, — проговорила она, наконец, может быть, с большим вызовом, чем следовало бы. — Что в этом плохого, сэр?

— Я, кажется, ясно сказал, что не хочу, чтобы дети подходили к пруду!

— Мне вы этого не говорили, сэр Филипп.

— Вы сами должны были знать!

— Каким же, по-вашему, образом я должна была об этом узнать, сэр? Я не скрывала от няни, куда мы с детьми собираемся идти и зачем, но она ни словом не обмолвилась о том, что это запрещено вами.

По выражению лица Филиппа Элоиза поняла, что он не может привести ни одного убедительного аргумента в свою пользу, и это особенно злит его. Элоиза еще более укрепилась в своем давнем убеждении, что скорее солнце взойдет с запада или дважды два перестанет равняться четырем, чем кто-нибудь из мужчин хоть раз признает, что был в чем-то не прав.

— Сегодня очень жарко… — начала Элоиза и вдруг осеклась. Хотя она и была абсолютно уверена в своей правоте, спорить с сэром Филиппом было бесполезно.

— Мне хотелось попытаться помириться с детьми, — тем не менее, сказала она. — У меня нет желания все время бояться, что они подобьют мне и второй глаз!

Элоиза сказала это, чтобы заставить Филиппа почувствовать себя виноватым, и, по-видимому, добилась своего — от взгляда ее не укрылось, что щеки Филиппа покрылись краской стыда. Он проворчал себе под нос что-то неразборчивое.

Элоиза ждала, не скажет ли он еще что-нибудь — теперь уже членораздельное. Но Филипп молчал, уставившись на нее, и Элоиза, вздохнув, заговорила сама:

— Сэр Филипп, ради всего святого, объясните мне, что плохого в том, что дети немного отдохнули от уроков?

— А? Что? — вздрогнув, пробормотал он, словно только что очнулся от забытья.

— Я говорю, что плохого в том, что дети искупались?

— А вам не приходило в голову, что вы подвергаете их опасности?

— Опасности? Каким же образом?

Филипп не ответил, он лишь молча смотрел на нее.

— К вашему сведению, — заявила она, — я отлично умею плавать, сэр Филипп!

— Что мне за дело до того, — фыркнул он, — что вы умеете плавать, если мои дети не умеют!

Элоиза заморгала, не веря собственным ушам.

— Смею вас заверить, — проговорила она, — ваши дети — отличные пловцы! Честно говоря, я думала, что вы сами их учили…

— Что? — недоверчиво переспросил он. Элоиза вскинула голову:

— Разве вы не знаете, что ваши дети умеют плавать, сэр?

Филипп похолодел. Ему казалось, что кровь застывает у него в жилах, дыхание замирает в груди, что он превращается в безжизненную статую.

Что могло быть хуже этого? Его дети, оказывается, отлично умеют плавать, а он даже не знает об этом! Какие еще доказательства нужны для подтверждения того, что он никудышный отец! Он не знает о своих детях элементарных вещей!

Настоящий отец должен знать, умеют ли его дети читать и писать, или, скажем, ездить на лошади. И умеют ли они плавать.

— Я… я… — только и смог выдавить из себя Филипп, не зная, что сказать.

— С вами всё в порядке, сэр? — насторожилась Элоиза. Филипп кивнул — или ему только показалось, что он кивнул? Фраза Элоизы словно молотом стучала в его ушах, повторяясь на тысячу ладов: “Разве вы не знаете, что ваши дети умеют плавать?”

Дело было не только в смысле фразы. Дело было в тоне, которым она была произнесена. Помимо искреннего удивления, Филипп уловил в этом тоне еще и некоторое пренебрежение.

Филипп словно только теперь прочувствовал всю глубину своего незнания — незнания собственных детей. Его дети растут, взрослеют, меняются — и все это проходит мимо него! Он видит своих детей каждый день, но при этом совершенно их не знает, словно они чужие. Не знает, например, какой у них любимый цвет. Розовый, голубой, зеленый? Само по себе это, может быть, и не столь важно — подумаешь, любимый цвет! — но важно то, что он этого не знает.

Нет, он все-таки ужасный отец — пожалуй, даже ничуть не лучше, чем был его собственный. Конечно, Филипп никогда не избивал своих детей до полусмерти, как, бывало, покойный Томас Крейн. Но Томас, по крайней мере, всегда знал, чем занимаются его дети, что они любят, к чему стремятся… Филипп же избегал своих детей — он старался найти какой-нибудь предлог, чтобы поменьше общаться с ними. А когда все-таки общался, то выходил из себя, кричал на них и добивался результата, противоположного тому, какого хотел. И это еще больше убедило его, что общаться с детьми ему надо поменьше.