Мир крыльев - Кудрявцев Леонид Викторович - Страница 7

Часа через два дорога привела их к замку. Вокруг него был выкопан ров, заполненный покрытой ряской водой, из которой кое-где торчали головки лилий. Очевидно, вечерами на берегах этого рва пели лягушки, широко разевая рты и сладостно щуря круглые глаза, мечтая о чем-то радостном и прекрасном, стремительном и веселом, как, например, вкусная-вкусная муха. Подъемный мост был опущен, так что путники могли свободно пройти к окованным железом воротам. Прежде чем это сделать, Птиц и медвежонок остановились полюбоваться сложенными из огромных блоков стенами, из-за которых торчали украшенные вымпелами шпили башен.

– Пойдем? – спросил медвежонок.

Птиц кивнул.

Они протопали по подъемному мосту и остановились перед воротами. Над ними из-за стены выглядывал часовой. При виде Птица и медвежонка он не издал ни звука, а стал с любопытством их рассматривать.

Некоторое время была тишина.

Наконец стражник взмахнул алебардой, которую держал в руках, и спросил:

– Вам чего?

Медвежонок толкнул Птица локтем в бок, и тот, прокашлявшись, начал:

– Благородные путешественники просят принять их согласно закону о гостеприимстве.

– Ну что же. – Стражник покрутил длинный ус и еще раз внимательно оглядел их с головы до ног. – А вы точно благородные?

– Благороднее не бывает, – хором уверили его друзья.

– Хм, – с сомнением сказал стражник. – Неужели?

– Вот тебе истинный крест! – воскликнул Птиц. Медвежонок в доказательство этого плюнул в сторону и три раза подпрыгнул.

– Ну ладно! – Стражник повернулся к друзьям спиной и громко объявил: – Благороднейшие путешественники просят крова!

И сейчас же два звонких голоса закричали:

– Пропустить, пропустить!

– Велено пропускать, – сообщил друзьям стражник и, нагнувшись, нажал расположенный под правой рукой рычаг. Створки ворот со скрипом распахнулись. Птиц и медвежонок увидели обширный мощеный двор, в центре которого находился колодец. Возле него стояли две девушки в розовых одинаковых платьях. Они были очень похожи, только одна была брюнетка, а другая блондинка.

Удивленные Птиц и медвежонок не могли оторвать от них глаз, а девушки тем временем подошли ближе и дружно улыбнулись. Так же синхронно они провели руками по пышным прическам, проверяя, все ли в порядке.

Птиц и медвежонок радостно переглянулись. А девушки уже кокетливо манили их за собой. Друзья пошли. Что им оставалось делать? Они пересекли двор и, поднявшись по высоким полустертым ступеням, вошли во дворец. Дальше была узкая сводчатая комната с увешанными саблями и мечами, тяжелыми, лоснящимися от масла кольчугами, блестящими шлемами, наколенниками, кривыми и прямыми кинжалами, длинными боевыми копьями стенами. А еще на них висели луки и колчаны, прекрасные, украшенные резьбой рога и еще много чего. Даже не дав осмотреть толком все это богатство, друзей провели через комнаты с высокими и низкими потолками, с узкими окнами и вообще без окон, освещаемые даже днем дрожащим светом факелов, со стенами, украшенными портретами давно умерших предков.

Уф, наконец-то они пришли.

Их привели в зал, где были удобные сиденья и низенький, уставленный кувшинами с вином и закусками стол. Девушки предложили им присесть и выпить. Птиц и медвежонок снова переглянулись.

Вино было отменное, закуска что надо, девушки красивые.

Эх, гуляй!

Через полчаса друзья осушили уже по третьему кубку, узнали, что прекрасные властительницы замка – сестры-близняшки, что их зовут Бланка и Бьянка, что они не замужем и вообще не прочь… но только с благородными путниками. Под действием вина Птиц и медвежонок расхрабрились. Медвежонок подсел поближе к блондинке Бьянке и стал ей нашептывать на ушко что-то интересное. А она весело смеялась и даже не стала протестовать, когда лапа медвежонка, как бы случайно, перекочевала с края стола на ее талию. В это время Бланка подсела поближе к Птицу и стала ему рассказывать историю своего рода. О том, как их великий предок граф дю Заоликан, тот самый, которого за победы над винными погребами и дамскими подвязками прозвали Неистовым, который в присутствии венценосного повелителя осмелился высказать некое суждение об одной части туалета данной особы, надо сказать, действительно небрежно застегнутой, за что и был лишен всех орденов, медалей и владений, остановил однажды своего разгоряченного быстрой ездой коня на крутом берегу реки, называемой местным населением, живущим в основном ничегонеделанием и сбиванием разными предметами груш, в честь какого-то из местных духов – Лаурой.

Спешившись, граф подошел к самому обрыву и долго глядел на бурные речные воды, на угрюмый лес на противоположном берегу, на изрезанное верхушками сосен и в агонии проваливавшееся за горизонт солнце. Неожиданно повернувшись к своим спутникам, разглядывая их недобрыми прищуренными глазами, подкручивая начинающие седеть усы, дю Заоликан вдруг сказал:

– Здесь! Именно здесь будут возвышаться гордые стены, за которыми взрастут мои потомки.

В подтверждение своих слов он топнул ногой. В ту же секунду кусок берега, на котором стоял дю Заоликан, обвалился. Даже неожиданное купание не изменило намерений графа, да и то сказать, не зря же его герб украшали слова “Стою на своем до самой смерти”. Через пару лет на этом месте действительно вырос замок. Воды Лауры наполнили выкопанный вокруг него ров, и жизнь пошла своим ходом…

Птиц вынырнул из этого нежного, обволакивающего, вкрадчивого голоса. Какие-то мысли кружились у него в голове. Ему обязательно надо было понять, за что же мы так любим женщин? И не важно, как они выглядят. В роскошном открывающем точеные плечи платье или же они покрыты перьями и имеют прекрасную голову, с удивительно пропорциональным клювом и чудеснейшим на свете хохолком. Главное – они женщины…

А Бланка продолжала рассказывать про то, как местные жители, узнав, что с некоторых пор являются вассалами дю Заоликана, отнеслись к этому известию более или менее спокойно; правда, хотели было для порядка побунтовать и даже повесить парочку графских эмиссаров, но тут подошло время сшибать груши, а потом появились другие заботы, а потом предпринимать что-то было уже совершенно неприлично. Да и граф был непрост. С целью завоевания авторитета у местных жителей он научил их гнать грушевый самогон, пришедшийся, кстати, им по вкусу.

Так что в скором времени все устроилось, и наступила так называемая мирная жизнь, состоящая из множества привычных занятий, как-то: попойки, охота, турниры, рождение детей, ссоры с хамами соседями, утренние чаепития и так далее…

В жены граф взял дочку предводителя местных жителей, чем основательно укрепил свою власть. Свежеиспеченная графиня была молоденькая, красивая, а на супруга глядела с обожанием. Что еще надо для образцовой графской жены? Не прошло и десятка лет, как двор замка и все окрестные леса звенели и стонали от криков и неисчислимых проказ сыновей неукротимого дю Заоликана…

Чувство опасности.

Птиц с усилием вырвался из плена медового голоса Бланки и посмотрел на медвежонка, со странной улыбкой пытавшегося расстегнуть корсаж задорно хихикавшей и делавшей вид, что сопротивляется, Бьянки.

– Господи, а я-то!..

Птиц неожиданно обнаружил, что его собственные руки уже некоторое время довольно забавным образом блуждают в вырезе платья Бланки. Он испугался. Это было очень, очень странно. Птиц хотел вскочить, что-то сделать, но тут Бланка погладила его руку и, расстегнув верхнюю пуговицу своего корсажа, чтобы ему было удобнее, стала рассказывать дальше историю своих предков, пировавших и воевавших в полной уверенности, что все это будет вечно, по крайней мере пока мышь, в которую могущественный Ма-Хо-Ка превратил злого бога Рдуна, не перегрызет яшмовый столб, на котором покоится небо.

Чувствуя, что снова проваливается в розовый сироп ее голоса, Птиц хотел было вспомнить что-то важное, но не успел… А Бланка повысила голос и стала рассказывать о том, как девятый граф дю Заоликан по кличке Хромоногий, налакавшись грушевого самогона, проиграл своему соседу в нормандский пикет ползамка. Казалось, тут и пришел конец славному роду дю Заоликанов, так как гнусный сосед являлся за своей половиной замка чуть ли не каждую неделю и уже стал грозить судебным разбирательством. Но, к счастью, Хромоногий, вернувшись с ночной ловли раков, слег и в одночасье умер. К власти пришел его сын, десятый граф дю Заоликан по прозвищу Куриный Огузок. Это был суровый властитель. Он немедленно заявил, что за долги папаши он не в ответе, а если настырный сосед не прекратит своих смехотворных поползновений, то пустить ему “красного петуха” – плевое дело. Сосед подумал-подумал, прикинул, что Куриный Огузок выполнить свою угрозу вполне способен, да и отступился. И правильно сделал…