Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Кузнецова Юлия - Страница 9

В общем, вот так, как сейчас, по-нормальному – ни разу. Поэтому мне было тяжело, но я ответила:

– Нет, прости!

Наверное, в своей Испании он не привык к отказам, потому что у него просто глаза на лоб вылезли.

– Но, – начал он, – но…

– Твой автобус! – сказала я и практически втолкнула его внутрь через дверь, гармошкой отъехавшую в сторону.

Напоследок я успела выдернуть у Анхеля из рук свое жасминовое масло. В окне отъезжающего автобуса еще долго виднелось ошарашенное лицо моего испанца, и непонятно, чем он был больше ошарашен – тем, что я отказала ему, или тем, что вообще-то это был и мой автобус…

Я занесла Тусе пузырек с маслом, а она в ответ рассказала, что у нее в подъезде кто-то написал несмываемым маркером «Вонючая ведьма».

– Это, может, не про тебя, – растерялась я.

– Там внизу приписано двадцать семь, – мрачно отозвалась Туся.

Мы обе подавленно молчали. Двадцать семь – номер ее квартиры.

– Так что забирай свое масло, – вздохнула Туся.

Но мне тоже оно просто жгло руки! При одном взгляде на пузырек сразу вспоминался Анхель, его закрытые глаза, его тонкий нос с горбинкой, его еле заметный акцент… «Мне кажется, я уже…»

В сердце начинало пощипывать, и я еле сдерживала слезы.

Поэтому, уходя, я оставила пузырек с жасминовым маслом на коврике перед входом в квартиру номер двадцать семь.

Однако на следующий день Туська притащила мне его домой и потихоньку затолкала в ящик стола. Она думала, что я не вижу, а я позволила ей так думать. Во-первых, мне было ее жаль. Во-вторых, она наконец-то приготовила мой любимый индийский чай с молоком, кардамоном и корицей, который вместе с вязанием очень успокаивал меня. А в-третьих, я не рассказывала, что потеряла голову от сногсшибательного испанца и безуспешно пытаюсь найти ее и поставить на место. Туся не знает, что аромат жасмина мешает мне это сделать, отвлекает и… причиняет боль.

– Ты не против телика? – спросила Туся, в очередной раз с подозрением покосившись на странный предмет, выходивший из-под моего вязального крючка. – Там сейчас передача будет про ароматерапию…

Я покачала головой и сказала:

– Зря ты обращаешь внимание на всякую ерунду. Ну, написал кто-то на стене про «ведьму». Ну ты же знаешь, что ты не виновата в приступе Олиной аллергии.

– Врач сказал, что даже если у Оли не было аллергии на мои масла, они могли у нее спровоцировать этот приступ, потому что она вылила на себя почти полпузырька!

– Ну вот она сама и виновата! – воскликнула я, чуть не уколовшись крючком. – Если ты знаешь, что у тебя аллергия, зачем такие вещи трогать?

– А Аля говорит, что я виновата, – вздохнула Туся, щелкая с канала на канал в поисках передачи, – что я должна была спросить, нет ли у кого аллергии.

– Кстати, – вспомнила я, – Аля-то и вылила на Ольгу полпузырька! Так что еще неизвестно, кто виноват!

– Все равно, – покачала головой Туся, – я пока не могу ничего делать… Эх… Хоть посмотрю на настоящих ароматерапевтов… Вот этот канал.

Было странно видеть Тусю, всегда такую энергичную и занятую делом, в кресле и с пультом в руках, но я понимала – ее здорово подкосила история с Олей, которая, кстати, ни капли не винила Тусю, а, наоборот, позвонила и извинилась, что причинила моей подруге столько неудобств.

До Туськиной передачи оставалось еще несколько минут, и мы стали ждать, пока закончится предыдущая – про сталкеров. В ней говорилось, что в последнее время у подростков появилось модное увлечение – они забираются в заброшенные дома, больницы, школы и исследуют там все, фотографируют и выкладывают в разные интернет-сообщества.

– А я знаю, где эта школа! – сказала Туся, указывая на экран. – У меня там бабушка живет, на Войковской. Я ее часто проезжала, просто не знала, что она заброшенная.

Я оторвалась от вязания и уставилась на экран, где показывали старое, местами обуглившееся здание, заброшенные классы, в которых остались тетради на столах и книги на полках.

– Погоди-ка, – пробормотала я, – а ведь можно и продлить полет…

– Какой полет? – не поняла Туся. – А, вот моя передача начинается!

Но я забрала у нее пульт и выключила телевизор, невзирая на вопли подруги.

– Влюбляться нельзя, да? – прищурилась я.

– Ты о ком? А, об этом своем испанце…

– Да! Влюбляться, значит, нельзя. Но загадку-то загадать можно? В игру поиграть? Можно?

– Смотря в какую игру, – осторожно сказала Туся.

– В отличную, – потерла я ладони и изложила Туське свой план.

– Ну, у меня только два вопроса, – сказала она, когда я закончила, – во-первых, мы собирались лениться. А во-вторых, что будет нашим кладом?

– Знаешь, я уже не могу лениться, как раньше, – призналась я грустно, – мне что-то мешает.

Туся посмотрела на меня с понимаем.

– А что касается клада…

Я огляделась. Мой взгляд упал на вязание, которое я отбросила в сторону, когда меня осенило. Я сощурилась. Мне показалось, что как я ни старалась не вязать что-то осмысленное и толковое, все равно в бесформенном вязании угадывались знакомые очертания…

Через час мы уже медленно ползли в переполненном трамвайчике в сторону заброшенной школы. Людей было полно, большинство тащило разноцветные коробки, перевязанные лентами, обычные коробки с техникой, пакеты с танками, кубиками и куклами – то есть подарки. Кто-то умудрился забраться в толпу с елкой, и каждую минуту раздавалось:

– Уберете вы ваши колючки подальше от моего лица?

– Куда же я их уберу, меня они тоже колют! – простодушно отвечал хозяин елки.

Пахло мандаринами – почти у всех старушек, чинно восседавших в креслах трамвая, на коленях стоял черный шуршащий пакет с фруктами, местами прорванный острыми «носиками» бананов.

Наконец, мы вылезли на остановке и подошли к старому зданию. Меня охватило волнение – одно дело планировать такое мероприятие дома, разыскивая в интернет-сообществах информацию по этой школе, а другое – стоять рядом с ней, собираясь вломиться. Мимо нас проехала патрульная машина.

Мы тут же уткнулись в свои телефоны, притворяясь, что читаем сообщения. Окно патруля опустилось, и по окнам школы скользнул луч фонаря. Потом стекло поднялось, и машина тронулась. На нас никто не обратил внимания.

– Надо сейчас! – шепнула я Туське. – До следующего патруля.

Чуть задыхаясь от волнения, мы быстрым шагом направились к входу в школу. Дверь была заколочена. Окна тоже. Я кивнула Туське, и мы обошли школу справа.

У меня стучало в груди и в ушах, и мне казалось совершенно нереальным, что я решилась на такой поступок – забраться зимним вечером в заброшенную школу! И ради кого? Впрочем, я знала, ради кого, и боялась признаться в этом даже себе самой. «Это просто игра, – шептала я, – просто чтобы развлечься перед Новым годом. Просто игра. Он уезжает через четыре дня. Какие к нему могут быть чувства?! Никаких!»

Возле черного входа Туся остановилась.

– А вдруг там бомжи? – прошептала она, хватая меня за рукав.

– Ну, – замялась я, – мы далеко-то не пойдем. Прямо у входа спрячем. И потом – сама видела – тут патруль!

– Так он с той стороны, – покачала головой Туся, – а тут и нет никого.

Она огляделась. Пустынный двор с разбросанными досками, из которых торчат гвозди, и разбитыми ящиками казался зловещим.

– Пошли! – я дернула ее за рукав. – А то так никогда не решимся!

Мы осторожно отворили дверь черного хода и вошли, прислушиваясь к каждому шороху.

Туся вздрогнула:

– Кто это там?

Я тоже дернулась, но потом разглядела и, переводя дух, проворчала:

– Чего пугаешь?! Это просто шкаф!

– Тише ты, – ответила Туся, – вдруг они набегут…

– Кто?

– Не знаю… Привидения…

– Да ну тебя! – отмахнулась я. – Давай мы лучше придумаем, куда это спрятать.

Я показала на пакет, который сжимала в руках.

Туся кивнула на класс, в который была распахнута дверь. Повсюду там валялись книги, брошенные журналы, газеты, в углу лежал разбитый глобус, тут же – пустые бутылки из-под кока-колы, вероятно, оставленные нашими предшественниками. Туся вошла в класс, что-то хрустнуло у нее под ногами, и тут вздрогнули мы обе. Я зажала себе рот шарфом.